Проклятая книга - Дарья Иволгина

Санбенито ей даже шел. Само название — «санбенито» — означало «священный мешок». Эта одежда, напоминающая нарамник, тесно облегала тело и спускалась только до колен. Так было сделано специально — чтобы позорное платье кающегося не перепутали с обычной монашеской рясой, на которую оно было похоже.

Босые ноги женщины выглядывали из-под подола просто очаровательно. Ну как пережить такое? Соледад еле слышно застонала, но даже это не заставило стоящих рядом взглянуть на нее. И стражники тоже не обернулись на стон. Им было все равно. Они глазели на ту, в желтом санбенито!

Ну как нарочно! Черные локоны на желтом сукне! Крест святого Андрея, нашитый на одежду, подчеркивал грудь красивой формы.

Вообще опытный человек того времени легко мог по форме санбенито определить, к какому разряду грешников относится тот или иной кающийся. Например, те, кто был объявлен «слегка заподозренным в ереси» и присужден к произнесению отречения (такие люди освобождались от церковных наказаний, то есть их не сажали в монастырь на строгий пост до конца жизни, а отпускали под надзор приходского священника), — такие носили «самарру» — дословно «баранью шкуру». Самарра представляла собой нарамник из желтой шерстяной ткани без андреевских крестов.

Если осужденный произносил отречение как «сильно заподозренный», он носил половину этого креста. Если же он произносил отречение как «формальный еретик», то носил целый андреевский крест. Так одевались только те, кто после примирения с Церковью сохранял себе жизнь.

Но имелись и другие санбенито — для осужденных на смертную казнь. Тот, кто был некогда прощен и примирен с Церковью, а затем вновь впал в ересь, назывался «рецидивистом» и подлежал смертной казни. Такая участь была неизбежна, как бы сильно ни выглядело его раскаяние. Если таковой все же примирялся с Церковью, то его не сжигали живьем, но удушали перед самым костром, после чего предавали огню труп.

Те из смертников, кто покаялся до суда, носил простой желтый нарамник, полный андреевский крест рыжего цвета и круглый пирамидальный колпак, известный под именем «короза». Он шился из той же ткани, что и санбенито, и с одинаковыми крестами, но без изображения языков пламени.

Второй вид предназначался для тех, которые были присуждены к выдаче в руки светской власти (церковные власти палаческих функций самостоятельно не осуществляли, предоставляя это дело «мечу светскому»), но покаялись после осуждения. Одежду их, кроме обычных крестов, украшали языки пламени, обращенные вниз, — в знак того, что сожжены будут тела после удушения.

Третий же вид санбенито уготовлялся тем, кого считали виновным в окончательной нераскаянности. Все их одеяние было разрисовано огненными языками — в знак того, что носитель такой одежды будет непременно сожжен. Кроме того на ткани мелькали причудливые и карикатурные фигуры чертей, дабы показать, что эти духи лжи вошли и овладели душой виновного.

Каков же был ужас Соледад, когда она увидела, что одежда, предназначенная для нее, — самый позорный и самый страшный (и к тому же самый живописный) санбенито — красуется на самозванке!

Женщина что-то говорила, но ее голоса не было слышно. Вдруг откуда-то из толпы в нее полетели цветы. Это были розы, увядшие, с наполовину оборванными лепестками. Цветы взметнулись в воздух и медленно упали, осыпая санбенито и укладываясь под босые ноги осужденной.

Стражники тотчас схватили какого-то человека и потащили его вперед, к столу трибунала. Он выкрикивал непонятные слова и сердился.

Соледад не выдержала. Оттолкнул алебарду ближайшего к ней стража, она кинулась вперед.

— Это я! — закричала она, вне себя от гнева. — Это я все сделала! Я извела ребенка госпожи Мендоса, когда та согрешила с мавром! Что, не так? Я помогла дворовой девушке господина Суньига, когда та…

— Молчать! — приподнявшись над стулом, рявкнул один из инквизиторов.

— Я не буду молчать! Кто она такая? Почему на ней мое санбенито? Я привезла из Англии две опаснейшие книги, которые были найдены в саду моего учителя! Я привезла оттуда кристалл, с помощью которого я разговаривала с духами! Я знаю все и обо всех! Мне достаточно взглянуть на человека, чтобы понять, кто он и что из себя представляет!

— Подумаешь, пара книжонок, — протянул господин главный инквизитор Санчес. — Да на них никто и глядеть не хочет.

— А другие книги? Я нашла не только эти! Поищите-ка в доме Суньига, том самом, где я избавила от позора их старшенького сына! Поищите! Вы отыщете там не только труп глупой служанки. Она мне, кстати, очень пригодилась, потому что нерожденный плод, зачатый от знатного человека…

Тут Соледад заметила, что человек в капюшоне, посмеиваясь, быстро делает записи. Знакомые крючки и палочки ложились на лист… Стеганография!

— Что он делает? — завопила она вне себя. — Он пользуется моей книгой! Он — еретик! Его надо сжечь!

— Не тебе, глупая крестьянка, решать, кого сжечь, а кого отпустить, — объявил главный инквизитор Санчес очень строго. — Замолчи и отойди. Ты произносишь клеветнические и богохульные речи, за что тебе в подвалах пыточного застенка дадут… десять ударов плетью.

— Десять ударов? Без свидетелей? — надрывалась Соледад. — О, отец мой дьявол, как меня здесь унижают! Говорю тебе, недоносок, я привезла в Севилью десяток запрещенных тобой книг! Посмотрите на задах старой церкви Кровоточащего Сердца! Поройтесь на кладбище Святого Игнасио! Эти книги рассказывают, как построить летательный аппарат и подняться к облакам, чтобы встретить там духов злобы поднебесной! В них можно найти рассказ о том, как сотворить говорящую мертвую голову, которая расскажет о прошлом и будущем!

Толпа ахала и ужасалась. О женщине в санбенито и ее странном поклоннике на время позабыли. А когда вспомнили, то ни осужденной, ни схваченного в зале уже не было. Стражники куда-то их увели.

Впрочем, до них ли было! Соледад сыпала именами, перечисляла тайники, рассказывала о своих магических подвигах. Наконец она замолчала и, внезапно ощутив нечеловеческую усталость, села прямо на пол. Ноги больше не держали ее. Странная сонливость овладела ею. Все закружилось перед глазами — большой, полный народу зал, разноцветные флаги, гербы на стенах, деревянная фигура святой Варвары, странный человек в простом плаще, который пользовался запрещенным искусством стеганографии… Затем все это слилось в единое мутное пятно, из которого проступила невыразимо отвратительная образина. Дрожь узнавания пронизала Соледад, ее губы шевельнулись, но в горле пересохло, и она не смогла произнести ни слова.

Ее отец дьявол смотрел на нее из глубины отчаяния и страха.

Самые тяжелые, неоформленные, гнетущие человеческие чувства, точно сваренные в общем адском котле, окружали его — как воды охватывают тело утопленника.

Он был реален. Он существовал во плоти, и Соледад ощущала на своей щеке его дыхание. От него пахло серой. Раньше она всегда находила этот запах освежающим, ободряющим, но сегодня он душил ее.

— Заберите ее в камеру, — прозвучал чей-то равнодушный голос. — Ее следует выпороть и отпустить на все четыре стороны. Это ничтожество не стоит нашего внимания.

И Соледад потеряла сознание.

Наташа-Гвэрлум, Харузин и Тенебрикус вернулись в небольшой покойчик на верхнем этаже инквизиционного трибунала, где их ожидал Флор. Мужу Натальи Тенебрикус приказал оставаться здесь. Член Ордена Святой Марии Белого Меча слишком хорошо изучил человеческую натуру. Он был гораздо хитрее, чем предполагала Гвэрлум.

Экспертом ее с собой взяли, как же! Тенебрикус рассчитал все заранее. Он умело польстил женщине и фактически подвел ее к идее, которую во всех подробностях продумал с самого начала.

И Наталья согласилась. И даже когда она поняла, что Тенебрикус все подстроил, — даже тогда не отказалась от затеи. Потому что идея ей понравилась.

Однако Флору видеть весь этот спектакль не следовало. Незачем это — любоваться на собственную жену, выставленную на посмешище перед испанскими грандами, грандессами и простолюдинами. Пусть даже Флор и знал, что все это не на самом деле, что все это — невиданная провокация… Никогда не знаешь, когда у человека не выдержат нервы.

Поэтому на роль пособника «преступницы» пригласили Харузина.

— Умно придумано, — не мог не одобрить Сергей. — Увидеть какую-то другую женщину в центре всеобщего внимания для Соледад Милагросы было, конечно, ударом. Но все же она могла сдержаться и не выскочить. Поскрипела бы зубами, ощутила бы себя униженной и оскорбленной…

— Что и произошло, — вставила Наталья, очень довольная. Она уже избавилась от санбенито и позорного шутовского колпака и жалела только об одном: фотографии на память не останется!

Подобные роли на играх всегда удаются. Миледи, которой перед «мушкетеровкой» шариковой ручкой рисуют на плече клеймо; еретичка, которую секут в застенках почти по-взаправдашнему; процессия полуголых ролевичек в мешках из-под картофеля, украденных на ближайшей овощной базе (со штампом «СОВХОЗ РУЧЬИ» на подоле), с плетками флагеллантов в руках… Такие вещи всегда украшают действо.