Смерть пэра - Найо Марш

— Да, мистер Генри, да, милорд, — ответила старуха и добавила, словно ведьма в сказке: — Вас уже ждут.

Молодые люди последовали за ней по толстому ковру вестибюля, затем по лестнице. Пройдя два пролета, они оказались на устланной ковром площадке. Моффат шепотом извинилась за свою свечку. Приехавший полицейский, сказала она, настоял, чтобы не отключали электричество на главном распределительном щите, но слуги будут подчиняться правилам его покойной светлости и пользоваться свечами, по крайней мере пока его светлость еще не остыл (последние слова Моффат просто просмаковала). Серые тени вырастали и падали на невидимых во тьме стенах, пока Моффат шла со своей свечой. Кругом, если не считать шороха ее шелкового подола, стояла тишина. Иногда она просто шла впереди, вырисовываясь во мраке черным силуэтом, но иногда поворачивалась, чтобы посветить Генри и Роберте, и ее тень вырастала перед ними. В конце концов все оказались перед дверью, в которую Моффат, извинившись, прошла первой. Роберта, застыв на пороге, увидела в темном зеркале тусклое отражение Моффат. На туалетном столике огромных размеров стоял ветвистый канделябр. Моффат зажгла в нем свечи и посмотрела на вошедшую в спальню Роберту. Следом за ней вошел Генри.

— Вам что-нибудь понадобится, мисс? — спросила Моффат. — Может быть, распаковать ваши вещи? Мы держим только двух горничных, когда семья не в Лондоне, и обе они уже в постели.

Роберта сказала, что распакует вещи сама, и Моффат удалилась вместе с Генри и свечой.

В спальне был очень высокий потолок с лепной розеткой в центре. Стены покрывали толстые обои с выпуклым рисунком, и повсюду висели тяжелые драпировки. Комната была уставлена мебелью огромных размеров, воплощавшей порочную страсть какого-то викторианского мебельщика к черному дереву и барельефам. Кровать оказалась почтенной двуспальной громадиной с тонкой резьбой, выцветшим французским балдахином и вышитыми занавесками, на которых золотые нити переплетали розовые букеты. Толстый ковер был покрыт растительным орнаментом. На стенах Роберта обнаружила несколько гравюр и цветную литографию, изображавшую ребенка с котенком. В этом рисунке было трогательное очарование, настолько безыскусны были восторги девчушки в ленточках и кудряшках над синей ленточкой на шее котенка. На прикроватном столике Роберта нашла Библию, роман Мари Корелли и жестянку с сухим печеньем.

Девушка распаковала чемодан и, слишком робея, чтобы искать по темным коридорам ванную, умылась холодной водой из кувшина, украшенного цветочными гирляндами.

В дверь постучали. Вошел Генри в халате.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Да.

— Кошмарный дом, правда ведь? Я напротив тебя, в этом же коридоре, так что, если что-нибудь понадобится, просто перебеги коридор. В этом крыле никого больше нет. Тетя В. обитает в жутковатых комнатах по другую сторону лестницы. Спокойной ночи, Робин.

— Спокойной ночи, Генри.

— Ты меня перебила, — сказал Генри. — Я собирался сказать: моя дорогая.

Он с серьезным видом подмигнул ей и вышел.

В предрассветные часы поднялся ветер. Он тоскливо блуждал по Лондону, колотясь в спящие дома. Он стонал у дома на Плезанс-Корт, тряс стекла в окнах лифтовой шахты. Полицейский, который там дежурил, с тоской смотрел на дребезжащие черные стекла и страстно желал, чтобы рассвет поскорее сделал их серыми. Ветер вдул внутрь занавески в комнате Плюшки. Они хлестнули девочку по лицу и вызвали новый кошмар. Плюшка страшно захрипела. Остальные члены семьи, услышав Плюшку, заворочались в постелях, прислушиваясь к шарканью шагов Нянюшки в коридоре. Набрав силу на открытых пространствах Гайд-парка, ветер засвистал по Парк-лейн и задул в Браммелл-стрит с такой силой, что старые крышки дымовых труб в доме номер двадцать четыре закачались с протяжным скрипом. Роберта услышала в дымоходе стоны: «Гра-а-аф... Ру-у-унский... Гра-а-аф... Ру-у-унский». Где-то в Хаммерсмите ветер морщил черные воды Темзы и врывался в невинные сны леди Катерин Лоуб. Воистину единственным участником драмы на Плезанс-Корт, которому ночной ветер не мешал, был покойный лорд Вутервуд, что лежал в морге, ожидая свидания с доктором Кертисом.

— Ветер крепчает, — сказал Фокс в кабинете старшего инспектора в Скотленд-Ярде. — Я бы не удивился, если бы еще до зари пошел дождь.

Он аккуратно вынул из пишущей машинки листы бумаги и копирки, положил их на стопку готовых листов на столе и достал свою трубку.

— Сколько времени? — спросил Аллейн.

— Без двадцати пяти два, сэр.

— Мы почти закончили, а, Фокс?

— По-моему, да, сэр. Я только что вытащил последнюю страничку вашего отчета.

Аллейн смял лист бумаги и швырнул им в Найджела Батгейта, который спал в кресле.

— Батгейт, проснитесь. Делу почти конец.

— Что?.. А?.. Мы что, идем по домам? Это что, отчет? Можно посмотреть? — спросил Найджел.

— Если хотите. Дайте ему копию, Фокс. Мы еще поразмышляем над этой пакостью.

На протяжении следующих двадцати минут они читали и дымили под шорох бумаги и порывы ветра, сотрясавшие окна.

— По-моему, это все, — сказал наконец Аллейн. Он посмотрел на Найджела, который с нервной и раздраженной сосредоточенностью репортера все еще читал отчет.

— Ну да, — медленно произнес Фокс, — что касается семьи, тут все понятно и просто. Их правдивые показания сходятся, и их, так сказать, вымыслы тоже вполне согласуются.

Найджел поднял голову.

— Вы настолько уверены, что часть их показаний — неправда?

— Разумеется, — сказал Аллейн. — История о том, что Вутервуд в конце концов согласился за них заплатить — чистейшая выдумка. Роберта Грей ухитрилась предупредить лорда Чарльза и мистера Генри. Мартин, который дежурил в гостиной, услышал, как она говорит: «Надо помнить, что под конец он проявил щедрость. Приятно будет помнить об этом». Вы найдете это в отчете. Я же сказал, что она — храбрая маленькая врунья.

— Это единственная ложь, которой она нас попотчевала? — вопросил Фокс с глубокомысленным видом.

— Я уверен, что да. Она храбро решила это сделать, но ей пришлось собрать всю свою волю, чтобы так поступить. Я бы сказал, что по натуре она необыкновенно правдивое создание. Готов поставить свое жалованье, что она понятия не имеет о единственном поразительном и сенсационном кусочке своих показаний. Она была совершенно уверена в том, что говорила. Повторила это дважды и подписала свои показания.

— Ну-ка погодите! — воскликнул Найджел и бросился перелистывать страницы отчета.

— Если она права, — сказал Фокс, — это же ставит все проклятое дело с ног на голову.

— Это может замечательно упростить дело. Фокс, на портье можно положиться, это надежный человек?

— Я бы сказал, да, сэр. Он очень даже заметил эту эксцентричную старую леди — Катерин Лоуб. Она ведь сошла вниз, а он ее все равно не прозевал. Он не прозевал и этого... Хихикса, и Диндилдон тоже. Он развлекался тем, что следил, кто спускается вниз. Кстати, как вы можете заметить, он подтвердил, что Диндилдон сошла вниз сразу после Хихикса.

— Омерзительная женщина, — пробормотал Аллейн. — Вот уж записная лгунья! Все-таки консьерж — хорошее подспорье в этих алиби.

— Весьма наблюдательный парень, я скажу, — согласился Фокс. — На такой работе поневоле станешь наблюдательным.

— И он говорит, что лифтом не пользовались с того момента, как Вутервуды поднялись наверх, до «рокового путешествия», как Батгейт обзовет это в газете?

— Именно. Он говорит, что ни в коем случае не ошибается. Он все время смотрел, кто спускается и поднимается, потому что ему же нужно следить за всеми, кто входит и выходит, чтобы не впустить сомнительных людей. После того как в квартиру поднялись Вутервуды, лифт больше не спускался. Он говорит, что живущие на втором этаже никогда не пользуются лифтом. Третий этаж уехал в отпуск, а четвертый пустует. Сейчас лифтом фактически пользуются только Миноги.

— Ну и хорошо, — сказал Аллейн. — Это прекрасная линия расследования. Придется и ее отработать.

— Что такое? — возопил Найджел. — О чем вы говорите?

Он несколько минут впивался глазами в отчет, потом спросил:

— Вы про этих двух слуг, Диндилдон и Хихикса?

— Вы внимательно прочитали отчет, Батгейт?

— Конечно. Я знаю, что вы хотите сказать. Юный Майкл говорит, что Вутервуд завопил своей жене после того, как Хихикс спустился вниз. Допустим, он спустился для отвода глаз. Что, если Хихикс потом поднялся наверх и сделал это черное дело?

— Проходя мимо Диндилдон по дороге наверх и скорее всего рискуя нарваться на леди Чарльз? Помните, что леди Чарльз вышла из номера двадцать шесть и перешла в номер двадцать пять, в гостиную.