Наступление продолжается - Юрий Стрехнин

Два артиллериста неподвижно лежали на земле. Двое других, во главе с сержантом, схватились за пушку, чтобы поставить ее.

Мотор «фердинанда» ревел совсем близко, рядом. Оглушающее лязганье гусениц… Вот он…

— В сарай! — скомандовал замполит. Сержант и два бойца кинулись туда. Бронированная громада выросла над маленькой пушкой. Укрываясь в темном углу сарая, Бобылев слышал, как гусеницы заскрежетали над «сорокапяткой». Мимо Бобылева, обратно к пролому, метнулся сержант Уйзенбаев. На нем уже не было шапки, смуглое лицо словно посветлело от ярости, глаза были жестко прищурены. Вражеская самоходка кромсала сейчас его пушку, с которой он сроднился, которая за долгие месяцы боевой жизни стала для него как бы живым и близким существом. Сержант выглянул наружу и сдавленным голосом что-то крикнул. Что — Бобылев не понял: он не знал казахского языка.

— На, шайтан! — Уйзенбаев, изловчившись, швырнул в пролом противотанковую гранату.

Облако едкого, густого дыма ворвалось в сарай. И в этом дыму, закрывшем все, взлетел радостный крик Уйзенбаева:

— Сорвал! Сорвал!..

У «фердинанда» была повреждена гусеница, и стальная махина, став сразу неуклюжей, осела на месте.

— Сзади бей! Сзади люк у него!.. — крикнул Бобылев.

— Давай еще!.. — блеснул зубами Уйзенбаев и схватил новую гранату.

Но вдруг весь сарай сотрясся от страшного грохота. Это второй «фердинанд» ударил по сараю.

Все попадали на пол.

Еще разрыв. Еще и еще…

Загремела падающая черепица.

«Близко кладет!» — отметил Бобылев, к удивлению своему, спокойно, может быть, потому, что дело, ради которого он находился здесь, у пушки, было уже сделано: «фердинандов» удалось отвлечь на себя.

За стеной, приближаясь, рос зловещий, леденящий душу свист.

«В нас!» — успел подумать старший лейтенант.

Минометы ударили в гущу немцев, снова поднявшихся из оврага. Черные султаны разрывов встали среди них.

Солдаты роты Алешина еще плотней прижались к земле. Осколки своих мин свистели над ними совсем низко. Не думая уже о том, хватит патронов или нет, солдаты неистово стреляли — никогда еще не приходилось им так близко видеть перед собой такую массу врагов.

Станковые пулеметы парили, как закипавшие самовары. Артиллерийские наблюдатели с радиостанциями, идущие почти в передовых цепях пехоты, несмотря на слепящую метель, все-таки скорректировали огонь. Вслед за минометами ударили пушки. Немцы, спасаясь от огня, хлынули в сторону от дороги. На ней остались только опрокинутые, перепутавшиеся колесами грузовики и фуры.

Кляня метель, Бересов следил за боем с развороченного снарядом омета, стоявшего почти на уровне боевых порядков пехоты. Он бросил свой старый наблюдательный пункт, с которого в снежном вихре уже почти нельзя было разглядеть поле боя.

Бересов сквозь снежную кутерьму все-таки видел, как две немецкие самоходки, направившиеся было на первый батальон, свернули в сторону, к сараю, одиноко стоящему в стороне села. Командир полка был доволен, что с уходом этих самоходок пехота противника осталась без артиллерийской поддержки, и перестал следить за ними. Он не сомневался, что самоходкам далеко не уйти: если даже «фердинанды» и прорвутся в тыл, их встретит тяжелая артиллерия.

Бересов увидел, как сплошной дым разрывов накрыл густую массу гитлеровцев на дороге и они, как затравленные волки, метнулись к оврагу.

— Чистая работа!.. — вырвалось у него.

В степи не было видно уже ни одного бегущего немца, только неподвижно чернели не то убитые, не то залегшие под огнем, да ползли куда-то по снежному полю раненые.

Метель не утихала. Больно била она по лицам бойцов, взвихривала плащ-палатки и полы шинелей, леденила пальцы, держащие оружие, забивала прицелы мокрым, липким снегом.

Вот уже и с омета, на котором обосновался командир полка, ничего нельзя разглядеть…

Бересов вызвал по телефону поочередно всех командиров батальонов, и те доложили обстановку. Командир второго батальона сообщил, что противник, сброшенный с дороги, рассыпался по полю, залег и ведет сильный огонь. Перед третьим, правофланговым, батальоном немецкая пехота, пользуясь плохой видимостью, уходит из-под удара правее, к стыку с соседним полком. Гурьев, докладывавший последним, сообщил, что его роты вышли почти к самому оврагу, вдоль которого густо залегли и окапываются немцы.

— Хочу подымать батальон в атаку, — закончил он. — Положение у нас выгодное…

— Постой, — остановил его Бересов, — сначала правый фланг с соседом сомкни. А то противник проскочит.

Бересов ждал, когда подтянутся третий батальон и соседний полк. Сейчас, под конец, окруженных нужно было закупорить так, чтобы им не осталось ни малейшей дырочки, в которую они смогли бы пролезть, воспользовавшись метелью как прикрытием. Бересов учитывал: чем ближе к концу, тем злее и настойчивее будет враг. Рано еще обольщаться успехом.

Положив трубку, он спустился с омета, сел в солому, вытащил из-за пазухи карту и молча, кивком головы, подозвал к себе командира-артиллериста. Отыскав на карте нужное место, сказал:

— Видите, где поворачивает дорога? Там немцев набилось полно. С техникой. Сообразите-ка туда огонек погуще.

— Это можно!.. — обрадовался капитан и живо окликнул своих связистов.

И вот заговорили пушки, и где-то впереди, за густой пеленой летучего снега, глухо и часто заухали невидимые разрывы.

— Товарищ подполковник! — отрапортовал появившийся адъютант. — Из третьего докладывают: подтянулись, с первым на уровне.

— Порядок! — Бересов от удовольствия прихлопнул сложенной картой по коленке. — Вызови-ка мне соседа!..

Он поднялся, отряхивая солому, и подошел к капитану-артиллеристу, что-то толковавшему по телефону своим батарейцам.

— Дельно бьете! — похвалил артиллеристов Бересов. — Так и держите огонек, пока пехота до оврага не дойдет. Да надо выкатить вперед пару пушек. Может, какой бродячий танк подвернется. Чтоб раздолбать!

— Будьте покойны! — заверил капитан.

Бересов подошел к своим радистам и приказал им вызвать командира соседнего полка.

— Сорок третий с «Пензы»! — через минуту доложил радист, подавая Бересову трубку.

Подполковник с удовольствием заметил, что слышимость сегодня хорошая. Эфир чист, немецкие радиостанции молчат. Видимо, штабистам противника уже не до разговоров.

Послышался знакомый басок соседа.

— Слушай, на каком квадрате твои «карандаши»? — спросил Бересов, услышал ответ и поглядел на кодированную карту. Это был квадрат, на котором значились крайние восточные дома Комаровки.

— А твои «карандаши» с моими скатились? — спросил Бересов. «Карандашами», по наивному обиходному коду при разговорах открытым текстом, принято было называть пехоту. — Тогда давай вместе жать!

— Давай! — согласился сосед. — А то «хозяин» ругается, говорит, топчемся долго.

— Так подымай разом!

С наблюдательного пункта Бересова переднего края не было видно в снежной ветреной мути. Но и сквозь вой вьюги был слышен беспорядочный треск ружейной и пулеметной стрельбы, гулко и часто били орудия. Противник не прекращал сопротивления.

С дороги из-под разбитых автомашин и повозок все еще палили какие-то осатаневшие от отчаяния гитлеровцы. Им уже некуда было отступать, и поэтому они дрались так исступленно, еще надеясь на что-то, а может быть уже не надеясь ни на что, даже на то, что каждая выпущенная ими пуля на какую-то долю секунды оттянет приведение в исполнение приговора над всей их ордой.

Выполняя приказ Бересова, батальоны поднялись и двинулись вперед. Пехота, развернувшись широкими цепями, шла к оврагу, вдоль которого кипели черные и белые дымы разрывов, мешаясь со снежными вихрями метели. Правее, в степи, там, где наступал соседний полк, сквозь вой метели и треск выстрелов все громче и громче слышалось раскатистое «ура» — сосед тоже поднялся в атаку.

Старший лейтенант Бобылев, к удивлению своему, оказался не только жив, но и невредим, хотя в последнем он еще сомневался: на спину и ноги давила огромная тяжесть. Рухнувший дощатый потолок сарая притиснул его к земле. Бобылев уперся руками в землю и попытался выбраться, но не смог.

Неподалеку, из-под обломков, выкарабкался Уйзенбаев. В его иссиня-черные густые волосы набилась труха, на подбородке виднелась кровь.

Сержант подбежал к Бобылеву:

— Живой, товарищ старший лейтенант?..

— Живой, — отозвался замполит.

Уйзенбаев ухватился руками за доски обвалившегося потолка и помог Бобылеву освободиться. Бобылев поднялся и огляделся кругом. Сарая не было. Кругом лежали бесформенные обломки стены, переломанные балки, битая черепица. Уцелел только угол стены, под которым оказались Бобылев и сержант.