Мужчина – руководство по эксплуатации - Анатолий Добин

место Цезаря. Проблема Антония – это проблема сына: он как маленький мальчик, который не чувствует себя вправе занять отцовское место.

МУЖЧИНА-ОТЕЦ И МУЖЧИНА-СЫН

В фильме, как и в жизни, мы встречаем два образа мужчин.

С одной стороны – Отец-Цезарь, Мужчина с большой буквы. Такие мужчины вызывают желание таких женщин, как Клеопатра, и восхищение таких мужчин, как Антоний. Все думают, что «Цезари» не плачут. Но обязательно найдется женщина, которая мнит себя богиней и захочет от него забеременеть и родить от него сына. И именно она хранит его тайну – что Цезарь тоже плачет, что у него геморрой и импотенция, но она никому об этом не скажет.

А с другой стороны – Антоний – вечный сын. Мужчина, который всю жизнь мучается от того, что он недостаточно хорош. Он недостаточно успешен, недостаточно уверен, у него недостаточно длинные руки. Он раздражается, обижается и завидует Мужчинам с большой буквы, оставаясь маленьким мальчиком, который так и не стал похожим на Отца.

Хотя именно такие мужчины, как Антоний, умеют по-настоящему любить.

Им кажется, что они не могут стать как Цезарь, потому что им что-то не дано. Но на самом деле они просто внутренне не чувствуют себя вправе занять место отца (Цезаря).

И даже буквально таким мужчинам сложно стать отцами, хотя они могут быть хорошими папами. Часто именно с ними случается расщепленное отцовство, когда женщина беременеет от одного, такого как Цезарь, а растит ребенка с другим – таким как Антоний.

И если Антоний чувствует себя не вправе занимать отцовское место, то такие, как Цезарь, вообще не парятся на этот счет. В фильме у Антония и Клеопатры нет своих детей, у них только сын Цезаря. Клеопатра может любить Антония, но забеременеть от него Клеопатра не жаждет так, как жаждет сделать это от Цезаря.

Забеременеть – значит получить что-то от мужчины, а если у мужчины есть ощущение, что у него нет, нет нагло-щедрого органа «возьми-дай», то как тут забеременеешь?

Антоний, в отличие от Цезаря, не может ни взять Клеопатру, ни дать ей, но он может дать ей что-то не менее ценное – он может ее любить. И об этом мы поговорим в следующей главе.

И еще. Любой Антоний для какой-нибудь женщины будет Цезарем, а любой Цезарь для какой-нибудь женщины – Антонием.

Глава 3

Любовь до гроба

ТВАРЬ Я ДРОЖАЩАЯ ИЛИ ПРАВО ИМЕЮ?

Над Раскольниковым, который навязчиво крутит в голове эту фразу, тоже нависал образ того, у кого есть: Наполеона. Раскольников мучился: почему Наполеон может, а он – нет. Такой мужчина, как Антоний, чувствует, что у Цезаря есть, а у него нет, и это его тяготит.

Другой же Мужчина, подобный Цезарю, просто делает или берет то, что считает нужным и своим по праву, не размышляя о том, есть у него или нет. Сам этот вопрос «Есть ли у меня?» ему не знаком.

И, как мы сказали, Клеопатра, как и любая женщина, с разными мужчинами – разная.

Для стареющего амбициозного Цезаря она олицетворяет его потенцию, а для сомневающегося Антония она олицетворяет то, чего ему не хватает. Он ощущает, что у него нет того, что было у Цезаря: ему не хватает его жезла. Клеопатра, собственно, именно этим и является. Она и есть то, что у Цезаря было, а у Антония – нет. В этом же причина того, что бывшие жены, любовницы и вдовы известных мужчин, как правило, не обделены мужским вниманием.

Заметьте, какие разные шоу устраивает Клеопатра одному и другому мужчине в начале каждой серии. В первой серии она появляется завернутой в ковер, как подарок для Цезаря. Устраивая такой перфоманс, женщина неосознанно ждет такую фразу в ответ: «Лучший мой подарочек – это ты». Она – подарочек, выскакивающий из ковра, как из торта. Она дарит Цезарю потентность, вторую молодость. Новое, неожиданное начало.

А с Антонием Клеопатра начинает отношения, с самого начала устраивая перед ним шоу с актерами, напоминающими ее покойного Цезаря, и соблазняя Антония возможностью занять место Цезаря рядом с ней.

ЛЮБОВЬ У МУЖЧИН

Любопытно, что про любовь мы от Цезаря не слышим ни слова. У Цезаря есть определенная цель, и Клеопатра готова служить его цели: мечте владеть миром и иметь наследника. Но любовь – это признание зависимости, и вряд ли Цезарь когда-либо заговорил бы об этом.

Цезарю посчастливилось не дожить до сенильной старческой сентиментальности, когда все вызывает нездоровое умиление, Цезарь силен, он не признает зависимости, поэтому слез любви от него не дождаться. Максимум, что он может сказать ей изредка, «мы» и «наша», но не более.

Зато Антоний все это компенсирует с лихвой. Он только о любви и говорит. Вернее, он говорит о двух вещах: о любви к Клеопатре и о том, что ему все время чего-то не хватает по сравнению с Цезарем. И, как ни удивительно, это не две разные темы, а одна.

Мы в прошлой главе остановились на том, что Антоний все время чувствует, а в нетрезвом состоянии и обиженно декларирует, что ему чего-то не хватает по сравнению с Цезарем. Если верить его словам, то со стороны кажется, что он и правда хочет занять место Цезаря. По крайней мере, так подумала бы женщина, которая верит декларациям мужчины.

Он все время догоняет Клеопатру, даже на том свете. Но между ними всегда остается непроходимое расстояние, которое он пытается преодолеть. Это расстояние длиной в мертвого Цезаря, который всегда между ними, с первой секунды их отношений. В сердцевине любви Антония и Клеопатры – невозможность.

Но в действительности эта невозможность является не препятствием, а причиной их любви. Антоний говорит, что претендует на место Цезаря, но, если посмотреть не на слова, а на действия, мы видим, что все ровно наоборот.

Антоний делает все, чтобы это самое место, оставленное Цезарем, не занимать. Все что можно он проваливает с самого начала. И хотя Антоний неглуп, но дает собой вертеть, причем не только Клеопатре, но и другим персонажам истории. Например, врагу Клеопатры Октавиану, который заявил свои права на власть как наследник Цезаря. И реальный сын Цезаря и Клеопатры – Цезарион – Октавиану как кость в горле. Последний делает все, чтобы окончательно узурпировать власть. И для этого он умело манипулирует Антонием, женив его на своей сестре Октавии.

Клеопатру эта свадьба приводит в бешенство. И дело не только в появлении другой женщины, на которой его женили, но