Гражданские войны - Аппиан

52. "То, что надо было постановить относительно Антония, было постановлено вчера. Теми почетными постановлениями, которыми мы почтили его врагов, мы объявили его врагом. Сальвий, который один мешает, должен быть или умнее всех, или поступает так из дружбы, или по незнанию того, что произошло. Самое позорное для нас будет, если мы все окажемся глупее одного, а для самого Сальвия, если он предпочтет дружбу государству. Если он не знает настоящего положения дел, он должен был бы доверять консулам, вместо того чтобы доверять себе, доверять преторам и трибунам, одновременно с ним выполняющим должность, и другим сенаторам, нам, кто и по положению и по количеству составляет такую силу, а по возрасту и по опыту превосходит Сальвия: мы обвиняем Антония. Всегда право на стороне большинства, как при выборах, так и в судебных процессах. Если теперь ему нужно узнать побудившие нас причины, то я расскажу вкратце, чтобы об этом напомнить, про крупнейшие проступки Антония. Наши деньги после смерти Цезаря он присвоил себе. Получив от нас управление Македонией, он без нашего решения отправился в Галлию. Получив войско против Фракии, он повел его вместо Фракии против Италии. Испросив наше согласие на оба эти мероприятия с целью обмана и не получив согласия, он действовал самочинно. В Брундизии он издал приказ, чтобы его окружала царская когорта. И его охраняли открыто в городе вооруженные, да и ночью они его сторожили. Из Брундизия он повел и все остальное войско на Рим, быстрее добиваясь сделать то, что задумал делать Цезарь старший. Когда же молодой Цезарь с другим войском опередил его, он испугался и повернул в Галлию как удобную операционную базу против нас, ведь и Цезарь, исходя оттуда, царил над нами.

53. Войско он терроризовал так, чтобы оно ни перед чем не останавливалось, если он предпринимал что-нибудь противозаконное, и по жребию приговорил к смертной казни тех, кто ни поднял мятежа, ни покинул караула или военного строя. Только в таких случаях военный закон применяет столь жестокую кару, да и то немногие применяли ее в перечисленных случаях, даже во время крайней опасности, под давлением необходимости. А он за один крик или за раздавшийся смех осуждал на смерть граждан, да и то не тех, кого уличили в этих поступках, а тех, на кого падет жребий.[336] Поэтому-то все, кто мог, отошли от него, и вы постановили вчера отложившихся наградить за то, что они правильно в этом случае поступили. А те, кто не мог убежать, из страха участвуют в беззакониях, как враги идут на вашу страну, осаждают ваше войско и вашего полководца. Вы пишите ему, чтобы он оставался в Галлии, а Антоний приказывает ему уйти оттуда. Объявляем ли мы Антония врагом или Антоний с нами уже воюет, этого и трибун наш еще не знает, пока не падет Децим, а большая страна и пограничная с нами, а с нею вместе и войско Децима присоединятся к Антонию для осуществления его надежд, направленных против нас. Тогда, пожалуй, и трибун его признает врагом, когда он станет сильнее нас".

54. Когда Цицерон это еще говорил, друзья его нескончаемым шумом не давали никому возражать, пока не вышел Пизон и остальная часть сената из уважения к этому человеку не умолкла, а приверженцы Цицерона не воздержались от выступлений. Пизон сказал: "Закон требует, чтобы обвиняемый сам слушал предъявленные ему обвинения, защищался и тогда лишь подвергался суду. Я призываю в свидетели этого обычая Цицерона, сильнейшего оратора. Так как он уклоняется произносить обвинение в присутствии Антония, а в его отсутствии высказал ряд очень якобы веских и неоспоримых упреков, я выступил с тем, чтобы доказать в кратких ответах, что это ложь. Цицерон говорит, что Антоний после смерти Цезаря присвоил себе государственные деньги; но закон не называет вора врагом, а наказывает определенным наказанием. Брут убил Цезаря в присутствии народа и высказал обвинение, что Цезарь расхитил имущество и оставил казну пустой, а Антоний постановил спустя некоторое время, чтобы это имущество разыскали; вы одобрили это постановление и дали ему законную силу и обещали десятую часть тем, кто укажет, где оно находится; мы удвоим эту сумму, если кто-нибудь в состоянии уличить Антония в похищении этих средств. Это относительно денег.

55. Галльскую провинцию не мы присудили Антонию, а он получил ее от народа в присутствии самого Цицерона в законодательном порядке, так же как народ часто давал Цезарю всякие другие провинции и эту самую. В этом законе заключено право Антония отправиться в данную ему провинцию, но Децим ее ему не уступает, и Антоний правомочен открыть против него военные действия; войска повести не против фракийцев, которые больше не проявляют враждебных действий, а в Галлию, против того, кто ему сопротивляется. Но Цицерон Децима не считает врагом, того Децима, который против закона взялся за оружие, а объявляет врагом Антония, отстаивающего закон. Если же он обвиняет сам закон, то он обвиняет тех, кто его принял. Их следовало бы переубедить, а не обижать после того, как он сам участвовал в законодательном акте, не следовало бы доверять страну Дециму, которого народ преследовал за убийство, а Антонию не доверять того, что народ ему дал. Не дело хороших советчиков противопоставлять себя народу в чрезвычайно тревожное время и забывать, что и само это право, т. е. решать вопросы о дружбе и вражде, являлось раньше правом народа. Ведь согласно древним законам лишь народ подвластен рассматривать вопросы о мире и войне. Это право нам народ никогда бы не передал и не имел бы оснований для гнева, если бы он имел своего руководителя.

56. Но Антоний убил кое-кого из солдат. На то он император; мы выбрали его таковым.[337] Никогда еще ни один император не отчитывался в таких действиях. Законы не считают полезным, чтобы начальник находился под отчетом у своих солдат.

Нет ничего хуже во время похода, чем непослушание: оно привело даже к убийству некоторых из числа одержавших победу, но никто не привлекал к ответственности тех, кто был убийцею. Высказывает упреки по поводу нынешнего положения вещей не родственник, не кто-либо из пострадавших, их высказывает Цицерон; выдвигая обвинения в убийстве, он, вместо установленных для убийц наказаний, предлагает назвать Антония общим врагом. Войско Антония имело плохую дисциплину, обращалось с ним заносчиво. Об этом свидетельствуют два перебежавших от него легиона. Вы постановили, чтобы они состояли под командой Антония; однако, когда они против всех воинских законов перебежали не к вам, а к Цезарю, Цицерон их похвалил и заплатил им недавно жалованье из государственных денег. Как бы этот пример не причинил вам когда-нибудь неприятностей! Вражда привела Цицерона к противоречиям: он обвиняет Антония в тирании и истязании солдат; между тем помышляющие о тирании всегда добиваются популярности у войска, а не наказывают его. Так как Цицерон не поколебался всю остальную деятельность Антония после смерти Цезаря назвать тиранией, рассмотрим все по порядку.

57. Кого убил он как тиран без суда, он, подвергающийся теперь опасности без суда? Кого он изгнал из города? Кого он в ваших глазах очернил? Или, может быть, он по отношению к отдельным лицам не был таким, а злоумышляет против всех вместе? Когда это было, Цицерон? Тогда ли, когда он провел закон об амнистии за все случившееся? Или когда он постановил не преследовать за убийство? Или когда он выдвинул закон о взыскании государственных средств? Или когда он вызвал Помпея, сына вашего Помпея, и вернул ему отцовское достояние из государственных средств? Или когда он захватил злоумышленника Лже-Мария и убил его? Вы все тогда хвалили его за все это, и только из-за вас Цицерон его в этом не упрекал. Или когда он принял решение, что никому не следует вносить законопроект о диктатуре или баллотировать этот законопроект, и что внесший его может быть убит любым человеком безнаказанно? Таковы были действия Антония за те единственные два месяца после Цезаря, что он оставался в городе; тогда народ преследовал убийц, а вы боялись за будущее. Какого более благоприятного времени мог он ожидать, если у него были злые намерения? И тем не менее он не употребил своей власти для враждебных мероприятий. Как? Разве он не управлял один, когда Долабелла отправился в Сирию? Разве у него не было наготове войско в городе, которое он от нас получил? Разве он не охранял ночью город? Разве ночная стража не вызвана кознями врагов? Разве у него не было повода убийство Цезаря, друга и благодетеля города, пользовавшегося наибольшей популярностью у народа? Разве у него не было личного предлога, когда его жизнь преследовали эти люди? Он не убивал и не изгонял никого из них, а прощал, поскольку это возможно, а когда им поручались провинции, он не возражал против этих поручений. Вы видите, римляне, в чем состоят самые веские и неоспоримые обвинения, которые предъявляются Цицероном Антонию.