Брат мой Авель - Татьяна Олеговна Беспалова

ты стал мужем Мириам, – проговорил Иероним из темноты. – На мой взгляд, лучшего мужа ей не найти. Но для этого нам надо выбраться из Газы.

– Как же мы будем выбираться? На сегодняшний день Рафах неприступен.

– Иннок – американский гражданин. Он выйдет через КПП и откроет выход из подземного хода, через который проскочим мы все с Настей и детьми…

Прислушивавшийся к ним Саша затряс головой.

– Нет-нет-нет! – воскликнул он. – Прорыв с боем… дети… Настя… так не годится. Тихон напугается…

– Твой Тихон натерпелся уже всякого, – проговорил Иннок. – Здесь тоже небезопасно. Любой обстрел может стать для них последним…

Подтверждая его слова, где-то невдалеке бахнул разрыв, потом второй чуть дальше, третий, четвёртый. Тревожная сирена завыла с опозданием. Обстрел длился около пятнадцати минут. Всё это время Саша, бросив свою работу, смотрел на Настю и детей. Нет, они не проснулись. Привыкли, наверное.

– Но ты… вы… как? Как вы сможете самостоятельно отбить выход у бойцов ЦАХАЛ?! Неизвестно даже сколько их там… – зашептал Саша, выждав несколько минут после последнего разрыва.

– Этот отобьёт, – проговорил Иероним, указывая на Иннока.

Тот расправил плечи, отчего его внушительная фигура сделалась ещё более внушительной.

– Один? – не скрывая сарказма, поинтересовался Авель.

– Не один. С ним пойдёт Наас, он гражданин Ирана…

– Перс?! Я так и думал! – вспыхнул Авель.

– …и Яхо.

– Яхо?!

– Да кто он такой, этот Яхо?! Нет, его не выпустят. Палестинцев из Газы не выпускают!

– Хоббит, возьми себя в руки! Я не потащу на такое дело ребёнка!

– Уточняю: больного ребёнка!

– Зачем он нам? Если придётся принимать бой, от него никакого толка.

Иннок, Саша и Авель гомонили хором, демонстрируя полное единодушие.

– Зачем брать его с собой? Ясно зачем, – проговорил Иероним, дождавшись окончания эмоциональной вспышки своих товарищей. – Его зовут Яхо или Яхоэль, и он не ребёнок. Думаю, он много старше наших праотцов…

– Все мы тут собрались персонажи с библейскими именами, чтобы толковать о праотцах. Авраам породил Исаака, Исаак породил Иакова и так далее… – буркнул Авель, а Иннок настороженно уставился на Иеронима.

Тот усмехнулся, покачал головой.

– Что смотришь, Кеша? В Бога веришь? Веришь. А в ангелов его? А в их противоположность, сиречь демонов или чертей? А в то, что они могут, так сказать, материализоваться? А ты, Авель, чем так недоволен? Евангелия тебе смешны? Не все ли ангелы суть служебные духи, посылаемые на служение для тех, которые имеют наследовать спасение? Я говорю это к тому, что Яхоэль – один из них. Ангел-хранитель судеб человеческих. Авель, что так смотришь? Удивлён?

– Мне хочется помочь Саше вызволить его детей, – проговорил Авель после продолжительного молчания. – Хочу, чтобы они были в безопасности.

– А если пробиваться придётся? – спросил Иероним.

– А если пробиваться, то… – Авель глубоко вздохнул, зажмурился. – «Вставайте, люди русские, на смертный бой, на грозный бой. Вставайте, люди вольные, за нашу землю честную! Живым бойцам – почёт и честь, а мёртвым – слава вечная. За отчий дом, за русский край вставайте, люди русские!»[35]

В этот момент он больше всего боялся сфальшивить. Мотивы Сергея Прокофьева непросты для воспроизведения голосом, да ещё вот так вот, а капелла. Возможно, эти нерусские боевики вовсе не понимают какого-то там Прокофьева, но он-то понимает. Так пусть этот пыльный подвал услышит русских! Авель пел до тех пор, пока не кончились слова, не опасаясь быть непонятым, не опасаясь, что Настя и дети проснутся.

Авель решился открыть глаза только закончив петь. Иероним, склонив голову, закусив нижнюю волосатую губу и подсвечивая себе фонариком мобильного устройства, сосредоточенно пачкал чёрным угольком очередной девственно белый лист. Опять он за своё! Очередное знамя рисует?

Иннок пересел. Он устроился прямо напротив Авеля. Взгляд его был устремлён чуть выше его плеча, глубокий, печальный взгляд.

– У тебя идеальный слух, – проговорил Иннок. – Когда-то в позапрошлой жизни у меня была русская подружка. Тогда я сопровождал её в Московскую консерваторию. Там мы слушали эту ораторию…

– Хорошо. Допустим, мы выйдем через подземный ход на территорию Египта, – проговорил Авель. – Что дальше? Какой у нас план?

– Какой план? Там нас ждут…

– Кто ждёт?

– Наши товарищи помогут нам. Небольшое плавание по Красному морю. Буквально пара дней. Приятная, можно сказать, прогулка…

– А потом?

– Другим нашим товарищам нужна помощь. Можно сказать, техническая поддержка. Аэрокосмическое образование придётся как раз кстати…

Иероним хотел сказать что-то ещё, но вклинился Саша. Этот никак не приучится соблюдать субординацию!

– Я помогу… Раз вы так к моим детям… Я помогу! – проговорил он. – Авель! Брат! Соглашайся!

И он хлопнул насупленного Авеля по плечу. Иероним вопросительно уставился на Иннока.

– Он дрался со мной, Хоббит, – проговорил тот.

– Кто, этот? – Иероним указал пальцем на Сашу с довольно обидной бесцеремонностью.

– Этот. Не такой уж он и хлюпик. Не такой уж и интеллигент. Хотя русские интеллигенты – полное чмо.

Неожиданно для себя самого Авель согласно кивнул.

– У меня сомнения, – Иероним покачал головой. – К тому же его мать… Она может взбунтоваться. Эти сумасшедшие еврейские мамаши… А наша работа огласки не любит…

– Припомни, Хоббит, мать Шимона тоже первое время кипешивала. Дескать, где мой сынок? Почему его никогда не бывает дома? Он должен возвращаться в десять, иначе я не смогу уснуть… Ну и так далее. Но потом-то она успокоилась…

– Ладно. Попробуем. Ты доставишь своих в Москву, а потом присоединишься к нам в Йемене, – Иероним снова ткнул пальцем в Сашу.

– Я? Нет! – взбеленился тот.

Иннок рассмеялся:

– Он боится, что мать его суровыми нитками к своему подолу пришьёт…

– Тогда что ж… Думаю, товарищ Кобальт согласится исполнить эту почётную миссию… Он доставит детишек и их маму в Москву и передаст с рук на руки честь по чести, – проговорил Иероним.

– Товарищ Кобальт? Это командир? Я должен дать присягу? Или клятву?

Саша суетился, пытаясь скрыть радость, вопросы сыпались, как из рога изобилия. Иннок посмеивался. Авель гримасничал. Лицо Иеронима оставалось непроницаемым до тех пор, пока он не закончил свой рисунок. На белом листе был изображён храм Василия Блаженного и часть Красной площади с Кремлёвской стеной и Спасской башней. На брусчатке перед собором и едва насеченным угольком памятником узкая фигура женщины. Младшего ребёнка она держит на руках, старший стоит рядом. Все трое, задрав головы, смотрят на крестоносные шпили собора.

– Довольно точный рисунок по памяти, – произносит Саша, задумчиво.

– На самом деле я никогда не видел этого места, – отвечает Иероним, и это его последние слова.

Он укладывается на бок, полностью повторяя позу спящей Насти, и быстро засыпает. Иннок удаляется в тёмный угол. Минута – и Саша