Последнее испытание - Скотт Туроу

качестве свидетельницы, могут возникнуть вопросы по поводу того, заслуживают ли ее показания доверия.

– Я старался не давить на вас, Кирил, – говорит Стерн. – Но это принципиально важный вопрос. Скажите, ваши отношения с Ольгой – интимные отношения – действительно закончились?

Доктор Пафко улыбается.

– Ну разумеется, Донателле я сказал именно это, – заявляет он, но, увидев, как окаменело лицо старого адвоката, тут же добавляет: – Извините, Сэнди, я пошутил. М-да. Думаю, она замечательная молодая женщина, но между нами давно уже ничего такого нет, вот уже пару лет. Как вы, должно быть, знаете, это она положила конец нашим отношениям.

– Эти детали мне не нужны, – говорит Стерн, который в самом деле хочет знать как можно меньше подробностей, из-за которых он будет чувствовать себя неловко при Донателле. – Но учитывая, что ваша жена присутствует в зале суда, присяжные плохо воспримут свидетельские показания, говорящие о вашей супружеской неверности.

Стерн объясняет подзащитному, что, если он, адвокат, скажет судье, что Ольга и Кирил больше не любовники, это должно соответствовать действительности.

– У меня и так уже напряженные отношения с судьей. Если я сделаю подобное заявление, а потом окажется, что это неправда, она может даже лишить меня полномочий как вашего адвоката.

– Не беспокойтесь, Сэнди, – снова повторяет Кирил, но его интонация по-прежнему не дает Стерну возможности ощутить полную уверенность в том, что его подзащитный абсолютно откровенен с ним.

Впрочем, даже если отбросить в сторону неприятную уклончивость Кирила, существует еще одна проблема, на которую часто указывает Марта: Ольга – не из тех свидетелей, которые вызывают симпатию у присяжных, в особенности у женщин. Она буквально излучает амбициозность, как солнце – жар. Вероятно, она вполне может даже напугать любого, кто окажется на ее пути к успеху и благополучию. Она говорит по-английски с такой же скоростью, как на родном для нее пуэрториканском испанском, и в каждом ее движении, в каждом жесте ощущается энергия и сила – это каким-то образом ощущается даже в тех редких случаях, когда она сидит неподвижно.

С другой стороны, есть немало такого, что говорит в пользу Ольги. К примеру, если бы уровень интеллектуального развития измеряли не с помощью коэффициента ай-кью, а в гипотетических единицах уличной смекалки, она была бы фигурой масштабов Эйнштейна. Впрочем, способность быстро соображать очень помогает ей и в ее нынешней работе – она как специалист очень хороша. Родилась Ольга в бедном квартале захолустного пуэрториканского городка и долгое время ежедневно, словно дикая рысь, сражалась за то, чтобы встать на ноги. Она развелась с тремя мужьями, у нее три дочери, воспитывать которых помогала ей мать.

Стерн, собственно говоря, чувствует, что у них с Ольгой немало общего. В молодости ему тоже пришлось бороться за место под солнцем в непростых условиях – в огромной, чужой для него и непростой для жизни Америке, не без труда овладевая английским языком. В его памяти первые годы в США сохранились как время тревог и лишений. Он знает, через что довелось пройти Ольге, приехавшей в Америку с ярко выраженным пуэрториканским акцентом и непомерными амбициями, которые порой не давали ей спать по ночам. Понимает он и то, что желание обеспечить себе надежное и независимое положение порой вызывает у людей страсть к стяжательству.

Но Ольга была лишена того закаляющего и воспитывающего терпение воздействия, которое испытал на себе Стерн благодаря учебе в колледже Истонского университета, где учились молодые представители сливок общества. Свой диплом она получила в Нью-Йорке, окончив вечерний факультет. На самом деле Стерн, выслушав мнение Иннис по поводу резюме Ольги, подозревает, что звание бакалавра, которое там упоминается, Фернандес и в самом деле могла присвоить себе сама. Тем не менее она так или иначе сумела устроиться на должность продавца-фармацевта в округе Киндл, куда и переехала жить. Тогда в этой сфере царили свои порядки. Продавцы лекарств нередко использовали нечистоплотные методы, чтобы втереться в доверие к врачам. И тут Ольга сумела преуспеть, используя свои сильные стороны. Можно ли сказать, что она красива? В общем-то, нет. Скорее ее следовало бы назвать импозантной. Именно так можно перевести с идиш, на котором говорили в семье Стерна, слово zaftig – оно всякий раз в первую очередь приходило на ум старому адвокату, когда он думал об этой женщине. Роста Ольга невысокого – она ниже Стерна даже на каблуках. Лицо у нее круглое, нос довольно широкий, глаза не слишком большие, но при этом их взгляд обычно очень пристальный. Ее волосы когда-то были вьющимися, но их искусственно выпрямили, с помощью начеса придали им пышности и перекрасили в светлый цвет.

И все же Стерну ни разу не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь назвал Ольгу непривлекательной женщиной. Она из тех представительниц прекрасного пола, кто обладает ярко выраженной сексуальностью, которая словно наэлектризовывает воздух вокруг – словно они пришли в людное место обнаженными. Одежда всегда плотно обтягивает ее тело. Вероятно, чтобы добиться нужного эффекта, ей приходится укреплять пуговицы и молнии. Даже в офис она, как правило, надевает блузы с весьма рискованными декольте. Стерн не осуждает ее. Стал бы он ходить повсюду с расстегнутой ширинкой, если бы это не вызывало смех окружающих, а помогало ему находить новые дела и клиентов? Возможно. И все же ему трудно представить, что такие присяжные, как, скажем, миссис Мэртаф, отнесутся к ее появлению в суде положительно. При всех заверениях Кирила, что его интимные отношения с Ольгой давно закончились, Марте и Стерну будет нелегко решить вопрос о том, стоит ли приглашать Ольгу в суд в качестве свидетеля. Трудно определить, стоит ли такое приглашение тех рисков, с которыми оно связано, – даже при том, что судью, возможно, удастся убедить в том, чтобы во время перекрестного допроса детали личных отношений Фернандес с подсудимым не обсуждались.

– И последнее, – говорит Стерн. – Кирил, вы ведь помните, что я попал в аварию еще в марте, когда возвращался из офиса компании «ПТ». Помните?

– Конечно. Сэнди, я боялся, что вы никогда не оправитесь после того случая.

– А помните, я говорил вам, что отчетливо запомнил: у машины, которая в меня врезалась, на заднем стекле была наклейка компании «ПТ»?

Кирил смеется.

– Говорили мне? Не только мне, а всем, кто приходил вас навещать, Сэнди. В течение нескольких дней у вас, казалось, никаких других мыслей в голове не было, кроме этой. Но вы ведь сказали, что в конце концов невролог и полицейский детектив убедили вас, что это иллюзия, ложное воспоминание.

Стерн рассказывает о частном расследовании, проведенном Пинки, не обращая внимания на ухмылку, которая появляется на губах Кирила при первом же упоминании внучки адвоката.