Отцы Ели Кислый Виноград. Третий Лабиринт - Фаня Шифман

Справа прозвучал голос Бенци: "Наукообразный баблат…" Офелия, не сводя глаз с объектива камеры, как бы машинально поигрывала кнопочками "цакцакона". Голос Бенци резко оборвался на полуслове. С экрана уже звучал бодрячески унылый похоронный марш, по экрану мельтешили одинаковые бараньи лики "Петеков", плавно перелившихся в прыгающих меж колышущимися драпировками "шавшеветов", громыхающих "стиральными досками ихних бабушек" и во весь голос орущих "Мы не дадим Офелию в обиду!". Впрочем, никто не вникал, от кого экзальтированные юнцы защищают свою покровительницу. Среди драпировок смутно маячила расплывшаяся громадная фигура отнюдь не виртуального Тумбеля, его крупная ухмылка как бы колыхалась вместе с драпировками.

Закончился очередной "музыкальный антракт", отзвучали и исчезли с экрана и "Петек Лаван", и "Шавшевет".

Снова тот же интерьер с нервно колышущимися драпировками, и Офелия, гордо восседающая в унитазо-кресле. Слева робко притулился Зяма Ликуктус, но камера, последний раз мельком показав его, окончательно переключилась на Офелию, чей указующий перст был грозно направлен на Бенци. Камера плавно спанорамировала от перста Офелии к Бенци, который спокойно сидел на всё том же низеньком стульчике.

Можно было только догадываться, каких душевных сил это стоило Бенци Дорону.

Глаза близнецов подозрительно заблестели, Ноам исподлобья уставился в экран, крепко закусив губу.

"Итак, адон Дорон, телезрители желали бы как можно больше узнать о вас, о вашем прошлом, о вашем настоящем, о семье, о вашем окружении!" – "Что ж! Извольте…" – спокойно произнёс Бенци, на его лице мелькнула улыбка (как видно, он её посылал своим близким и друзьям, которые, может быть, сейчас смотрели эту передачу). Глядя прямо в объектив камеры, он с задумчивым и мечтательным выражением лица рассказывал о своём детстве, о жене и детях, о любви к народной и хасидской музыке. На лице Офелии блуждало скучающе-полупрезрительное выражение.

Под конец Бенци сказал: "Любовь к этой музыке естественно восприняли и мои дети…" – "К вопросу о ваших детях, к тому, как и на чём вы их воспитываете, мы ещё вернёмся… – безмятежно, но со скрытой угрозой в голосе, произнесла Офелия. – А кто вы по профессии, где вы работаете?" – "Моя профессия – бухгалтерия, финансы и программирование, первая степень. Основная специализация – разработка финансовых блоков программ. До недавнего времени работал на фирме "Лулиания".

Теперь её преобразовали в СТАФИ, но я там уже не работаю…" – "И что же вам там не подошло?" – "Я разве сказал, что мне там что-то не подошло?" – удивлённо поднял брови Бенци. – "Но вы же постоянно критиковали прогрессивные нововведения последних месяцев на известной далеко за пределами Арцены престижной фирме…" – "Да, мы с друзьями не раз выражали удивление, что на фирме, занимающейся разработкой компьютерных развивающих игр, вдруг стали чрезмерное значение придавать культурным интересам сотрудников, их личным музыкальным пристрастиям.

По непонятным причинам нашу группу религиозных сотрудников лишили привычного места, где мы проводили обеденный перерыв…" – "Группой?" – многозначительно переспросила Офелия. – "Да, а что? Кто и когда сказал, что нельзя проводить свободное, в том числе и обеденное, время с людьми, близкими по духу, по интересам?" – "Ну, почему! Всё можно! Если это… э-э-э… нейтральное общение.

А вы, как известно, вели подстрекательские разговоры, вносящие разлад в работу передовой фирмы!" – "Простите, что это такое – "подстрекательские разговоры"? О каком разладе идёт речь?" – спросил Бенци. – "Это знает каждый ребёнок в Эрании!

Вы подстрекали ваших сотрапезников, или, точнее выражаясь, – "со-миньянников", – к бунту против новых порядков на "Лулиании"!" – "Не понял?" – осторожно удивился Бенци. – "Ну, как же! Не вы ли сорвали общий мангал на Дне кайфа? Помните? – вам официально представили нового заместителя босса фирмы Кобу Арпадофеля. На моих глазах!" – "А! Ну да! Это был день коллективного отдыха! Я помню: мы с одним коллегой… (Бенци не назвал имени этого коллеги) немного подискутировали на темы различных традиций питания и музыкальных пристрастий. Собственно, это было до того, как нам официально представили нового заместителя". – "То есть, руководство фирмы предложило вам коллективный отдых! – подчеркнула ведущая последние слова, – а вы начали бунт в совершенно недопустимой форме? Так или не так?" – "Дело было на отдыхе, а не во время работы, и форма, как вы выразились,

"бунта", а по-нашему – выражения мнения, была самой обычной. Отдых – это не марш по команде, и предложение – не предписание. Поэтому я не понимаю, о какой "недопустимой форме бунта" вы говорите? У нас в "Лулиании" в те дни никто ещё строем по струнке не ходил, во фрунт не вытягивался, как-то не принято было! Если наших боссов интересовали наши музыкальные и прочие культурные пристрастия, то почему не подискутировать, не поспорить? Это же к работе не имеет отношения! Боссов, как правило, интересует, как мы работаем и в какие сроки выдаём результат, за это нам платят зарплату. А в остальном…" – слегка повысил голос Бенци. – "М-да-а…

С вашими настроениями всё ясно! Коль скоро вы этого сами хотите, поговорим о вашей работе. Чем лично вы занимались? Назовите хотя бы одну разработку, которая подписана вашим именем?" – "У нас было не принято, чтобы непосредственный разработчик подписывал свою работу, особенно элементы больших программ, каковыми и являлись разрабатываемые мною блоки. А их было много за годы моей работы в "Лулиании", я даже со счёта сбился… Последнее, что я делал, – порученная мне шефом разработка финансового блока, как мне сказали, для заказчика-хуль. Это была очень сложная тема. Я разработал этот блок и сдал его в срок. Мне сказали, что тема закончена, поблагодарили и дали премию. Порой меня подключали к различным небольшим разработкам, не связанным с финансовыми блоками. Я и их выполнял, как говорили мои руководители, достаточно успешно".

"Финансовый блок, якобы, для заказчика-хуль, вы никогда не разрабатывали! – неожиданно жёстко проговорила Офелия, сверкнув глазами. – Такой темы в "Лулиании" не было. Вы просто присвоили себе чужую разработку. Да, вы действительно выдали несколько ничего не стоящих идей по этому блоку для очень важного проекта – причём ошибочных. У руководства даже закралось сомнение, не купили ли вы свой диплом у какого-нибудь деляги в вашей Меирии. Пришлось срочно передать работу группе, которая успешно справилась с заданием!" – "Вот как? А как же благодарность, премия, которой меня наградили по окончании темы?.." – "Это ваши фантазии! – отрезала Офелия и гневно пояснила: – Вас с позором изгнали из "Лулиании" за то, что вместо работы вы молились и читали псалмы в рабочее время!" – "Клевета!" – резко выкрикнул Бенци. Но Офелия не обратила внимания на его реплику, голос её зазвенел металлом: "Вы подстрекали нестойких сотрудников из вашего так называемого "миньяна" к бунту против плана преобразования фирмы в Центр фанфарологических исследований! Разве вы не протестовали против лекций, организованных руководством для вашего просвещения в духе струи подобающей цветовой гаммы?!" – "Да, протестовали! Нас силой заставляли слушать эти… Не знаю, как их назвать! – воскликнул Бенци, – беседер, пусть будут… лекции! – в рабочее время, хотя они никакого отношения к тогдашней тематике "Лулиании" не имели. Мы действительно были не согласны, потому что пассажи силонокулла в сочетании с абстрактными картинками на волнистом экране…" – "Прекратите ваши лживые увёртки!" – фанфарически прокричала Офелия.