Бои в Прибалтике. 1919 год - Коллектив авторов

в частности, полагал, что необходимо рассчитывать на отказ от версальского диктата и, соответственно, с атакой Антанты на Либаву[231]. В такой ситуации перешли к исполнению упомянутого выше приказа по армии, хотя относительно сдачи Либавы существовали самые серьезные сомнения. Положение, в конце концов, ухудшилось еще и из-за того, что русские из отряда Ливена, которые поначалу пытались придерживаться нейтралитета в конфликте между Ниедрой и Ульманисом, уже 22‐го позволили солдатам Ульманиса войти в Либаву.

Между тем третий противник – большевики – тоже вновь дал о себе знать. 14 июня последовала большевистская атака на фронт эстонцев Кройцбург – оз. Любань, чем было вызвано отступление стоявших там латышей Земитана. Полковник Баллод в ответ на это попросил разрешения вмешаться силами латвийских частей. По очевидным политическим причинам ему в этом было отказано. Премьер-министр Ниедра увидел в этом возможность обратить внимание Антанты на последствия того, что часть латвийских сил скована эстонцами, и потребовал вернуться к высказанным в Вендене предложениям.

Майор Флетчер и англичане

В том же духе к генералу Гофу обратился и майор Флетчер. Но последний потребовал от майора, чтобы тот укреплялся своими частями на линии Кройцбург – оз. Любань и прибыл 20 июня на совещание в Валк или же встретился с ним на борту английского крейсера в открытом море.

Майор Флетчер, исходя из вполне оправданной осторожности, на такое не пошел, несмотря на все заверения в свободном проезде, а выступил с инициативой провести встречу в Рыцарском собрании в Риге, но на это не согласился уже английский представитель. В конце концов, с согласия графа фон дер Гольца, латвийского правительства и Национального комитета балтийских немцев майор Флетчер в двух радиограммах главнокомандующему эстонской армией и генералу Гофу вновь потребовал очищения территории Латвии эстонцами и безоговорочного принятия сделанных в Вендене предложений[232]. При этом он указывал на прикрытие эстонцами проводимой в северной Латвии принудительной мобилизации, прием в войска красногвардейцев, расстрелы эстонцами многих граждан Латвии. Ответ требовали дать к 10 вечера 18 июня. Майор Флетчер заявил, что в противном случае перемирие будет считаться оконченным с 19 июня. Так как ответа на этот ультиматум не последовало, боевые действия возобновились.

Возникал вопрос, следовало ли так быстро и так резко прерывать переговоры, не было бы возможно лучшим вариантом продемонстрировать определенную уступчивость в ответ на пожелания англичан, ограничившись удержанием Риги. Однако командующий балтийским ландесвером в отправленном почти сразу после событий меморандуме вполне справедливо отстаивал мнение, что дальнейшие переговоры могли привести лишь к свержению правительства Ниедры и вовсе без борьбы. Всякое откладывание решения вопроса было опасным и с военной точки зрения, ведь оно должно было привести лишь к усилению эстонцев и союзных им латышей Ульманиса, да еще и делало более вероятным вмешательство в бои Антанты с моря. Во влиятельных в Латвии кругах полагали, что после военных успехов, так же как и после событий 16 апреля[233] Англия примет создавшееся положение, и надеялись, что если удастся выгнать эстонцев из Латвии, правительство Ниедры удержится.

Взаимоотношения между воюющими сторонами

Для лучшего понимания последующих событий необходимо отметить взаимоотношения обоих соединений, привлекаемых к борьбе против эстонцев и латышей Ульманиса – ландесвера и Железной дивизии. Последняя после официальных сводок о предшествующих боях чувствовала себя обойденной. Предлагавшаяся исходя из политических соображений версия, по которой все это было сделано в большей или меньшей степени только латвийскими войсками, была в общем и целом не понята ни рядовым составом, ни даже некоторыми офицерами. Различный путь формирования частей, особенности ландесвера и специфика состава Железной дивизии давали о себе знать. Ошибки и промахи обеих сторон посодействовали дальнейшему ухудшению ситуации. Попытки раз за разом вербовать военнослужащих из германских частей вынудили вмешаться как латвийские инстанции, так и штаб корпуса. Кроме того, добровольцы из Германии выказывали не особенно много осознания причин конфликтов, связанных с предстоящими боями. Они были завербованы для борьбы с большевизмом. Если же борьба окончена, они хотели либо реализовать свои планы по расселению, либо отправиться домой, особенно если Родина подвергалась самой серьезной опасности со стороны поляков и Антанты. Пусть эстонцы и латыши, бароны и пролетарии, Ульманис и Ниедра, – если только дело не дойдет до раздачи земли немецким крестьянам, – улаживают свои споры сами.

Наконец, не следует забывать, что боеспособность ландесвера отнюдь не повысилась из-за включения в его состав многочисленных более или менее необученных солдат из пополнения, а среди них было много студентов высших школ в Риге.

Те же проблемы возникали и у Русского отряда князя Ливена, который до того верно бился бок о бок с ландесвером, а теперь заявил о своем нейтралитете. Русские добровольцы и их храбрый командир не осознавали, что зависимые от Англии окраинные государства просто не могут быть расположены к действиям в интересах чаемой ими новой России[234]. То, что весьма сдержанны полковник Баллод и его латыши, было еще объяснимо, ведь теперь речь шла о действиях не только против эстонцев, но и против их земляков – латышей Земитана. В конце концов, избранная ими линия поведения привела к тому, что они встали на сторону Ульманиса, что в целом соответствует характеру латышей[235]. Так как после взятия Риги значительная часть сильно разросшейся латышской бригады оставалась в этом городе, оттуда ландесверу стала грозить новая опасность, а потому, несмотря на небольшие силы последнего, следовало принять меры и против нее тоже.

Сведения о противнике

На момент возобновления боевых действий о противнике в предстоящих боях имелись крайне неточные сведения. И при недостатке развитой разведывательной службы у ландесвера это было отнюдь неудивительно. Все, что имелось на этот счет, было направлено против большевиков, и за короткий срок развить активность против нового врага было невозможно. Было известно, что с 10 июня противник постоянно усиливает свое присутствие под Венденом. В частности, предполагали: 3 тысячи человек под Вессельхофом, 200 человек в Роннебурге, 2400 человек между Нойхофом и железной дорогой к югу от станции Лоде, три эстонских полка, по-видимому, формировались далее к северу от магистрали и на р. Аа.

Кроме того, многочисленные мелкие соединения были под Лемзалем, а на станции Лоде стояли два бронепоезда. Сообщалось о передвижении войск южнее Лемзаля и под Сен-Матте[236]. Согласно иному донесению, полученному латвийским командованием, под Лемзалем были лишь очень небольшие силы ополчения.

Опасения вызывало то, что помимо обнаруженных ранее тяжелых орудий, видимо, прибывали и другие. Так, только на венденском