Город Антонеску. Книга 1 - Яков Григорьевич Верховский

В тот город, где очищенный от женщин и детей Тюремный замок уже готов принять евреев-мужчин.

Но прежде чем заключить этих «вооруженных» – «разоруженных»… не знаешь даже, как их следует называть!.. но прежде чем заключить евреев-мужчин в тюрьму, нужно было, как минимум, их обнаружить – выманить из подвалов, из чердаков, из катакомб…

Как это осуществить?

Ну, естественно: да здравствует наш старый знакомый – маленький жалкий, ни в чем не повинный, оберштурмбаннфюрер Адольф Эйхман!

Румыны снова применят дьявольскую методику Эйхмана и объявят «регистрацию».

Регистрация?! Но как это возможно?

Ведь «регистрация» уже была?

Еще две недели назад около 90 или даже 100 тысяч евреев ушли на «регистрацию» на Дальник?! Ушли и сгинули без следа?!

ИЗ ДНЕВНИКА АДРИАНА ОРЖЕХОВСКОГО

«28 октября 1941 г. [О тех] кого погнали в Дальник, ничего не известно. Ходят всякие чудовищные слухи, но они не проверены…»

После той, с позволения сказать, «регистрации», когда оставшихся в живых погнали неведомо куда, в город тайком вернулись лишь несколько человек. Видимо, мало было таких отчаянных, как Фаничка, которая нашла в себе силы выброситься в канаву и этим спасла от смерти и себя, и сына.

Да, действительно, одна «регистрация» евреев уже была, так сказать, состоялась.

Ну и что? Теперь состоится еще одна.

И, если возникнет необходимость, состоится еще одна. И еще одна…

До полной «очистки» города!

И вот 7 ноября 1941-го одновременно вышли два приказа о регистрации.

Первый требовал от всех мужчин-евреев в течение 48 часов явиться в тюрьму и за неподчинение грозил расстрелом.

Второй касался коммунистов и был значительно мягче – явиться в течение трех дней в префектуру полиции, и за неподчинение – арест.

Оба эти приказа были опубликованы в «Одесской газете» № 5.

И если приказ о регистрации евреев был назван «приказом» и подписан военным претором Никулеску, то приказ о явке коммунистов был назван «объявлением» и подписан: «Военное командование».

Одесса была уже «приучена» к приказам, появлявшимся время от времени на афишных тумбах и на воротах домов, а теперь вот и в газете, выходившей, правда, пока только три раза в неделю. Так что и эти два новых приказа были прочитаны и… поняты.

Поняты правильно.

Евреям – в тюрьму и расстрел за неявку.

Коммунистам – в полицию с гарантией жизни и свободы.

Прошла ночь.

Наступило утро 8 ноября 1941-го, утро Михая Витязула, то самое утро, когда улицы Бухареста были заполнены праздничной толпой, когда гремела музыка и проходил торжественный парад Победы над «крепостью-Одесса».

В это утро улицы Одессы тоже заполнились толпой, только не столь праздничной, как в Бухаресте. В основном это были евреи, мужчины, не призванные в свое время в Красную армию: пожилые, все еще прилично одетые, и молодые, совсем еще мальчики, с узелками в руках, куда еврейские мамочки положили кусочки сухого хлеба, чтобы сынок, проголодавшись в очереди на регистрацию, мог перекусить. Вот они, эти евреи, на фотографии. С «желтыми звездами» на одежде.

Это шествие, в котором принимали участие и женщины – жены и матери, провожавшие своих мужей и сыновей, – тоже было парадом – «Парадом смерти»!

Никто из них не остался в живых.

И теперь только в актах ЧГК промелькнет вдруг имя Бореньки или Монечки, ушедшего 8 ноября 1941-го на «регистрацию» и пропавшего без вести.

Янкале, к счастью, «регистрация» не касалась.

А вот отец Ролли – 37-летний Изя, должен был идти и, будучи уверен, что «следует подчиняться приказам властей», собирался это сделать.

Но Тася об этой «глупости» и слушать не хотела. Зачем, возмущалась она, идти в Тюремный замок, из которого три дня назад она его вытащила?

После бурной сцены было принято решение идти, но не в тюрьму, куда должны были явиться евреи, а в префектуру и только для того, чтобы выяснить, в чем эта «регистрация» заключается.

Ближайшая префектура помещалась на Николаевском бульваре во дворце княгини Нарышкиной.

И вот, 8 ноября 1941-го, с утра пораньше, взяв с собой Ролли, с которой они теперь не расставались, Изя и Тася отправились на регистрацию.

Истинные дети Одессы, они хорошо знали путь на свой Николаевский бульвар: по Казарменному переулку до Гоголя и дальше – по Сабанееву мосту, мимо усадьбы графа Толстого и новой школы Столярского, к Дюку…

Но вот и дворец Нарышкиной. Фаворитка императора Александра I, красавица княгиня Мария Нарышкина выкупила этот дворец у помещика Шидловского в 1830-м и с помощью великого Боффо превратила в шедевр.

Великолепие дворца во все времена возбуждало аппетит «однодневных хозяев» Одессы: в 1919-м дворец служил резиденцией военного губернатора генерала Гришина-Алмазова, советская власть превратила его во Дворец моряка, а теперь вот он стал румынской префектурой.

Стараясь не обнаруживать страха, они приблизились к дворцу.

Еще издали обратили внимание на толпившихся возле него взволнованных женщин. Отталкивая друг друга, они наклонялись к подвальным окошкам и выкрикивали имена: «Коля! Митя! Андрю-ша-а!»

В зарешеченных этих окошках виднелись головы мужчин, видимо, пришедших на регистрацию коммунистов, которых, несмотря на обещания, все-таки задержали и заперли в подвал.

Тася была права: «регистрация» означала арест – арест даже для коммунистов.

Не останавливаясь, они протиснулись сквозь толпу, миновали часовых у входа и проследовали до конца бульвара. А потом и дальше, слегка убыстряя шаг, – по Ласточкина, через Городской сад на Софиевскую.

На счастье, в этот день румынские патрули не останавливали прохожих.

А зачем? В этот день евреи сами шли в тюрьму, «добровольно», так же, как шли на Дальник.

От Ролли: Мы идем являться

Одесса, 8 ноября 1941 г., суббота Дворец княгини Нарышкиной 23 дня и ночи под страхом смерти

Сегодня все, кто про-ис-хождения, должны являться.

Папа сказал, что он хочет являться в Тюрьму.

Я не поняла – зачем ему нужно в Тюрьму?

Что он там забыл? Неужели пальто бабушки Иды, на котором мы все сидели под лестницей?

Но Тася кате-гори-чески не хотела являться в Тюрьму.

Тася хотела являться в префек-ту-ру.

Уф, как они ругались друг на друга.

Тася кричала: «В префектуру! В префектуру!»

А папа кричал: «Приказали в тюрьму! Значит, в тюрьму!»

В конце концов победила Тася.

Вы же знаете – Тася всегда побеждает!

Папа взял меня за руку, и мы все вместе пошли являться в префектуру.

Префектура была на бульваре, где я раньше всегда каталась на моем двухколесном велосипедике, который теперь потерялся вместе со всеми другими игрушками.

Мы шли и шли, пока не пришли и не увидели префектуру.

Префектура была в большом желтом доме с длинными окнами. А под ними