Последнее испытание - Скотт Туроу

Вместо того чтобы приступить к повторному перекрестному допросу, Стерн встает, тепло улыбается и произносит всего одну фразу:

– Спасибо вам, доктор Хох, за то, что приехали в такую даль.

Когда ее отец садится на место, Марта явно встревожена.

– Я не понимаю, что у тебя на уме, – едва слышно бормочет она сквозь стиснутые зубы.

– Какой с меня спрос – я ведь всего-навсего выживший из ума старик, – шепотом отвечает Стерн дочери.

19. Как можно получить Нобелевскую премию

Стерн и Марта считают, что идея предоставления Кирилу возможности давать свидетельские показания в свою защиту станет прелюдией к катастрофе. Все попытки подсудимого отрицать свою вину будут выглядеть по-идиотски. Например, Кирил не хочет изложить несколько иную, нежели та, которую присяжные уже слышали, версию разговора с Венди Хох. Вместо этого он, несмотря на имеющиеся данные биллинга звонков с его офисного телефона, продолжает утверждать, что вообще никогда не разговаривал с доктором Хох.

Тем не менее свидетельствовать в свою пользу – неотъемлемое право обвиняемого в уголовном процессе. Собственно, общепринятая практика рассмотрения дел в федеральных судах состоит в том, что, если обвиняемый, как говорят юристы, решит «не вставать», он должен под протокол заявить судье, что добровольно отказывается от предоставляемой ему конституцией возможности изложить суду свою версию случившегося. Ясно, что в нынешнем морально-психологическом состоянии Кирил в ходе обязательной беседы с судьей наверняка не выдержит и скажет, что его адвокаты выкрутили ему руки.

Учитывая все это, Стерн и Марта договорились, что лучшим способом удержать Кирила от выступления со свидетельской кафедры будет надавить на его самолюбие. В деле о мошенничестве подсудимый всегда может предъявить аргументы, свидетельствующие о его безукоризненной репутации, кристальной честности и приверженности высоким моральным принципам. Скажем, если бы в суде появились несколько выдающихся ученых и заявили, что доктор Пафко, которого они хорошо знают, никогда и ни за что не совершил бы того, что ему инкриминируют, было бы значительно легче убедить Кирила, что его аргументы в собственную защиту излишни.

Для реализации этого плана нет лучших кандидатов, чем двое медиков-исследователей, которые почти тридцать лет назад удостоились Нобелевской премии вместе с Кирилом. Они приходились друг другу коллегами и одновременно конкурентами, учеными с таким статусом, который сам по себе говорил об их независимости – в отличие от сотрудников, работавших в лаборатории Кирила, которых можно было заподозрить в стремлении оправдать своего руководителя. Однако одна из этих ученых, Елена Марчетти, умерла десять лет назад. Зато Басем Катеб недавно вернулся в Гарвардский университет в качестве почетного профессора, проработав до этого десять лет на должности ректора Университета Рокфеллера, всемирно известного исследовательского центра, расположенного в Нью-Йорке. Стерн написал Катебу, затем несколько раз позвонил в его офис. Наконец помощница Катеба сообщила, что ее босс выделил для Стерна двадцать минут в пятницу после полудня, то есть в тот самый день, когда Сонни, после того как в четверг заслушали показания Венди Хох, согласно своему обычному распорядку работы, решила заседание не проводить.

В пятницу Стерн утренним рейсом вылетает на встречу и оказывается в Бостоне как раз вовремя, чтобы успеть на переговоры, которые должны пройти в Институте онкологических исследований Дана-Фарбер на Бруклин-авеню. Институт расположен на обширной территории медицинского факультета и больничного комплекса Гарвардского университета в Кенморе, недалеко от Фенуэй-Парк. Биографию Катеба Стерн изучил в самолете. Он алжирец, выходец из богатой мусульманской семьи с высоким социальным статусом, члены которой переехали во Францию в разгар Алжирской войны. Хотя для Катеба родными языками были арабский и французский, он нашел свое место и прижился во вселенной медицинских исследований, чьи обитатели общались на универсальном языке науки.

Стерн полагает, что, как и у него самого, у Катеба должно быть кое-что общее с Кирилом благодаря их эмигрантскому прошлому. Одногодки Кирил и Катеб учились в Гарварде в одно и то же время. Кирил попросил Стерна передать от него Бедуину привет и наилучшие пожелания, что было весьма уместно. В Гарварде, по словам Кирила, они с Катебом дружили, но никогда не были по-настоящему близки. При этом оба показывали одинаково блестящие результаты в учебе.

Кабинет, в который провожают Стерна, по всей вероятности, является для Катеба неким «временным пунктом дислокации», расположенным рядом с его лабораторией – видимо, она представляет собой и часть его владений, относящихся к медицинскому факультету. Это комната размером примерно восемь на десять ярдов. Сразу видно, что ее обитатель занят решением серьезных проблем, и его мало занимают бытовые детали и атрибуты, не очень-то соответствующие его звездному статусу. Катеб вернулся в Гарвард всего несколько месяцев назад, после переезда в окрестности Бостона, где живут его дети и внуки. В углу кабинета громоздится целая гора картонных коробок, высотой превосходящая рост Стерна. На письменном столе установлены два огромных монитора. Книжные полки, устроенные вдоль стен и почти доходящие до потолка, плотно забиты кипами не слишком аккуратно сложенных бумаг.

Катеб, одетый в длинный белый халат, стремительно входит в кабинет примерно через минуту после того, как Стерн успевает расположиться на жестком пластиковом офисном стуле с ножками из нержавеющей стали. Небрежно пожав адвокату руку, хозяин кабинета тут же усаживается за стол, чтобы взглянуть на один из компьютерных мониторов. Почти сразу становится ясно, что он пытается вспомнить, с кем именно у него была назначена встреча.

– Стерн или Стейн? – переспрашивает он, когда его гость представляется.

– Стерн.

– Просто я помню, что кто-то назвал вас Стейном. Дело касается Пафко, верно?

Катеб всего на несколько лет моложе Стерна, но при этом все еще строен и энергичен. На нем очки в тяжелой черной оправе, над которой виднеются густые, словно беличий хвост, тронутые сединой брови. Профессор смугл, у него длинный, выдающийся вперед нос и черные глаза, в которых легко угадывается мощь его интеллекта.

Стерн объясняет причину своего визита. Он коротко излагает сложившуюся ситуацию, опуская неприятные подробности, а затем просит доктора Катеба приехать в округ Киндл и выступить на суде в качестве свиде-теля.

– Так вы адвокат и представляете сторону защиты? – уточняет Катеб.

– Именно так, – подтверждает Стерн.

– Моя помощница сказала мне, что вы прокурор.

– Прошу извинить. Надеюсь, я не сказал ничего такого, что могло бы ввести ее в заблуждение.

– Не важно, – говорит Катеб. – Вы здесь, и это главное. Я бы поговорил с вами более обстоятельно, если бы у меня было для этого время. Скажите, что именно вы хотите знать, Стерн?

Стерну кажется, что они с Катебом в чисто личном плане понравились бы друг другу, если бы у них была возможность познакомиться поближе. Адвокат видит в этой ситуации одну из трагических