История гарема - Джеймс Клуг

В нескольких стычках с разбойниками Абдул проявил себя с самой лучшей стороны. В конце концов любовники расстались, причем дело обошлось без обычной в таких случаях ссоры. Между ними сохранились ровные, даже в какой-то степени дружеские отношения. Джейн уехала в Афины, где ей нужно было уладить кое-какие дела.

Возвратившись в Сирию, она не сделала попыток к возобновлению интимной связи с кем-либо из своих недавних арабских любовников, но с характерной для нее беспечностью опять отправилась в путешествие, на этот раз в Багдад. Теперь ее сопровождал другой шейх, Эль-Баррак. Однако по сравнению с двумя предыдущими любовниками он оказался не на высоте. Беда была в том, что он вел себя так, как и должен был вести себя обычный шейх в реальной жизни. Он плохо обращался с верблюдами, смеялся над акварельными рисунками Джейн и приглашал своих неотесанных друзей в их шатер. Все это приводило к частым ссорам между Эль-Барраком и его высокомерной британской любовницей. Судя по всему, у него все же хватило здравого смысла не прибегнуть в ее отношении к физическому насилию, что он непременно сделал бы, будь на ее месте другая женщина.

На обратном пути из Багдада в Дамаск в жизнь Джейн опять вторгся Абдул, и сделал это совершенно неожиданно. Вне всякого сомнения, он как истинный стратег пустыни ждал своего времени. Он избавился от Эль-Баррака, предположительно дав тому денег. Однако, вероятнее всего, Абдул не давал последнему любовнику Джейн никаких денег, поскольку его карманы никак не топорщились от их избытка. Эль-Баррак и сам был, наверное, рад избавиться от спутницы, чье богатство и эротическое искусство едва ли компенсировали ее строптивый нрав. Как бы там ни было на самом деле, но достоверно известно лишь одно – остаток пути до «Священного города садов», который сам Мухаммед назвал раем, Джейн проделала в компании одного Абдула.

Археолог-любитель поведал англичанке о том, что он развелся со своей единственной женой – больше одной жены он не мог себе позволить, – назначив ей пожизненную пенсию, и сделал это ради несравненной Джейн. Далее принц предложил ей вступить с ним в брак по-европейски, то есть моногамию. Его предложение было тут же принято. Они бросились друг другу в объятия, поженились и зажили вполне счастливой и благополучной жизнью. Невероятно, но факт. Джейн с энтузиазмом восприняла гаремную систему, поскольку ни тогда, ни когда-либо Абдул не стал обзаводиться другими женами. Во всяком случае, если таковые у него и имелись, то у него хватало хитрости скрывать этот факт от Джейн.

Джейн Дигби Эль-Мизраб встретилась с Бертонами в Дамаске. Она рассказала Ричарду все, что знала об арабских гаремах, и, должно быть, эти сведения представляли для него немалую ценность, так как это было больше, чем знал он сам в то время, а Ричард Бертон знал об этом больше, чем любой англичанин. Бертон отметил арабские особенности. Он писал, что ему и самому часто доводилось бывать «внутри» под личиной персидского коробейника. Однажды ему даже не пришлось притворяться, так как владелец одного гарема предоставил это заведение в его полное распоряжение в знак благодарности за то, что англичанин вылечил обитательницу гарема от отвратительной привычки храпеть во сне.

Эта история, впрочем, не очень убедительна и более похожа на плод воображения ее автора. Вероятнее всего, точная информация об арабских гаремах, а таковая у Бертона тоже имелась, поступала к нему в основном от его жены, которая посещала эти места в качестве гостьи, и от достопочтенной леди Джейн. Следует заметить, что эта информация не содержит ничего нового для читателя этих страниц.

Это продолжительное супружеское блаженство английской амазонки и бедуинского шейха, который познакомился с ней, когда ей было уже далеко за сорок, является беспрецедентным эпизодом в истории арабских племен. Искренняя взаимная страсть этих двух необычных людей не угасала до самого конца, несмотря на «сцены» ревности, которые они время от времени устраивали друг другу. Когда Джейн в возрасте семидесяти четырех лет скончалась в 1881 г. от холеры, ее похоронили на протестантском кладбище Дамаска – потому что Абдулу никогда и в голову не приходило пытаться обратить ее в единственно верную для жены шейха религию, – ее престарелый муж оставил похоронную процессию еще до того, как она прибыла к месту своего назначения. Другие участники этой печальной церемонии подумали, что он не в силах перенести сцену последнего прощания. Однако они ошиблись. Когда священник произносил последние слова надгробной молитвы, раздался оглушительный топот копыт – арабский принц подскакал к могиле на любимой черной кобыле Джейн. Он сидел в седле недвижим, как статуя, все то время, пока гроб опускали в могилу и забрасывали сирийской землей.

Пятьдесят лет спустя, в начале 1930-х гг., мадам Перро-Гарри, немецкая феминистка еврейского происхождения, посетила королевский гарем в Трансиордании[87], принадлежавший восьмидесятилетнему монарху. Там она увидела пять-шесть молодых бедуинок, подбородки которых были покрыты зелеными татуировками, а руки – синими. Они сидели прямые, как телеграфные столбы, на стопках подушек и, несмотря на свой юный возраст, выглядели вполне величественно в своих черных тюрбанах и просторных халатах.

Самая надменная из них – та, которой остальные девушки выказывали знаки почтения, – сообщила иностранной гостье, что она – старшая жена короля. Это, разумеется, не означало, что до нее он никогда не брал в жены других женщин. Просто это звание подразумевало ведущее положение в гареме на тот момент. По словам старшей жены, ее выдали замуж за короля, когда ей не было еще и одиннадцати лет, и первоначально супружеская жизнь пришлась ей не по вкусу. Это послужило причиной ее бегства из гарема, добавила молодая женщина с невозмутимым видом. Ее пожилой муж пришел в отчаяние.

Последовали продолжительные переговоры. В конце концов капризное дитя и ее почтенный любовник пришли к соглашению. Король согласился сделать ее старшей женой, хозяйкой гарема, при условии, что она не будет возражать против эпизодического пополнения гарема девушками, которые могут оказаться еще моложе, чем она. После этого она вернулась, и теперь пребывание здесь доставляет ей немалое удовольствие. Последним приобретением данного заведения, сделанным согласно вышеупомянутой договоренности, стала девочка, которой на вид было не больше девяти лет.

В этом гареме уже шли жаркие дебаты о возможности принятия королем указа, предписывающего женщинам отказаться от ношения чадры. Большинство девушек не видело в этом ничего страшного. Даже наоборот, они усматривали здесь определенную выгоду для себя, рассчитывая на прямое воздействие своих чар. Однако все соглашались с тем, что выставление напоказ татуировок будет производить скорее отрицательное