Смерть пэра - Найо Марш

— Да, сэр. И простите — сам не знаю, что это я так разболтался.

— Все в полном порядке, — отозвался Аллейн, — вы мне подкинули парочку идей. Спокойной вам ночи.

Глава 17

Мистер Фокс находит образ

Северный ветер, который пришел ночью, принес тучи. Еще до рассвета они разразились проливным дождем. В девять часов Роберта и Генри завтракали в комнате, битком набитой сувенирами викторианской эпохи. Окна ослепли от дождя, и Генри включил свет.

— Не думаю, что такое тут делали раньше, разве что когда смог был густым, как гороховый суп, — сказал он весело. — Как ты спала, Робин?

— Не так уж плохо, только вот ветер выл в дымоходе. И выл он почему-то твое имя.

— Мое имя? — быстро спросил Генри. — Сроду не слышал, чтобы северный ветер издавал что-либо похожее на «Ге-е-енри»!

— Нет, твое новое имя: «Граф Ру-у-ун»!

— А-а, — ответил Генри, — вот оно что. Такое льстит самолюбию, правда?

— Ты не знаешь, как себя чувствует леди Вутервуд?

— Я встретил Диндилдон на площадке. Она говорит, что тетя В. спала как бревно. «Очень мирно», — сказала Диндилдон, точь-в-точь как говорят о покойнике.

— Не надо...

— Наверное, это все-таки не сон, — сказал Генри, возвращаясь от буфета с яйцами и ветчиной. — Наверное, вчера кто-то действительно убил дядю Г. Сегодня утром в это почти невозможно поверить. Что мы сегодня будем целый день делать, Робин? Ты представляешь себе, что, куда бы мы ни направили свои стопы, за нами будет неотступно следовать фараон в штатском? Интересно было бы посмотреть, удалось бы нам оторваться от его слежки или нет... Мне всегда казалось, что оторваться от «хвоста» довольно легко. Попытаемся? Или ты считаешь, что сегодня слишком уж мокро и холодно?

— Генри, полицейский находится внизу в вестибюле.

— Не повезло бедняге — ни в сказке сказать, ни пером описать! — посочувствовал полицейскому Генри. — Мне кажется, что вестибюль — самая скверная часть этого дома. Когда мы были маленькими, Нянюшка пугала нас самой страшной карой: «Вот отправят вас жить на Браммелл-стрит!» Даже сейчас я стороной обхожу чучело медведя: мне все мерещится, что он того гляди вытянет лапищу и придушит меня.

— Такой огромный дом, — сказала Роберта. — В нем даже и медведь кажется маленьким. Этот дом давно принадлежит вашей семье?

— Он построен еще тем Миногом, который провернул какое-то очень сомнительное дельце в эпоху доброй королевы Анны для одного из ее министров. Ничего себе дельце было, если на чай ему дали такое чудище, как этот дом... А вдогонку королева пожаловала ему еще и титул маркиза. Наверное, в те дни дом казался прекрасным. Чтобы его так разделать, понадобился мой дедушка. Дядя Г. и тетя В. просто добавили несколько толстых-толстых слоев уныния к всеобщему хаосу.

— Наверное, теперь этот дом будет принадлежать твоему отцу.

Генри замер с чашкой в руке.

— Ба-атюшки! — сказал он. — Действительно, похоже на то, что так и есть... А знаешь, Робин, ведь из этого дома можно было бы сделать просто конфетку...

Лицо Генри приобрело такое знакомое выражение, что у Роберты упало сердце: так обычно выглядели все Миноги, когда намеревались профукать кучу денег.

— Погоди, посмертные долги могут оказаться огромными! — воскликнула она в панике.

— Да, конечно,— с величественной небрежностью отмахнулся от упомянутых долгов Генри.

Завтрак они доели молча. Ужасно старый слуга, который, как догадалась Роберта, должен был быть мужем миссис Моффат, пришел и сказал, что Генри просят к телефону.

— Я сниму трубку в библиотеке, — ответил Генри и обратился к Роберте: — Наверное, наши звонят. Пошли.

В угрожающе темной библиотеке Роберта рассеянно слушала, как Генри беседует с матерью по телефону.

— Доброе утро, доброе утро, — бодро говорил Генри в трубку. — Кого-нибудь уже арестовали или вы пока на свободе?.. Вот и отлично... Да, спасибо, мамуля... Нет, но Диндилдон говорит, что с ней все в порядке... — Он отвечал в том же духе еще минуты две, и Роберта отвлеклась, но тут же снова насторожилась, когда Генри вскричал: — Баскетт!!! Но, черт возьми, почему?.. Боже, это же чудовищно... — Он быстро сказал Роберте: — Эта громадина Фокс заперся вместе с Нянюшкой и Баскеттом на целый час, все теперь гадают, уж не Баскетт ли... Хорошо, мама... нет, я думал показать Робин этот домище, а потом, может, проведать вас... сегодня вечером. О-о... понятно... Ладно, если ты считаешь, что мы должны... Да-да, я знаю, что он чудовищный, но его можно отделать вполне прилично, как ты считаешь? — Генри понизил голос. — Слушай, мам, — спросил он осторожно, — он теперь чей — тети В. или наш? А-а... Ну ладно, до свиданья, мамуленька. Он повесил трубку.

— Боюсь, что нам придется побыть здесь и сегодня ночью, Робин, — сказал он. — Его привезут сюда.

— Понятно...

— И мама думает, что дом теперь достанется нам. Давай хотя бы его посмотрим.

В одиннадцать часов Аллейн получил отчет о вскрытии. К нему была приложена записка от доктора Кертиса. Тесак, гласила записка, вошел в левую глазницу и перерезал кровеносные сосуды у основания головного мозга.

Это все, что нужно знать коронеру или присяжным, —  писал доктор Кертис, — но, полагаю, придется угостить их высоконаучной болтовней, как обычно. А то им мало покажется. Для вашего сведения: наш голубчик довольно долго копался ножом в глазнице, прежде чем нашел черепной шов, через который проник в мозг. В черепе отвратительная каша. Нет никаких сомнений в том, что действовал праворукий тип. Могу предположить, что рана на левом виске вызвана резким столкновением с элементом решетки лифта и что покойный был без сознания, когда его кромсали тесаком. Смерть наступила в результате повреждения мозга. Надеюсь, вы его — или ее — поймаете. Искренне ваш С. К.

Аллейн задумался над отчетом, потом отложил его и позвонил мистеру Криссоэту, поверенному в делах семьи Миногов. Мистер Криссоэт был старым знакомым Аллейна. Он сказал, что как раз собирался выйти из дому, чтобы нанести визит новому лорду Вутервуду, но зайдет к инспектору через час. Голос его звучал крайне озабоченно и сухо-официально. Аллейн от души возблагодарил небо за то, что Миноги не послали за мистером Криссоэтом прошлым вечером. Если уж кто и мог запереть их языки на замок, чтобы они ни о чем не проговорились, так это он. «Не много же я из него вытяну, — подумал Аллейн. — Он будет сухим, как крекер, и кислым, как лимон. Уж он присмотрит за Миногами». Со вздохом он вернулся к своему отчету. Наконец появился Фокс, умеренно сияя, в аккуратно завязанном белом шарфе под мокрым макинтошем и с зонтиком под мышкой.

— Привет, Братец Лис. Как вам понравилось с утра играть в «Счастливые семьи»?[24]

— Спасибо, мистер Аллейн, все прошло прекрасно. Я с утра заглянул в дом на Браммелл-стрит. Мистера Генри Минога — то есть лорда Руна — я не видел, мисс Грей тоже, но, как я понял, ночь для них прошла спокойно. И ее светлость тоже малость поуспокоилась, как мне сказала сиделка. Она считает, что и одна справится сегодня ночью. Потом я повидался с этим шофером, Хихиксом, и довольно славно провел с ним времечко. Хотя ему, мне кажется, наше общение почему-то совсем не понравилось.

— Иногда ваше понятие о «славном времяпрепровождении», Братец Лис, кажется мне весьма зловещим. И что вы сказали Хихиксу?

— Мне показалось, что следует немножко потрясти его насчет точного времени, когда он спустился вниз. Конечно, он стал ужасно нервничать, когда я в него вцепился, но все-таки он настаивает, что спустился сразу после того, как лорд Вутервуд позвал жену в первый раз.

— Это правда, — сказал Аллейн. — Юный Майкл видел его. Этого вам не опровергнуть, Братец Лис.

— Так оно и оказалось, сэр. Ну, в общем, я оставил этого типа с расстроенными нервами и отправился на Плезанс-Корт. Они все такие же. Им ужасно понравилось подписывать свои показания. Мне кажется, они почти не спали, но по-прежнему очень оживлены и ужасно ласковы.

— Гроша ломаного их ласковость не стоит, — пробурчал Аллейн.

— Леди Фрид страшно расстроилась, что вы прошлой ночью не стали ее допрашивать, — продолжал Фокс, закрывая дверь и отряхивая истекающий водой зонтик в коридор.

Аллейн хмыкнул.

— Вы произвели на это семейство весьма глубокое впечатление, сэр.

— Закройте дверь, уберите куда-нибудь ваш пижонский зонтик и идите сюда, черт бы вас побрал.

Фокс с невинным видом послушно выполнил приказ. Он уселся и вытащил свой официальный блокнот. Аллейн осознал, что его любовь к Фоксу, должно быть, несокрушима, если она устояла перед зрелищем того, как Фокс всякий раз слюнявит указательный палец, чтобы перевернуть страницу. Такая привычка у всякого другого напарника побудила бы Аллейна избавиться от него как можно скорее.