Руины стреляют в упор - Иван Новиков

«Смерть немецким оккупантам!

Крестьяне!

Началась уборка урожая. Вы должны позаботиться о том, чтобы этот урожай достался вам, вашим детям, вашему народу, вашей Родине. Вы должны принять все меры к тому, чтобы плодами вашего труда не пользовался чужеземный враг, который уже более года грабит Беларусь...

Подлые грабители и убийцы — фашисты не считают вас за людей. По-ихнему, только немцы имеют право жить и пановать над другими народами. Вот почему они так торопятся забрать ваш хлеб в Германию, а вас посадить на ничтожный паек. Иначе говоря, поступить так, как они уже поступили с крестьянами Греции, Югославии, Болгарии, Франции и других порабощенных фашизмом государств.

Кровожадный враг, который разрушает наши города и села, грабит, убивает мирное население, мучит и уничтожает пленных красноармейцев, по-зверски убивает стариков, женщин и детей, не остановится перед тем, чтобы забрать ваш хлеб и обречь вас на голодную смерть.

Нельзя допустить этого, дорогие братья!

Считайте своим долгом спрятать от врага свой хлеб для самих себя. Защищайте его всеми средствами и так, чтобы ни одно зерно не попало в кровожадный рот фашиста...»

Александрович еще больше заволновался, когда прочитал внизу подпись: «Минский комитет Коммунистической партии (большевиков) Белоруссии».

— Так вот чье задание... Это я набрал бы немедленно. Но где же набрать?

— У нас есть шрифты и все необходимое.

Владимир вытащил из-под кровати большую корзину, заваленную сверху тряпьем. В ней лежало много маленьких свертков. На каждом из них была надписана какая-либо буква или название необходимого для набора материала.

— Раскладывай на столе и начинай, — сказал Казаченок и передал ему верстатку.

Засучив рукава, Александрович вместо фартука надел старую, драную рубашку, которой была накрыта корзина, разложил на столе шрифты в том порядке, в каком они обычно лежат в наборной кассе, и начал набирать.

Через день Ватик вынес из квартиры Степана Гринвальда-Мухи, где жил тогда Казаченок, большую пачку листовок. Они лежали на дне корзины, наполненной разными овощами. Партизанские связные понесли листовки в отряд.

Шрифтов еле хватило на одну листовку. Да здесь, собственно говоря, и не собирались размещать подпольную типографию. А нужно было выпустить второй номер «Звязды». Ватик повел Александровича и Казачёнка на Издательскую улицу.

Дом, куда они вошли, ничем не выделялся из числа других домов этого района. Одноэтажный, деревянный, покрытый дранкой, он был разделен капитальной стеной на две половины. Во дворе стоял сарайчик, а в нем — погреб.

Квартира имела, общий коридор. Если идти прямо по коридору — попадешь в комнату, занятую Арсением Гришиным, а налево — две комнаты, в которых жила Татьяна Яковенко с маленькими детьми.

Гришина дома не застали. Дверь открыла Татьяна Яковенко. Она уже знала Ватика, поэтому, ничего не спрашивая, пошла в свою половину, взяла там ключ и открыла комнату Гришина.

У самого окна, выходившего на улицу, стоял кухонный стол, слева от него — топчан. Несколько табуреток, холостяцкая кровать...

— Подходит? — спросил Ватик у Александровича.

— А почему же? Подходит.

— Тогда завтра и начнем. Приходите сюда во второй половине дня. Все необходимое оборудование будет здесь. Оно уже давно приготовлено.

Когда на следующий день Александрович пришел в комнату Гришина, оборудование действительно было уже на месте. Ватик передал ему тексты материалов для набора, попрощался и ушел. В комнату вошла Татьяна Яковенко и спросила:

— Долго ли вы будете работать?

— Часа три или четыре.

— Я запру вас на замок, а сама пойду караулить на улицу. Кто бы ни постучал в дверь, не отзывайтесь. Если придет Ватик или Володя, я сама открою, без стука.

— Хорошо, соседка, так и сделаем.

Они в самом деле были соседями. Александрович жил на той же улице, напротив. И знали друг друга хорошо.

Оставшись один, Александрович сразу же начал набирать текст передовой статьи. По старой привычке работал почти машинально, а в голове одна за другой проносились разные мысли. Одни были связаны с текстом набора, а другие — с воспоминаниями о прошлом.

Сколько воспоминаний вызвал, например, один только заголовок газеты. Дорогое для Хасена Александровича слово! Оно связано с боевой пламенной молодостью, с тем временем, когда редактором «Звязды» был незабвенный Александр Федорович Мясников. Он всегда приносил с собой в редакцию и в типографию какое-то необычайное, приподнятое настроение. Особенно любил набирать Хасен статьи самого Мясникова. Набирал с чувством радости и гордости, что пламенные слова, написанные таким выдающимся человеком, первым читает он. Вслух об этом никому не говорил, но в душе всегда гордился.

В то время тоже приходилось работать в трудных и сложных условиях. Но теперь, при фашистах, куда тяжелее и опасней. Таких лютых выродков, как фашисты, земля еще не носила.

Правда, тогда Хасен был молодым человеком. Рисковал только своей головой. А теперь у него полный дом детей, и все маленькие...

Только из-за них пошел он работать на электростанцию чернорабочим. Не умирать же детям с голоду! Грузил. Стискивал зубы, кряхтел, но грузил. И каким же тяжелым был уголь, награбленный врагом! И потому сразу так горячо ухватился Хасен Александрович за предложение Казаченка набирать подпольные материалы. Это то, чего не хватало теперь его душе. Он почувствовал, что наконец нашел свое место в строю. И главное — снова «Звязда», та самая «Звязда», в которой он начинал свою сознательную жизнь.

Шапку набрал на всю первую страницу: «Беларусь была и будет советской!»

В то время грозные бои происходили на всем советско-германском фронте. Особенно жестокая борьба развернулась на Волге, где стеной, насмерть стояли советские воины. Девизом для них стали слова: «За Волгой нам земли нет!»

Радиоволны доносили горячее дыхание далекой битвы. Да и так каждый видел — происходит что-то необычайное. Еще более напряженно работала железная дорога. Фашисты посылали на восток бесконечные подкрепления. Они под метлу вычищали амбары колхозников. Еще более люто расправлялись с советскими людьми. Значит, туго им пришлось, если так озверели.

«Беларусь была и будет советской!» — заверяла своих читателей «Звязда».

А на другой странице газеты — написанные Ватиком слова: «После полного уничтожения врага наша свободная Родина спросит каждого из нас: «Что ты сделал, чтобы освободить свою страну от издевательств немецкого фашизма?»

«Обязательно спросят, — думал Хасен Александрович, набирая новую «шапку». — Теперь, в тяжкую годину, каждый человек должен показать, чего он стоит. Не все еще сражаются за Родину. Одни, спасая свою шкуру, побежали лизать пятки врагу, другие забились в темные щели, нашли разные причины для оправдания своего бездействия, хотят отсидеться, дождаться, пока опасность пронесет мимо. Но какими глазами будут смотреть они на свет? Нет, если уж мне доведется остаться в живых, то не стыдно будет открыто глянуть людям в глаза. Хоть маленькое дело, но я делаю, приближая час победы».

Александрович знал цену правдивому слову, которое он набирал. Поэтому и рисковал не только своей жизнью, но и жизнью своих детей. Ведь то, что он делал сейчас, — дороже жизни. Это — совесть и честь коммуниста и гражданина.

Не хватало некоторых букв, особенно для заголовков. Хасен Александрович набирал эти буквы другим шрифтом. «Ничего, читатели простят такое нарушение техники», — рассуждал он.

Когда начало смеркаться, зашла Татьяна Явменовна и спросила:

— Может, лампу зажечь?

— Нет, не нужно. Я завтра закончу.

Убрав гранки со стола, заторопился домой. Дети бросились навстречу, жадно поглядывая на его руки и карманы: может быть, тата несет что-нибудь? Но в руках у отца ничего не было. Он ласково погладил их огрубевшей ладонью по головкам и утешил:

— Ничего, когда-нибудь я принесу вам подарки... Вот подождите...

Дети впалыми щеками прижимались к его немытым рукам, а в глазах горел голодный блеск.

На другой день он пришел набирать сразу же после работы на электростанции.

— Вы хоть не так открыто ходите сюда, — сказала Татьяна Явменовна. — Соседи заметят, разговоры начнутся.

— Хорошо, буду остерегаться. Недаром люди говорят: береженого и бог бережет.

Вскоре Ватик привел молодого высокого парня и девушку с пышными темно-русыми волосами.

— Знакомьтесь, Хасен Мустафович, это ваши помощники. Сергей и Клава. Вы им расскажите, что и как делать, они будут печатниками.

— Очень, очень приятно... Одному мне трудно справиться. Работы здесь много.

— Только вы нас научите сначала, — попросила Клава.

— Наука эта несложная. Сейчас покажу.

Окончив набирать, Александрович рассказал своим помощникам, как и что надо делать. Сережа и Клава начали готовить валики. Пришел Владимир Казаченок. Вместе с Ватиком он сокращал материалы, не умещавшиеся на полосе.