Отцы Ели Кислый Виноград. Третий Лабиринт - Фаня Шифман

После завтрака Ирми показал девочкам содержимое принесённого мешка со старой одеждой: "Это нужно привести в порядок: нам всем понадобится маскировка. В фиолетовом прикиде мы теперь не можем выйти на улицу. Ты, Ренана, правильно придумала серую подкладку к кипам "Типуль Нимрац", то же надо сделать и нам с Ноамом. Максим вообще рекомендует картузы или кепи попроще, двусторонние, блёклых тонов. Ну, а тут… Видите? – тут как бы бесформенное и серо-буро-малиновое тряпьё. В общем, сообразите. Не мне вам подсказывать. Машинку я тебе в следующий раз достану, если смогу…" – "Ладно, мне меньше всего нужно, чтобы ты на это тратил время и рисковал! – огрызнулась Ренана, тут же подняв на Ирми смущённый и чуть виноватый взор. – Спасибо за идею и за то, что дал нам с Ширли занятие…

Некогда будет думать…" – "Да, а вам лучше парички какие-нибудь, типа мальчишеских. И вам тоже нужны брюки, я слышал, у религиозных девочек входят в моду брюки под юбку… Придумай что-нибудь…" – "Не волнуйся, за этим дело не станет!" Девчонки радостно принялись за дело, а Ирми тем временем несколько раз перечитывал статью безвестного репортёра в "Silonocool-NEWS", пока Ноам с ребятами занимался Торой. Ирми до такой степени был потрясён прочитанным, что некоторое время сидел, уставившись в пространство, пока Ноам не предложил: "Шмулон, давай-ка продолжим с тобою ночные эксперименты. Хочешь? И ты, Рувик, присоединяйся!" Ирми тут же подсел к братьям и попросил Шмулика: "Поиграй-ка на флейте и угаве, по очереди, ну, как ты это умеешь… И направь звук сначала прямо на антенну моего ницафона. Свой ницафон тут положи, но немного под углом…" Всех четверых воодушевило участие в новом эксперименте, предложенном Ноамом и Ирми, и они с жаром принялись предлагать варианты. Так они провозились до ночи. Прошёл ещё один день, и наступил вечер…

2. Водевиль под покровом мрака

ОФЕЛЬ-ШОУ с Бенци и Зямой После ужина Ренана с Ширли сидели в салоне, трудясь над "маск-костюмами". Ренана так и сяк вертела лоскуты мешковины, то и дело прикладывая к ним обычную линейку – за неимением портновского метра. Ширли ей помогала, предлагала идеи, набрасывала эскизы. Она вздыхала, вслух выражая тревогу, что никак не может связаться с родителями, сетовала: "И кузенам тоже не связаться со своими…

Угишотрия, колпакование, ораковение! Словечек напридумывали!" – "Ага! Как же фанфаразматики обойдутся без громких слов! Смотри, как они назвали свою дурацкую ракушку! – "Цедефошрией"! Да уж, вся Арцена просто светится от счастья…" – " Если бы только словечек… Они и делов натворили…" Тут прямо напротив них осветился экран давно бездействовавшего старенького телевизора. Им в голову не могло придти, что телевизор, который, как, впрочем, и во всех домах Юд-Гимеля, уже больше недели не работал, вдруг сам собой включится.

Ренана пробурчала: "Ну, вот, только вспомнила этот… силуфокульт – и он тут как тут! Нам-то оно зачем! Ведь снова будут передавать свои…" – и вдруг, опешив, уставилась в экран. Там как раз показывали заставку ОФЕЛЬ-ШОУ, хотя день был будний. Этой передачей, обычно идущей по пятницам вечером, руководство арценского телевидения фиолетовых фанатиков с самого начала "не баловало".

В бешено крутящемся калейдоскопе лиц, между отливающим зеленовато-жёлтым личиком очаровательной Офелии и столь же неестественно-ярким Зямой она увидела папино лицо, того же странно-болезненного оттенка.

Ренана громко вскрикнула, уставившись на экран остановившимся взглядом, потом почти на грани истерики заголосила: "Па-па!.. Ирми, мальчики! Папу показывают!!!" Ирми в тот же миг прибежал, с тревогой глядя на Ренану, нервно указывающую пальцем в сторону светящегося из угла экрана телевизора. Он тут же перевёл взгляд на экран, затем сел перед нею на пол и проговорил: "Ну, не надо так…

Успокойся, родная моя…" – он попытался погладить её волосы, но девушка резко отшатнулась, и Ирми виновато уставился в экран. В дверях уже толкались братья Ренаны и кузены Магидовичи.

ОФЕЛЬ-ШОУ началось под традиционную заставку: уже упомянутый бешеный калейдоскоп лиц участников шоу под оглушительный грохот десятка "стиральных досок ихних бабушек". По ним изо всех сил лупили показанные крупным планом длиннопалые лапы экзальтированных "Шавшеветов".

Грохот постепенно стих, и сквозь него прорезалось чёткое скандирование самых хлёстких цитат из статей Офелии, клеймивших главаря банды антистримеров, который – "ну, что бы вы думали!!!" – эту фразу они прокричали трижды, меняя интонацию и застыв в беге на месте, – совершил целую серию преступлений, угрожавших срывом Большого! Музыкального! Турнира! "Он чуть не вывел из строя наши войтероматы!!!

Нашу уги-шот-ри-и-и-и-ю-у-у-у!!! Наш АШЛАЙ! Наш любимый АШЛАЙ, мы тебя не забудем!!! Не забудем!!!" Наплыв его портрета в широченной чёрной рамке, снова мелькание длинных рук и ног "Шавшеветов"… И так – несколько раз… Когда начало казаться, что эта "живая шарманка" заведена на бесконечно-длительное время, они вдруг оборвали гневный вопль на высоком и громком звуке. И… растворились в быстро темнеющем и густеющем жёлтом тумане, за которым ненавязчиво проглядывало чуть грустное лицо покойного рош-ирия Эрании. "Шавшеветы" унеслись куда-то в желтоватом вихре, грохот сошёл на нет, и на экране высветилась студия Офелии с обилием колышущихся драпировок всех оттенков болотной радуги.

Офелия Тишкер восседала в центре на унитазо-кресле ярчайшего оттенка отливающих старым золотом зыбучих трясин. Над её головой висел портрет Ашлая Рошкатанкера, только чёрная рамка была чуть уже и не столь вычурна.

Звезда эранийских СМИ изменила причёску: длинные прямые волосы неопределённого цвета искусно взлохмачены и рассыпаны по плечам, как это нынче принято у молоденьких, раскованных далетарочек. К её традиционному мини цвета зыбучих трясин публика давно привыкла, классическая фигура популярной ведущей тоже не вызывала былого ажиотажа (сыграл свою роль слишком зрелый возраст обладательницы почти идеальных форм). Круглые коленки, как всегда, на переднем плане.

Камера лениво панорамировала по студии. Вот появилась картинка: слева в обычном студийном кресле Зяма Ликуктус украдкой озирался по сторонам, слегка кося глазами. Он очень хотел, чтобы все знали: он – первый помощник самого Тима Пительмана.

Камера передвинулась вправо, и прямо напротив Зямы на низеньком стульчике оказался… исчезнувший во время Турнира за широкими спинами дубонов и штилей Бенци Дорон. Он очень осунулся, похудел, некогда круглые щёки с ямочками обвисли унылыми складками, но борода, как прежде, аккуратно причёсана, из-под глубокой кипы темно-фиолетового оттенка по бокам и немного спереди выплёскивается поредевшая и сильно тронутая серебром медно-рыжая шевелюра.