Мужчина – руководство по эксплуатации - Анатолий Добин

ЛЮБОВЬ, УТРАТА И СТРЕМЛЕНИЕ К ПРОВАЛУ

Итак, любовь по своей сути возникает именно в невозможности. Там, где есть невозможность, даже провал. Любовь чем-то сродни головокружению от высоты, как страх ринуться всем своим существом в бездну. И это приводит к тому, что мы боимся любить и лишаем себя того, что дарует нам, смертным, наша, в общем-то, короткая и конечная жизнь.

А ведь именно наши отношения с невозможностью и делают нас людьми. Мы уже сказали, что любовь связана с утратой. И неслучайно нарциссические люди, отрицающие утрату и невозможность, часто не способны любить. Потому что любовь существует именно в утрате, в провале. И как только у человека исчезает невозможность, например женщина наконец-то с тем, кого она больше всего в жизни любит, ее вдруг начинает неудержимо тянуть к провалу. У нее может возникать странный для нее самой бессознательный порыв изменить своему избраннику, при том что она им бесконечно дорожит. Она этого не осознает, но ей необходимо каким-то образом вернуть в их отношения аспект невозможности. Хотя бы на уровне тревоги: что с партнером что-то случится, что их отношения не вечны, что обязательно произойдет какая-то катастрофа, которая лишит их друг друга, или какой-то провал. В человеке вообще присутствует неосознанная тяга к провалу.

Удивительно, но многие испытывают странное облегчение, когда провал в их жизни наконец случается.

На самом деле современная цивилизация успеха лишает нас спокойного и принимающего отношения к страданию, к невозможности, к утрате, к провалу. И если сознательно мы устремлены к успеху, то бессознательно нас скорее влечет к провалу. Хотя, конечно, не обязательно такому драматичному, как у Карениной.

Порой человеку только тогда удается почувствовать себя самим собой, когда провал случился. В этом есть что-то очень настоящее. Ты больше не должен тащить ношу ожиданий, страхов потери и разочарования. И таким провалом мы неосознанно дорожим в себе и в другом.

Например, некоторые женщины любят мужчин, которые все потеряли, которые отчаялись, мужчин, которым уже нечего терять. Желаем мы успеха, но по-настоящему любим именно провал в другом.

Желаем мы то, что в другом есть: могущество, силу, успех, но любим за то, чего нет: за нехватку, за слабость, уязвимость и за всем этим – за невозможность другого.

По-настоящему в другом любят утрату, которую тот претерпел, которая, как в зеркале, отражает и нашу собственную нехватку.

ЛЮБОВЬ, ОБРЕЧЕННОСТЬ И ОДИНОЧЕСТВО

Итак, желают – за силу, а любят – за слабость. Клеопатра желает Цезаря с первой секунды, как его видит, ведь он олицетворяет собой могущество. Но полюбит она его в тот момент, когда увидит его, такого могущественного, в момент слабости. Она подглядывает за тем, что скрыто от всех: за его приступами, его конвульсиями, где он совершенно беспомощен и, что немаловажно, может умереть от каждого приступа, который неизбежно случится вновь. Цезарь страдал падучей, и это хорошо обыграно в фильме в контексте любви.

Клеопатра знает о его слабости, которая скрывается от всех: это его тайна, и, если смотреть глубже, – его обреченность и одиночество. Хотя он и всемогущ, но тем не менее разделяет общую для всех смертных обреченность и одиночество – и именно это и делает его объектом любви.

Вообще, каждый в глубине своего существа одинок, но не все готовы с этим одиночеством встретиться. Мы заполняем все время бессмысленной активностью, фоном телевизора, создаем вокруг себя шум пустого разговора – лишь бы не соприкасаться с тишиной и молчанием, в котором слышно наше глубинное одиночество.

Современный мир вообще очень боится молчания и проступающего за всей мишурой одиночества каждого. И заметьте, молчать нам комфортно именно с тем, кого мы любим и кто любит нас, а значит, принимает нас с нашей слабостью.

Так вот слабость, обреченность, одиночество другого в его бытии – это и есть то место, где возникает любовь. Любить – это принимать невозможность другого.

Например, не ждать, что другой сделает невозможный для него выбор, не ждать от ближнего, что он предаст себя, а ведь мы часто именно этого и требуем от других. «Раз ты меня любишь – докажи, предай себя, подчинись моему требованию, делай как хочу я, поступись своим желанием, ведь я тебя люблю!» – это очень частое требование, скрывающееся под маской любви.

В любви важно именно принятие невозможности. И утратив принятие невозможности и нашей общей человеческой судьбы, мы часто утрачиваем способность любить.

Что же является центральным всей невозможности в любви?

Если сказать коротко: любовь возникает там, где мы сталкиваемся с невозможностью слиться и стать с другим единым целым. Как бы сильно нас ни влекло друг к другу, мы обречены быть разделенными на два смертных тела. И именно поэтому сексуальность – такая важная часть любовных отношений, ибо в ней мы наиболее близко подходим к мечте о слиянии с другими, хотя и здесь, конечно, мы упираемся в непреодолимую границу тел. И именно эта граница, на которую мы натыкаемся, и порождает в нас сексуальное влечение вновь и вновь в стремлении к невозможному слиянию.

Глава 6

Советы и рекомендации

Обычно в книгах по популярной психологии полагается давать советы и рекомендации, говорить, как правильно и что правильно, а что – нет.

Но мы верим, что вы способны сделать выводы самостоятельно. И даже больше: мы специально сохранили эту главу пустой, но не потому, что нам нечего сказать вам, наш читатель. Наоборот, мы специально удерживаем себя от выводов и сохраняем это место для вас.

И вы можете использовать эту пустоту так, как сочтете нужным, дописать ее, опираясь на свой жизненный опыт, свой здравый смысл и свое доверие жизни. Воспримите эту пустоту не как молчание, а как наш главный дар вам в этой книге.

Пусть это будет наша общая книга!

ВЗГЛЯД СЕРГЕЯ СТИЛЛАВИНА

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Чтобы появилась книга, которую вы держите сейчас в руках, понадобилось десять лет почти еженедельных эфиров на Радио Маяк, где мы с Анатолием Яковлевичем и познакомились. Многие авторы за столь долгий срок начали бы повторяться, потеряли бы интерес к работе, а вместе с этим и интерес слушателей к себе. Однако Добин, на радость всем нам, лишь приобретал все большую глубину, которая и поставила вопрос о написании книги – легкой по форме и важной по смыслу.

Внимательно слушая все эти годы Анатолия Яковлевича, я проникся ощущением сострадания