Бриллианты и булыжники - Борис Николаевич Ширяев

вышедшей на русском языке, был уже не только литературным, но и политическим событием. Посол СССР в Италии потребовал от Фельтринелли возвращения рукописи. Сильное давление было произведено, очевидно, и на самого Пастернака, так как советский дипломат основывался в своих требованиях на письме поэта, якобы тоже требовавшего возвращения рукописи. Но Фельтринелли, коммунист-миллионер, ушедший к этому времени из итальянской коммунистической партии под впечатлением венгерских событий, не согласился на возвращение рукописи, справедливо предполагая, что это желание не автора, а Советского правительства[86].

В ноябре 1957 г. роман «Доктор Живаго» был издан на итальянском языке, и весь тираж был распродан в один день, после чего в последние два месяца 1957 года было выпущено и разошлось еще два издания. В текущем году «Доктор Живаго» выйдет на английском языке в Англии и США, на немецком – в Германии, в издательстве Фишер, а также во Франции, в Швеции и даже в Югославии.

Проиграв бой за «Доктора Живаго» в свободном мире, советское руководство попыталось взять реванш в СССР. В Москве была устроена специальная пресс-конференция, на которой Б. Л. Пастернака принудили выступить с покаянием. Но писатель построил свою речь столь изящно и дипломатично, что сумел избежать в ней всех пошлых покаянных воплей, ограничившись лишь заявлением, что он не собирался критиковать существующую в СССР политическую систему, а стремился лишь уловить дух эпохи, что совершенно правильно, так как в названном романе он не описывает событий революции, а лишь анализирует их психологическую подоплеку. В конце своей речи маститый поэт добавил со скрытой иронией:

«Если бы наши издатели были умнее и разрешили бы мою книгу к печати, то все нынешние трудности отпали бы сами собою»[87].

Иначе говоря, если бы «Доктор Живаго» был издан в СССР как рядовая книга, то никакой сенсации в западном мире не было бы. Наоборот, там заговорили бы о свободе слова в Советском Союзе.

Вряд ли что-либо доброе ожидает Бориса Леонидовича Пастернака в дальнейшем. Ведь он ни разу за свой творческий путь не унизился до славословий Сталину и советской власти; отмежевавшись от политики и общественности, он уединенно жил на своей скромной даче под Москвой. Чистку 1937 года он прошел случайно, заработав неприкосновенность и одобрение самого Сталина прекрасным переводом на русский язык старых грузинских поэтов[88].

Теперь это уже не искупит его вины перед партией, о чем недвусмысленно намекнули Союз советских писателей и советская пресса, приравняв появление «Доктора Живаго» в Италии к изданию «Красного дерева» Бориса Пильняка в двадцатых годах в Германии, за что тот заплатил жизнью[89].

Но что же представляет собой этот уже нашумевший роман? Мир знает Бориса Пастернака как талантливого поэта и отдает ему должное: большая часть стихотворений его переведена на все основные языки, вплоть до японского, и в некоторых странах, например, в Италии, его имя пользуется исключительным почетом. Но Пастернака-прозаика не знали ни мы, ни мир. Казалось, что прозаическая форма литературного творчества ему совершенно чужда. И вдруг он заговорил прозой, к тому же разом создал большое полотно эпохального масштаба!

Не имея в руках русского подлинника «Доктора Живаго» и пользуясь лишь итальянским переводом этого романа, нельзя, конечно, анализировать язык Б. Пастернака. Можно лишь предположить, что прозаик-Пастернак полностью отмежевывается от какого-либо словесного трюкизма, стремится писать просто, без нарочитых «украшений», вкладывая максимум смысла в каждую свою фразу. Композиция романа очень сложна и вместе с тем построена прочно и целеустремленно. Каркас «Доктора Живаго», его фабульный скелет создан из нескольких ведущих линий сквозного действия, то пересекающихся меж собой, то вновь расходящихся, но связанных в финале общим для всех концом – моральной или физической гибелью. Ничего лишнего, и все слито в общей, единой гармонии, выражающей основную мысль автора, его отрицательное отношение к Октябрьской революции, как к подавлению всех видов свободы, а главным образом свободы человеческого духа. Автор показывает своего героя в образе своего современника, может быть даже частично и самого себя. Доктор Юрий Андреевич Живаго родился в Москве в конце прошлого века. Его отец – широкий, удачливый коммерсант. Под влиянием темного дельца, адвоката Комаровского, он запутывается в своих аферах, уходит от семьи и кончает жизнь самоубийством. Умирает и мать Юры Живаго, но он сам остается в том же кругу высшей московской интеллигенции, живет в семье культурнейшего и гуманнейшего профессора Громеко, блестяще оканчивает университет, становится многообещающим врачом и научным работником, к тому же пишет прекрасные стихи; в целом – он один из цветков интеллектуального слоя лет, предшествовавших Первой мировой войне. Политика, как таковая, ему совершенно чужда. Он живет в области науки и искусства. Чужды ему и страсти. Он женится на дочери профессора Громеко без особой любви к ней, но скорее в силу своей внутренней уравновешенности. Лишь одна встреча с девушкой совершенно другого круга – Ларисой Гишар оставляет глубокий след в его душе; он подавляет эту зародившуюся любовь, заглушает едва лишь вспыхнувшую искру. К тому же в жизнь еще юной Ларисы вторгается та же злая сила, которая привела к самоубийству отца Юрия Живаго – адвокат Комаровский. Он становится одновременно любовником Ларисы и ее матери, калечит душу девушки, и ей лишь с неимоверным усилием и глубоким надрывом удается уйти от него. В роман вступают новые лица, революционные идеалисты – рабочие Антипов, Тиверцин и сын Антипова – Паша, которому Пастернак в дальнейшем отводит большое место в романе. Пока это скромненький, чистенький, хорошо учащийся мальчик-реалист, потом – студент. Его отец сослан, и Лариса, пожалев этого, как ей кажется, беззащитного одинокого юношу, выходит за него замуж. С его стороны – пламенная любовь, далеко не удовлетворенная отношением к нему жены.

Все предшествовавшие революции 1917 года исторические события Б. Пастернак затрагивает лишь вскользь. Волнениям 1905 года он уделяет только несколько страниц, насыщенных сарказмом по отношению к фанатикам революции. Войне – также немного, касаясь лишь области порожденных ею психологических сдвигов. Исторические лица и исторические события полностью отсутствуют. «Доктор Живаго» совсем не «исторический роман».

Вернувшийся в Москву после развала армии доктор Живаго поражен происшедшими в это время переменами в самих людях: «Все стали до странности обесцвеченными, угасшими, никто не сохранил своей собственной индивидуальности, собственных идей».

Ошеломляет его и вид самой Москвы. Она «раскинулась темная, немая и голодная. Ее магазины пусты, и люди даже забыли о существовании таких вещей, как дичь или водка».

Но доктор Живаго чужд обывательского протеста против революции. Наоборот, он склонен в то время видеть в ней зарю чего-то грандиозного и небывалого. Он говорит: «Нам предстоит что-то до сих пор невиданное, никогда еще не