Нисхождение короля (СИ) - Пар Даша Игоревна "Vilone"

Труппа разошлась по залу, и всё новые и новые артисты возникали то здесь, то там, выдавая удивительные трюки. Метание ножей, извивающаяся как змея красотка с чересчур длинной шеей, абсолютно чёрный и гладкий мужчина, глотающий огонь и выпускающий розовое пламя. Ему под стать крошка-оборотень, что на глазах обернулась волчком и запрыгала, ловя мячики, а позже заходила по кругу-колесу, уверенно объезжая смеющуюся публику.

Словом, дивное представление. С королевской лестницы открывался наилучший вид, сцена и зрители — как на широком блюде, ничего не упустишь. Только мы не смеёмся, а делаем вид, что нам весело. И опытные артисты чувствуют это, пытаются рассмешить, выкладываясь на полную. Ещё бы, не каждый день выступаешь перед самим королём! Но тщетно. Его Величество глух к представлениям, только хлопает в ладоши, да кривит губы.

А вот прелестная Анка совсем не знает меры: пьёт бокал за бокалом, умудряясь расплескать дорогое вино, но трезва как стёклышко. Обида греет сердце — король отсадил её на нижние ступени к министрам, подальше от себя, а мой стул переставил на её место.

Девушка ради него так старалась быть самой красивой на балу, что переступила рамки приличия. Она позолотила лицо и руки пудрой, подчеркнула металлическими прутьями грудь и ужала до предела талию, её платье — бесконечный чёрный цвет с золотистыми вкраплениями.

Такая наглость при выборе наряда — непозволительна. Никто, кроме Никлоса не имеет права, так отчётливо выделять королевские цвета. Даже моё платье носит иные оттенки, хоть и в гардеробной костюмов-нарушителей полно… Но я Каргат, а она — Асколь. Более того брошенная дочь, живущая за счёт короля. Получит «отставку» — и ей как придворной даме — конец.

Но Анке вдруг стало всё равно. Теперь она не пытается развлечь любовника, позабыв о своих обязанностях и за что её любили и терпели. Она пьёт вино, хмурит брови, скрипит зубами, недобро поглядывая на меня, будто я виновата во всех её бедах.

А я стараюсь игнорировать пытливые глаза короля. Считаю часы и минуты до конца праздника, делаю вид, что всё отлично, а сама мечтаю дожить до конца представления и вступить в завтрашний день. Мои нити присмирели, боль слегка утихла, но никуда не делась тоска и мой вечный поиск вчерашнего дня…

Когда артисты закончили выступать, получив порцию бурных оваций и личную похвалу Никлоса, вечеринка перешла в следующую фазу, во время которой королевская лестница опустела, и мы спустились вниз.

Я стараюсь держать позади, но круговерть из лиц подхватывает и уносит в самый центр зала, откуда больше всего доносится смеха и веселья. Оставшийся несколько циркачей показывают фокусы и заразительно ржут, подкалывая рискнувших потягаться с ними в остроумии. Меня подводят к эфемерной, тонкой и белокожей женщине, с глубокими до черноты глазами. Она босая и в красно-белой шали, показывает улыбкой заострённые зубы, дёргает головой, звеня тысячами браслетов, серёжек и иных висюлек, щедро украшавших её тело и лицо. Она тянет меня к себе и шепчет:

— Хочешь, погадаю тебе, белокрылая? Узнаешь свою судьбу… — но не успевает ничего добавить, как её оттаскивают «невидимые» слуги дворца, уводя в один из скрытых коридоров, а я остаюсь рядом с Малей, что-то крайне нецензурное шепчущей себе под нос.

— Убила бы того, кто эту шарлатанку сюда приволок! — закончила она, хмуро оглядывая меня с ног до головы.

Заметив, что стоящие рядом люди сквозь громкую музыку нет-нет, да и прислушиваются, подыскивая повод вступить в разговор, ухватила за руку и потащила прочь сквозь веселящиеся лица-маски, подальше от разошедшейся Анки, что, не стесняясь никого, принялась копировать игру с огнём и запустила в глотку пламя, экспериментируя с окрасом. Её лицедейство пользовалось успехом и ей уже напророчили успешную карьеру огнеглотательницы, не забыв злобно пройтись над судьбой аристократки из красного дома, спустившейся до работы простолюдина. Намечался скандал и от него меня спасла Маля, запрятав за одной из ширм, согнав оттуда милующуюся парочку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Тётке повезло, что король не заинтересовался, чем она занимается, так что её просто выкинут с праздника, а не сожгут на костре на центральной площади. Вот что удумала! Гадать! Да ещё и тебе! — продолжала распаляться Амалия, закусив губу, а я молчу, замечая за бравадой глубокую тревогу.

Она выглядела совсем не светски, а как-то наспех. Официальный наряд ученицы Магической академии: бело-чёрное платье с серебристым кантом, лакированные туфельки на низком каблучке, тонкие колготки, атласные перчатки и аккуратный галстук. Но! Плиссированная юбка испачкана и мятая, на рубашке не хватает нескольких пуговиц, рукава болтаются на разной высоте, галстук завязан как попало. И туфли не блестят, и волосы взъерошены и наскоро убраны в хвост, под ногтями грязь и они обкусаны, лицо без макияжа, словом — не причёсанная, не умытая, распоясанная девица! И как её вообще пустили?

— Отвела глаза по старинке. Устроила шум и прошмыгнула, никто и не увидел, — словно читая мой недоумённый осмотр, с усмешкой выдала она. — Но ты же теперь как в неприступной крепости живёшь, никак иначе до тебя не доберёшься. Столько писем посылала и записок, и служанок твоих отлавливала, платила, чтобы хоть весточку передали — а по глазам вижу, ничего не получала. В изоляции тебя держат. Как и меня, — она брезгливо сморщилась и передёрнула плечами. А после выглянула осторожно из-за ширмы. — Так и есть, уже ищут.

— Здесь король, Маля, — сказала в меру громко, отмечая присутствие над нашими головами невидимых нитей нориуса. Я помахала им, и они сжались, признавая слежку. — Всё, что скажешь, король услышит.

Девушка вздрогнула, заозиралась по сторонам, было струхнула, но вновь завелась юлой и сказала прямо:

— Где мой отец? Какого морвиуса эта проклятая коряга по имени Свентр вдруг стал распоряжаться в академии и приказы вздумал отдавать? Сослать решил на Лясские болота изучать легендарных нимф, которых вот уже четыреста лет никто не видел! Дескать пора и о дипломе задуматься и почему бы не сейчас! Ну не гад ли? Мстительная падла! — выплеснулась детская обида, за которой скрывалась нешуточная тревога. — Папка ни за что бы туда не сослал! Нет, он всегда говорил, что отправит куда подальше от реторт и пробирок с зельями, но это фигура речи, а не указ к действию! — она замолчала. Рыжий хвост на голове, вставший от горячности слов, поник, и девушка, обиженно прикусив губу, тяжело вздохнула. — Где мой папа, Сэл? Ты же всё время с королём, наверняка знаешь. Я слышала о какой-то экспедиции, но отец уехал, не объяснив куда!

И я требовательно уставилась на спустившуюся вниз щупальцу нориуса. Что я должна сказать девушке? Солгать? Ну уж дудки! И я выложила всё как на духу, подбирая слова и отмахиваясь ариусом от возмущённого нориуса. А когда закончила, за ширмой возник Никлос, вставший напротив помертвевшей Амалии.

— Сэл, всё, о чём просил, — помолчать один день! — со злой укоризной заявил он, а я вздёрнула с вызовом бровь и качнула головой. Амалия моя подруга, я ни за что не стану ей лгать. И Ник понял это по моим глазам, и устало выдохнул скопившееся напряжение, а после принёс ей соболезнования.

Девушка, осознав правдивость слов, реальность случившегося, задрожала как осиновый листочек. Вокруг неё взмыли разноцветные светящиеся шарики и полопались чёрными кляксами. Она заплакала. Я осторожно притянула её к себе, чтобы Амалия могла спрятать злые слёзы, а Никлос скрипнул зубами, сжимая кулаки. Томара он считал своим другом. Я видела, что ему тяжело принять его смерть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Но не потерю Артана…

Маля запричитала:

— Папка… сволочь такая, я же любила тебя, какого демона саблезубого ты вздумал помереть в расцвете лет, да ещё так гадко?! — глотая окончания слов и шмыгая носом, говорила она, а потом отстранилась, внимательно посмотрела в глаза, прозрела и воскликнула вполголоса. — И Арта тоже нет… О, святая Клэрия, как ты справляешься с этим? Папа долго изучал слияние, он говорил, что эта сила мощнее связи ариуса и нориуса… да что же это за проклятье такое…