Вечно жить захотели, собаки? - Фриц Вёсс

— У меня приказ ни в коем случае не отдавать склад в руки врага!

Начфин резко отворачивается, Виссе ходит вокруг него и загораживает ему дорогу. Безе и Кремер уже хихикают.

— Я вижу, с вами надо говорить по-немецки, уважаемый штабс-цальмейстер, поскольку вы не хотите принять во внимание никакие доводы! Я немедленно свяжусь с вашей дивизией, а именно с господином генералом Пфеффером лично, и спрошу, можно ли еще рассчитывать на эвакуацию склада. Пока я не получу сведений об этом, вы должны ждать и ничего не предпринимать. Вы меня поняли?

— Ваше вмешательство, господин обер-лейтенант, меня не интересует, и я не стану медлить ни минуты, выполняя приказ. Я подчиняюсь только ему!

— Тогда учтите, что вы находитесь в районе боевых действий 20-й румынской дивизии!

— Я принадлежу к 297-й пехотной дивизии и обязан выполнять только ее распоряжения и никакой другой инстанции!

— Вы находитесь на участке фронта, подчиненном генералу Татарану, и должны повиноваться его приказам!

— Но вы-то не генерал!

— Я уполномочен принимать решения и отдавать приказы от имени генерала! — настаивает обер-лейтенант, уверенный, что Татарану одобрил бы его распоряжение, и спешит к машине с радиостанцией. Но эфир заполнен шумами. Ведется массовая передислокация войск, и они переключились на радиосвязь. Каждая волна занята, а связь с 297-й пехотной дивизией на других частотах нарушена.

Капитан Мёглих сразу перебивает Виссе, когда тот хочет с ним посоветоваться.

— Прошу вас, я не желаю ничего об этом слышать и не хочу иметь к этому никакого отношения. И вам не советую искать забот на свою голову. Вы получите только кучу хлопот и никакой благодарности! — уговаривает он Виссе.

Но Виссе еще упрямее, чем начфин.

Стоя перед передвижной радиостанцией, Виссе упрямо думает, что предпринять.

За сараем, по дороге с фронта, со стороны Цыбенко, на полном ходу проезжают со скрежетом два тягача. Прицепы тягачей подпрыгивают, трясутся, их мотает из стороны в сторону. Непрерывными колоннами мимо идут румынские солдаты. Значит, началось общее отступление, о котором был отдан приказ.

«Отступление! Какое это горькое чувство видеть свои войска отступающими». Румынский штаб тоже готовится к отступлению.

С продскладом надо что-то делать, и притом немедленно, иначе его подожгут, чтобы не достался врагу. Начфин и несколько человек в его подчинении с одним грузовиком почти ничего не смогут вывезти. А те солдаты, что лежали на передовой, промерзли и оголодали… В ближайшие часы они пойдут мимо тысячами, не зная, что в пяти метрах от дороги в сарае лежат запасы, которых хватит на несколько месяцев для целой дивизии. Они будут жевать свои походные сухари, а полагающийся к ним колбасный фарш в консервных банках будет уничтожен.

«Вообще-то капитан Мёглих прав, — размышляет Виссе. — Это не предусмотрено никаким уставом. Если я на собственный страх и риск открою склад проходящим мимо войскам, а тут случайно подъедет транспортная команда, чтобы вывезти складское имущество хотя бы частично, то это будет стоить мне головы.

Если я сейчас спасу склад и раздам его запасы вместо того, чтобы дать их уничтожить, то должен рассчитывать как минимум на строгий выговор. Но вот тащатся мимо голодные ополченцы, и сколько еще дней и недель им придется держаться в кольце окружения без подвоза продовольствия?»

— Кремер, соберите наших людей! С грузовиком, машиной радиостанции, вездеходом и легковой автомашиной подъезжайте сюда, к сараю!

Со всех сторон в деревню стекаются сотни румын. Издали слышен рев моторов отступающих грузовиков и тягачей зенитных орудий.

Через несколько минут они будут проезжать Гавриловку, мимо продсклада. За ними потянутся отступающие войска. Времени на размышления не остается.

В долине ревут на заснеженном лугу не доенные уже два дня коровы.

Кремер и Безе широко распахнули ворота сарая. Расставленные в сарае керосиновые лампы бросают колеблющиеся отсветы на достающие до потолка штабеля имущества. В ночном небе сверкают разрывы и гремит гром орудийного огня. Если русские преследуют отступающие войска, то в любую минуту они могут объявиться здесь, перед деревней.

Не обращая внимания на Виссе и его людей, начфин как домовой носится туда-сюда, изображая занятость и еще раз осматривая свои сокровища. Он останавливается в десяти шагах от Виссе, смотрит на часы, нагибается к ближайшей от него канистре, открывает ее и трясет, чтобы убедиться, что она полная.

— Надеюсь, у вас их достаточно, нам нужна каждая капля для нашей техники!

— А, вы опять здесь? — удивляется начфин.

— Вы уже получили подтверждение от своей дивизии, что имущество будет вывезено? — спрашивает Виссе.

— Нет, не получил! — начфин оглядывается по сторонам. Ему тяжело расставаться со своими сокровищами — И поэтому я сейчас подожгу склад, приказ отмене не подлежит! Это был образцовый склад! — вздыхает он.

— А что будет с коровами на улице?

— Ну что ж, придется их бросить, — сожалеет начфин и его венский диалект звучит мягко.

— Я беру на себя вывоз складского имущества!

— Вы не сделаете этого, господин обер-лейтенант! — орет начфин на Виссе.

— Немедленно очистите помещение! — не церемонится с ним больше Виссе.

— Безе, возьмите карманный фонарь, выходите на улицу и останавливайте все проезжающие машины! Танки тоже могут подъезжать и брать, сколько могут увезти.

Он обращается к двум румынам немецкого происхождения, предоставленным в распоряжение штаба связи, которые пришли вместе с ними.

— Кебле, возьмите несколько человек и составьте команду! Вы возьмете отсюда, сколько сможете унести, и раздадите своим товарищам! А вы, Михайлович, бегите прямо к господину майору Биндеру! Пусть он даст в ваше распоряжение десять человек, и вы погоните коров при отступлении на Цыбенко! Понятно? Тогда выполняйте поживей!

Раздавая свои приказы, Виссе идет по сараю. Начфин, отступая перед ним, дойдя до перегородки, за которой хранятся деликатесы и алкогольные напитки, преграждает ему дорогу.

— Я запрещаю это! — рычит он, косясь в сторону письменного стола, где лежит его кобура с пистолетом. Загнанный в угол, ополоумевший как разъяренный бык, начфин, готовый перейти в нападение, смотрит, переводя взгляд с одного на другого, и оценивает их.

— Здесь за все несу ответственность я, и никто другой! — неожиданно он бросается на Виссе, который быстрым прыжком в сторону уходит от «оскорбления действием» со стороны начфина.

— Ах ты молокосос! Сопляк! — шипит он и толкает ногой канистру с бензином, который, булькая, начинает разливаться.

— Вы что, совсем с ума сошли? — Виссе выхватывает пистолет и приставляет ствол к груди начфина. — Мне что, пристрелить вас на месте?

Он с неприятным чувством замечает, что голос у него срывается от возбуждения. Засовывая пистолет обратно в карман, он добавляет:

— Будьте же благоразумны! Я принимаю ответственность за все здесь на себя! Я позабочусь о том, чтобы ни капли алкоголя не было вывезено!

В изнеможении начфин опускается на ящик.

— А вы готовы подписать протокол, который я составлю об этом?

— Да, не возражаю! Я сам составлю донесение, что предотвращал поджог склада до тех пор, пока можно было раздавать имущество! Кремер, проследите, чтобы наши машины были нагружены, и не берите с собой всякого дерьма!

Он встает на пути прибывающих машин и танков.

— Не устраивайте здесь свалку! Уберите свою тачку и встаньте в очередь сзади! Здесь на всех добра хватит. Вы видите, машины подъезжают одна за другой и все отъезжают гружеными!

Он отгоняет людей, пытающихся приступом взять склад. Мешки с мукой, сахаром, рисом рвутся, содержимое рассыпается, ящики опрокидываются, консервные банки катаются по полу, несколько солдат топчутся по ним.

— Кругом марш, на выход! — приказывает Виссе. — Если не можете соблюдать порядок, склад немедленно подожгут! Все идут в порядке очереди, слева от меня вход, а справа выход! Давай, давай, толстяк, там слева, я сказал, вход в страну с молочными реками и кисельными берегами! Достаточно уже нагрузился, отчаливай!

Одного человека для поддержания порядка явно недостаточно. Но люди дисциплинированны, преисполнены благодарности и сами справляются с нахалами, лезущими без очереди.

Все тащат ящики и мешки, выкатывают бочки, банки консервов и какие-то упаковки, россыпью бросают на плащ-палатки и волокут наружу. Штурмовые орудия нагружены ящиками с джемом, мешками с мукой и картошкой.

Румыны, у которых машины застревают в складских воротах, просто выломали доски из стены сарая. Толпами, целыми ротами они проходят мимо этой дырки, принимают от своих товарищей продукты и тащат, сколько могут унести.