Любовь ювелирной огранки (СИ) - "Julia Candore"

Обжигая нёбо кипятком, она торопливо выпила терпкий чай с мелиссой и отпросилась у Эсфири на разведку. На цокольном этаже обнаружился бильярд с искусственным камином, бассейн на несколько персон, сауна, а также бурлящая овальная ванна, утопленная в пол и окруженная пальмами в кадках. На первом этаже располагалось лакированное пианино, гостиная, где Эсфирь как раз разрезала торт и рассказывала Киприану, что больше не намерена вмешиваться в судьбы без надобности.

— Только если меня хорошо попросят, — добавила она, снимая пальцем крем с ножа.

Юлиана завернула за угол и попала в просторный зал с весьма примечательным интерьером. На цепи с потолка свисала кованая медная люстра. А стрельчатые окна (их было штук восемь, не меньше) располагались каждое в своем алькове с кроватью. В алькове, где поверху были развешены ловцы снов вперемешку с ветряными мельницами — амулетами для привлечения удачи.

Итого — восемь уютных альковов, для каждого гостя свой уголок. Юлиана загнула пальцы: она, Киприан, Пелагея и этот ее умопомрачительный куратор — четверо. Сама Эсфирь — пятая. Кекс с Пирогом не в счет, для них сойдет и подстилка. Кого же еще здесь ожидают, интересно знать?

Она вышла из гостевого зала в раздумьях, забрела в тренажёрный — да там и пропала. Когда Киприан ее наконец нашел (а дело близилось к ужину), она самозабвенно крутила педали какого-то навороченного велосипеда, отдуваясь и глупо хихикая. Потная, раскрасневшаяся, лохматая и слегка захмелевшая от удовольствия. Прямо госпожа Ночной Кошмар, а не Юлиана. Зато довольная, не передать.

Киприана смутило отсутствие колёс.

— Ты так далеко не уедешь, — раскритиковал он начинающую спортсменку. — Иди лучше торт съешь. Мы твой кусок в холодильник спрятали.

События, произошедшие в плену у Джеты Га, прошли для Юлианы не так бесследно, как ей бы того хотелось. Ее семимильными шагами настигала депрессия. Юлиана пыталась заглушить ее новыми любовными приключениями (но на этом этапе кое у кого взыграла ревность, поэтому план потерпел крушение).

Еще был вариант вывести депрессию вместе с потом на тренажерах или утопить ее в джакузи. Ни то, ни другое не сработало. Эта стерва мало-помалу разрасталась внутри, вытесняя радость и сокращая количество глупого смеха на единицу времени.

Тогда Юлиана решила заесть гадину тортом. Но его оказалось слишком мало для столь масштабной операции.

Эсфирь уселась напротив подруги и, пока та уминала торт, жаловалась ей, как сложна жизнь рядового преемника.

— В записях Вершителя ногу сломишь, — поведала она. — Он, конечно, по делу пишет, но таким безобразным почерком! Без эксперта-расшифровщика не обойтись.

— Так может, вытащишь его? — предложила Юлиана, запив торт чаем. — Я имею в виду Вершителя. Куда ты там его упекла?

— Ну нет, — скрестила руки Эсфирь. — Если я его вытащу, он мне всё припомнит. И возможно, даже испепелит. Пусть покоится с миром.

Юлиана вылупила на нее глаза.

— Ты его что, грохнула?

— Если бы, — понуро отозвалась та. — Жив, здоров. Правда, слегка законсервирован. Но эта фаза обратима.

Звёздная вышивка ночного неба сменилась облачностью. Из тучи сыпал снег. Густо сыпал. Что за соседней ёлкой — не разглядишь. Юлиана прикинула, что интенсивность снегопада идеально подходит для погребения ее депрессии. Поэтому, обув расписные валенки и запахнувшись в пальто, вышла на улицу.

— Ты чего уединиться вздумала? — поинтересовалась Эсфирь, возникая у нее за плечом.

Утаив от нее истинную причину, Юлиана легко и непринужденно изобрела оправдание:

— Да что-то дармоеды мои запропастились. Ты их не видела?

…Метель набирала обороты.

— Ке-е-екс! — басом-профундо завывала в чащу Эсфирь.

— Иди сюда, собака ты паскудная! — октавой выше вторила ей Юлиана.

Первой, спустя четверть часа, прибежала паскудная собака. Точнее, Пирог. Следом за ним из дебрей, хрустнув ветками, выскочил лось. А за лосем появился Кекс. Этот белый обормот не спеша, прогулочным собачьим шагом протопал в непосредственной близости от хозяйки. Причем с таким независимым видом, словно до сих пор он не гонялся за лосем, а катался на нём верхом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А ну, шуруй сюда! — разозлилась Юлиана и хлопнула себя по ноге. Хлопок был явно лишним. Зловредный пёс ускользнул.

Он слился со снежным покровом и вынырнул неподалёку, на тропе — такой просторной и чистой, будто по ней раз в пять минут проезжала снегоуборочная машина. Там же топтался угольно-чёрный Пирог, словно команды какой ждал.

Подгоняемые азартом и еще какой-то неведомой высшей силой, Юлиана с Эсфирью, не сговариваясь, двинулись на беглецов: поймать, накостылять, под домашний арест посадить. Беглецы, само собой, дали стрекача.

Они неслись по расчищенной тропе, высунув языки, а Эсфирь и Юлиана мчались за ними, как две одуревшие школьницы, которых отпустили с уроков. Юлиане чудилось, будто ее преследуют. У нее за спиной кто-то громко стучал копытами, хлопал крыльями, ухал, фыркал, шелестел и издавал жуткие предсмертные хрипы.

Она не оборачивалась из принципа. Сначала догнать неверных псов — потом пугаться того, что сзади. Стратегия была такова.

Юлиана задыхалась от бега. Она взмокла под пальто, и ей ужасно хотелось переобуться во что-нибудь полегче валенок. То ли дело Эсфирь — бежит себе рядом, неутомимая, гибкая, как молодая лань. Ни вам тяжеленных пальто, ни сапог по центнеру каждый. Надо будет при случае поинтересоваться, где она взяла те сафьяновые туфли, которые сейчас на ней.

Внезапно тропа оборвалась. А вместе с ней кончился и снежный покров. Юлиана и Эсфирь с разбега угодили прямиком в прозрачную, лучистую осень, и ноздри Эсфири затрепетали от аромата заточенных карандашей. А Юлиана уловила запах чая с шалфеем, мха, старого погреба и дымной горечи костра. Они очутились среди пожелтевших берез, на жухлой траве и остолбенели от абсурда ситуации.

Перед ними на клетчатой скатерти обреталась куча разношерстного зверья. Какой-то приблудный енот развалился пузом кверху и, судя по всему, безнадежно дрых. Суетливые белки шинковали грибы, припасенные с лета. Серебряный лис, улыбаясь по-лисьи миролюбиво, щурился на солнце, просеянном сквозь кроны берез.

Лось — он же новоявленный приятель Кекса и Пирога — пристроился за купой деревьев и меланхолично наблюдал за тем, как Пирог что-то вынюхивает в корзине. А корзину, между прочим, приволок на пикник сам медведь. И он вряд ли пришел бы в восторг, узнав, что разные псы со шпионскими замашками инспектируют его имущество.

Прямо сейчас этот косолапый увалень добывал дрова для костра, причем весьма тривиальным способом. Время от времени в глубине леса что-то душераздирающе трещало и ломалось.

— Паразиты мохнатые, а ну ко мне! — чуть было не крикнула Юлиана. Но в последний момент передумала. Мало ли, кто из лесных обитателей обидится на «мохнатого паразита».

Костёр догорал. Она подошла, нагнулась, бросила в огонь остатки веток. И ни один зверь при ее приближении не шевельнулся. Только енот лениво приоткрыл глаза и покосился на двуногих бледнолицых без малейшей опаски, будто даже со скукой.

Прилетела сова с совятами, которые, недолго думая, уселись у лося на рогах. Примчалась парочка оленей, косуля и семейство зайцев. Появление последних не произвело на лиса никакого эффекта. Он окинул ушастое семейство равнодушным взглядом, философски обернул лапы хвостом, широченно зевнул и продолжил щуриться под солнцем.

«Жизнь — тлен, зайцы вы мои. Я охочусь на вас, люди охотятся на меня. Таков закон природы, против него не попрёшь. Но сегодня жестокий мир взял передышку. Проживите этот день так, чтобы ни о чем не сожалеть».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Медведь притопал с материалом для растопки, свалил в кучу ветки, сухую траву, опавшие листья и улёгся у огня, греть свою бурую шкуру. Приглашающе похлопал по покрывалу лапой: мол, присаживайтесь, люди добрые. Если злые, тоже милости прошу. Не съем.

Прежняя Юлиана даже под дулом пистолета не села бы рядом с медведем. Юлиана нынешняя, с чувствами, сбившимися в путаный клубок, сбросила валенки, отшвырнула пальто и плюхнулась на покрывало так резко, что чуть не спугнула серебряного лиса. Лис повёл ушами, повернул острую морду в сторону незваной гостьи — и перебрался к ней поближе. Так близко, что Юлиана спиной ощутила идущее от него тепло.