Последнее испытание - Скотт Туроу

Однако по мере того, как Стерн продолжает свое повествование, привычное благостное выражение исчезает с лица его собеседника.

– В общем, она хочет получить доступ к записям в гараже компании, – подытоживает Стерн.

К этому моменту брови доктора Пафко уже сведены к переносице, что является очевидным признаком тревоги.

– Я прошу прощения, Сэнди, но какое все это имеет отношение к моей защите? – интересуется он.

– Я просто хочу сделать приятное Пинки, Кирил. Ну вы понимаете.

– Не совсем, – отрицательно качает головой Кирил.

Пафко – один из тех клиентов, которые дают своим адвокатам полный карт-бланш в том, что касается выбора линии защиты. Впрочем, ему легко демонстрировать сговорчивость и широту души, учитывая, что все расходы на услуги юристов оплачивает компания.

– Видишь ли, Кирил, руководствуясь логикой, можно предположить следующее: если кто-то из сотрудников компании «ПТ» пытался разделаться с вашим адвокатом, эта история вполне может иметь отношение и к самому делу, и к вашей защите.

Пафко от изумления слегка отшатывается.

– Вы в самом деле считаете, что именно так обстояло дело, Сэнди?

– Нет, Кирил, честно говоря, мне кажется, что все это притянуто за уши.

– Тогда я не вижу смысла всерьез этим заниматься.

Двое мужчин пристально смотрят друг на друга. Стерн не знает, что сказать, такое с ним случается редко. Клиент может иметь свои секреты, как бы умно или глупо ни было скрывать что-либо от своего адвоката. И Кирил по-своему прав – по идее, его защита не должна отвлекаться на посторонние вещи в разгар судебного процесса, на котором поставлены на карту его, доктора Пафко, свобода и репутация.

Кирил встает. На лице его снова появляется жизнерадостное выражение. Подойдя к закрытой двери кабинета Стерна, он кладет руку на дверную ручку, но в последний момент оборачивается:

– А знаете, Сэнди, мне в голову вдруг пришла забавная мысль.

– Какая?

– Что кто-то очень не хочет, чтобы вы верили в мою невиновность.

17. Ночь

Среда – это день, в течение которого заслушиваются показания не самых важных свидетелей, имеющие скорее технический характер. Такие всегда возникают в ходе любого судебного процесса – это неизбежно. Приглашена, в частности, доктор Гера Пераклитес – она во время тестирования «Джи-Ливиа» была председателем мониторингового комитета, в состав которого входили сторонние эксперты. Она сообщает, что, если бы ей довелось увидеть изначальную базу данных на компьютере А доктора Пафко, без внесенных туда изменений, она бы настояла на том, чтобы компания «ПТ» проинформировала обо всем УКПМ. Стоящая на свидетельской кафедре доктор Пераклитес внешне напоминает сову – это тучная женщина средних лет в очках, пожалуй, с несколько завышенной самооценкой. Во время перекрестного допроса, проводимого Мартой, она в основном отказывается от своих заявлений, сделанных во время ее допроса представителями гособвинения, то есть признается, что не чувствовала бы себя обязанной проинформировать УКПМ, если не сомневалась, что никаких внезапных смертей не было, а произошел всего лишь компьютерный сбой.

Остаток среды уходит на долгий спор по поводу вещественного доказательства, которое уже было предъявлено доктору Робб, а именно то, которое обозначено как «Глоубал-А». Это результат работы экспертов-криминалистов в сфере IT – они смоделировали, как бы выглядели данные на мониторе компьютера Кирила 16 сентября 2016 года после того, как Венди Хох, предположительно по просьбе доктора Пафко, скорректировала информацию в базе данных клинических испытаний «Джи-Ливиа». Марта начала шлифовать свое выступление по поводу этого вещдока еще до начала процесса. Выяснилось, что у «Глоубал Интернэшнл» не осталось никакой информации по поводу того, как их база данных выглядела 16 сентября, зато на 30 сентября 2016 года, то есть на тот момент, когда тестирование закончилось, такие данные имеются. Никто – ни Венди Хох, ни Кирил, ни сотрудники «ПТ» или «Глоубал» – никогда не видел, что представляла собой сводная таблица на 16 сентября. Марта рассматривает данный вещдок как фиктивное подтверждение участия во всей истории Венди Хох.

С точки зрения ее отца, Марта права. Но проблема в том, что в данном вопросе она проявляет порой свойственное ей стремление упрямо следовать даже чисто формальным требованиям закона. В отчете о клинических испытаниях, который был отправлен в УКПМ в октябре, ни словом не упоминается о внезапных смертях пациентов. И в этом состоит главная реальная проблема Кирила и самая суть преступления, в котором его обвиняют. Стерн полагает, что вещдок «Глоубал-А» работает в пользу защиты, поскольку дает адвокатам возможность атаковать аргументацию обвинения и подвергать ее сомнению. Он был рад, когда судья отклонила протест Марты, хотя ему показалось, что Сонни хотя и поняла замысел его дочери, но слишком поздно. Как это нередко случается с судьями, Сонни оказалась загнанной в угол – ей пришлось считаться с тем, что ранее она уже позволила присяжным ознакомиться с данным вещдоком, когда свидетельские показания давала доктор Робб. Было очевидно, что, если теперь Сонни будет действовать вопреки своему прежнему решению, она тем самым признает свою ошибку, что позволит защите в дальнейшем обжаловать ее действия.

Примерно в половине четвертого команда обвинения объявляет, что их следующий свидетель, доктор Венди Хох, опоздала на стыковочный рейс в аэропорту Чикаго. Одно лишь упоминание ее имени вызывает в зале суда самую сильную вспышку эмоций за весь день слушаний. Стерн чувствует, как все присутствующие разом навостряют уши. Однако появления доктора Венди Хох и ее показаний придется ждать до завтрашнего утра. Сонни объявляет об окончании слушаний раньше обычного.

Вернувшись в офис деда, Пинки, которая вчера видела в его кабинете Кирила, заходит к Стерну, чтобы выяснить, получат ли они завтра данные о поездках на принадлежащих компании «ПТ» автомобилях марки «Шевроле Малибу».

– Этого не будет, Пинки, – говорит Стерн. – Кирил не одобряет нашу инициативу.

– Что-о-о? – драматически восклицает девушка.

– Я тоже был слегка удивлен этим, Пинки. Но, поразмыслив как следует, я все понял. Он не хочет, чтобы его адвокаты отвлекались на посторонние вещи во время процесса, который определит, как он проживет весь остаток своей жизни.

– Чепуха, – заявляет Пинки. – Он что-то скрывает. Что?

– Пинки, я серьезно. Неужели ты думаешь, что Кирил имеет какое-то отношение к той аварии, когда в меня кто-то врезался и столкнул мою машину с дороги? Какой в этом смысл? Если уж на то пошло, есть более простые способы избавиться от своего адвоката – например, можно просто застрелить его.

Этому доводу даже Пинки ничего не может противопоставить. Поэтому она решает зайти с другой стороны.

– Но разве он может запретить нам затребовать эти данные? Он ведь больше даже не генеральный директор.

– Он наш клиент, Пинки. Его пожелания для нас закон – в буквальном смысле слова.

Пинки с несчастным видом опускает голову