Ментальная кухня – 3 - Максим Злобин

— Ах-ха-ха-ха! — ржал Ваня Таранов и бежал по колено в воде к берегу. В одной руке канат, в другой калаш. Не уверен, что брать его с собой было хорошей идеей, но он бы с меня живого не слез. Весть о находке довольно быстро распространилась среди экипажа, и Таранов уже нафантазировал себе о богатствах, которые найдёт внутри аномалии. Ну и о пиве, которое благодаря им сварит.

И мне ли его осуждать? Я ведь и сам сейчас вцепился в эту возможность, как в спасительную соломинку. Напоминаю! У меня же гастротур на носу. И, кажется, вот он — единственный адекватный шанс вымутить ТАКОЕ количество продуктов.

Итак.

Лодку мы с пацанами на всякий случай вынесли на берег. Ребята мы всё-таки не самые хилые, а пролюбить её по какой-нибудь нелепой случайности типа плохо завязанного узла будет очень обидно.

— Не разбредаемся! — попросил я.

На всякий случай. Нет, потеряться здесь — это очень вряд ли. Не берусь на глазок оценивать размеры Каннеллони-Айленда, но остров всё-таки маленький. Во всяком случае, докричаться друг до друга с одного его конца до другого — задача вполне себе посильная.

Другой момент, что где-то совсем рядом с нами сейчас находится аномалия, а про так называемые Прорывы я уже наслышан. И как знать? Может быть где-то по острову уже бродит зубастая аномальная хтонь, которая только и ждёт чтобы закусить вкусными питательными поварятами.

— Предлагаю идти вглубь, — сказал я. — Смотрите по сторонам и, пожалуйста, будьте осторожны.

Но пацаны и без моих просьб не собирались слишком уж легко расставаться с жизнью. Шли на стрёме. Автоматы в руках, палец на предохранителе. Шугались от каждого шороха, но как оказалось зазря. Остров с точки зрения зверья был необитаем, с точки зрения монстров тоже, и уже спустя пару минут…

— У-у-у-ух, — первым аномалию заметил Мишаня. — Красиво.

И впрямь красиво. Прямо вот… завораживающе! В самом центре Каннеллони-Айленд оказалась полянка, посреди которой вращался радужный, цвета бензиновой лужи, водоворот. Края — как будто живые. Рваные, пульсирующие, в вечном движении.

Строением аномалия напоминала портал — именно такой, каким их принято изображать в научной фантастике, вот только без рукотворной рамки со всякими древними письменами. То есть спереди и сзади он просматривался на отличненько, но под определённым углом, если смотреть сбоку, почти пропадал. Как лист бумаги.

В ширину метра три, а в вышину… боюсь ошибиться, поэтому просто скажу, что чуть ниже местных кедров.

— Так… заходим?

Согласен, вопрос глупый, ведь именно ради этого мы сюда и шли. Но и не спросить тоже нельзя — люди всё-таки вольные. Вдруг кто-то передумал в последний момент? Вдруг испугался? Решение нихрена не простое. Не каждый день тебе выпадает посетить другой мир, причём в нашем конкретном случае непонятно какой. Да-да. Чем глубже я пытался изучить вопрос по той информации, что есть в сети, тем лишь больше запутывался и приходил к мысли, что изучить его невозможно.

Всё индивидуально. Всё непредсказуемо.

По внешнему виду портала никак не понять, что ждёт внутри. Так что мы сейчас с равным успехом можем выскочить на солнечную полянку, в грёбаное жерло вулкана или вообще в какой-нибудь мёртвый мир, где даже кислорода нет.

— Я готоф! — заорал Таранов; господина пивовара сейчас аж крупная дрожь разбила.

— Готов, — сказал Мишаня.

— Готов, — вторил ему Погоняло.

Лысый Агафоныч молча кивнул и сплюнул в сторону. По ходу дела, сенсей отвык разговаривать за время ретрита. А вот Гио:

— Я готов, но… это… отвернитесь, пожалуйста, — попросил Пацация. — Я стесняюсь.

Ещё минуту мы подождали, пока человек-грузин скинет с себя простыню и обратится в грузина-волка, а затем попытались надышаться перед смертью и один за другим проскользнули в радужное марево аномалии.

Темно. Тихо. Сыро. А ещё очень-очень холодно, — особенно на контрасте с жарой по ту сторону.

Воздух вообще недвижим; это явно какая-то пещера. Первой мыслью было развернуться и свалить обратно, однако я отругал себя за малодушие, закинул автомат на спину, достал из кармана телефон и включил фонарик. По канону на меня тут же должна была налететь стая перепуганных летучих мышей, однако ничего подобного не произошло.

Во-первых, свод пещеры терялся где-то в вышине. А во-вторых, слишком уж холодно здесь было для зверья. Судя по густым клубам пара изо рта и блеску инея на сталагмитах, температура сильно ниже нуля.

— Нормально?

— Нормально…

Вот и все наши переговоры. Ну как бы… не до пространных диалогов сейчас, и не до развесёлых шуток. Сердце стучит как бешеное. Руки нет-нет, да и подтряхивает. Очочко сжалось до размеров игольного ушка, и того гляди схлопнется в сингулярность. Впереди темнота, и что нам ждать из этой темноты? А главное: справится ли с этим «чем-то» Гио?

— Идём?

— Идём.

Мишаня последовал моему примеру, — тоже включил фонарь, — а вот Антоха на всякий случай снял автомат с предохранителя и передёрнул затвор.

— Мало ли, — сказал.

И спорить с ним не было ни смысла, ни желания.

Пошли. Шаг за шагом, опасливо посматривая на потолок, мы стали пробираться дальше. Постепенно пещера становилась уже, что как бы напрягало и вообще нехорошо. Но вместе с тем, если судить по наклону, мы двигались наверх. К выходу? Да! Да-да-да! Вот и он, свет в конце тоннеля!

* * *

— Дас ист охренеть! — Таранов аж запрыгал на месте. — Хер Фасилий, ты толшен это попропофать!

В такой восторг господин пивовар пришёл, весьма опрометчиво укусив ветку первого же растения, что попалось нам на пути после выхода из пещеры. Точнее даже не ветку, а… м-м-м… лапу? Почти еловую, только с очень-очень крупной хвоей. Вообще, дерево в первую очередь было похоже само на себя. Но если всё-таки искать доходчивые сравнения, то либо на аномально-разросшийся алоэ, либо же на гигантский…

— Укроп! — Иоганн Михалыч вгрызся в дерево ещё раз. — Эт-то укроп! Концетрационный, как мне и ната! Я снал, я снал! Шайсэ, их вустэ эс! Ди троймэ бетойдэн вас! Спасипо, мать отца! Спасипо, старая федьма!

Итак…

Что же получается? Из морозной пещеры мы вышли прямиком в укропный лес. А ещё в лето. Погода порадовала прямо сразу же. Сквозь кроны приветливо светило яркое иномирное солнышко, чириканье птиц было неотличимо от той какофонии, что можно услышать в подмосковном парке, а воздух… ох ядрёна мать. Не просто свежий, а какой-то