Странники Одиннадцати Пространств. Нет худа без добра - Александра Алексеевна Василевская

больше проходит таких циклов, тем меньше времени леший проводит в недревесном состоянии, начинает давать только по одному ростку, а к старости деревенеет всё сильнее. После десяти-двенадцати таких циклов лешее дерево, укоренившись в последний раз, умирает и становится прибежищем для термитов-беляков. Сейчас мы навестим их колонию.

Никто не остаётся равнодушным. Даже те, кто был на Самобыте раньше и сто раз видел леших на всех стадиях развития, всё равно не могут сдержать вздох восхищения.

Ксандер и ведёт гостей к другому концу астероида, дерево на котором испещрено ходами термитов-беляков. Здесь всем приходится отказаться от полёта, чтобы увидеть жизнь их колонии. Эти забавные насекомцы,18 покрытые белым пушком, живут в симбиозе с танцующими грибами. Танцуют, правда, не сами грибы, а похожие на щупальца спорангиеносцы, которые высовываются из отверстий в подушкообразных плодовых телах. Так они поступают, когда в спорангиях, шаровидных утолщениях на конце «щупалец», созревают споры. «Танцем» грибы привлекают внимание термитов, которые снимают многочисленные шарики-спорангии. Часть из них термиты-беляки используют в пищу, а часть рассаживают в своих древесных лабиринтах. Насекомцы кормят растущие грибы пережёванной мёртвой древесиной. Мицелий же грибов потихоньку производит новые плодовые тела. Кстати, мицелий танцующего гриба обладает некоторыми свойствами нервной ткани животных. Поэтому термиты-беляки используют его как своеобразные провода для управления простейшими механизмами — которые, что интересно, изобрели сами термиты. Сложная структура общества позволила термитам обрести необыкновенный для насекомцев разум. С помощью мицелия в лабиринте поднимаются и опускаются перегородки, подъёмники перемещают спорангии в кладовые, и даже работают небольшие осветительные приборы.

— Симбиоз — основа жизни, — заключает Ксандер, с удовольствием ловя на лицах своих гостей умилённое изумление при виде всей этой сложной системы. — Но летим дальше. Там уже и аккумулятор скоро надо будет заряжать.

Следующий мир, астероид Жаропых, на обитаемый вовсе не похож. Не слишком ровная форма и высокая температура выдают в этом астероиде недавно отделившийся ошмёток какой-то молодой планеты. Жаропых весь усеян маленькими вулканами. Подозрения вызывают разве что тотемные столбы на холмах. Но на самом деле Жаропых полон жизни. Между вулканами снуют крабовидные подблюдечники с плоскими панцирями. В панцири подблюдечники способны втягивать стебельчатые глаза, ножки и ногочелюсти. Ещё один вид «крабов» — краб-пирамидка — напоминает рака-отшельника, который отыскал себе высокую коническую раковину. Собственно, на поверхности больше никто не живёт. Главное пристанище жизни — горячие недра астероида. Команде снова приходится отказаться от полёта и спуститься под землю. Сначала все попадают в пещеру, которая кажется совершенно пустой. Но в её стенах прогрызены несчётные норки, между которыми резво ползают довольно упитанные многоножки.

— В норках живут теплолюбивые бактерии, — рассказывает Ксандер. — Там их такое количество, что на одних этих бактериях и держится весь подземный мир. Они же, к слову сказать, поддерживают и жизнь на поверхности — это их колонии выискивают подблюдечники и крабы-пирамидки.

Следующая пещера, в которую сквозь довольно узкий проход умудряются втиснуться даже самые крупные существа, куда просторнее и похожа на целый подземный город, который возвышается над рекой раскалённой лавы. В стенах выдолблены окна и двери жилищ, в которых обитают местные разумные существа — которые, кстати, и возвели тотемы наверху — чумазики. Они похожи на потешных чёрных чёртиков, разве что без хвостов и рогов. На одном из мостов через лавовую реку четыре чумазика, нисколько не опасаясь огненного жара, зачёрпывают лаву ковшами и кладут её в котёл, где что-то варится. Время от времени из жилищ к ним опускают вёдра на верёвках. Туда чумазики кладут варёное месиво. Иногда к вёдрам подлетают местные летучие мыши — изящные чёрные люциферки. Чумазикам приходится отгонять люциферок горячими ковшами и ложками. Но люциферки воспринимают это скорее как интересную игру в догонялки и пугаются лишь притворно.

— Местные жители совершенно не боятся огня, — тихим голосом комментирует Ксандер.

— А ты? — прорезается Эффелина. — Проглотоны очень боятся пламени!

— Опять за своё, — шипит Тецклай.

— Огня я и правда опасаюсь, — признаётся Ксандер. — Есть такое, не могу скрыть. Но это не означает, что я…

Эффелина собирается выдать новую тираду в адрес «кошмарного хищника», но охотники на чудовищ быстро реагируют и привычным движением захватывают челюсти элегантины.

— Спасибо, друзья, — выдыхает Ксандер, и вся команда поднимается на поверхность к уже заждавшимся летюленям.

Другой мир, на который прилетает команда, отличается от всех остальных внушительными размерами. Это густо покрытый всевозможной зеленью холмистый астероид, в центре которого находится высокая гора с башней на вершине. Рядом с горой — озеро, окружённое мангровыми зарослями. Называют этот живописный мир Холмолесьем. Населяют его разнообразные мелкие насекомые, птицы, среди которых уже знакомые ухухи и долбики, барабу, похожие на земных марабу не только названием, но и внешностью, а также щебетушки — весёлые голубые ласточки. В траве прыгают маленькие мышевидные зверюшки — свистуньи, а по стволам деревьев ползают туда-сюда бронемыши — этакая помесь мыши и броненосца.

— Есть тут зверёк и покрупнее, — улыбается Ксандер, подводя гостей к пещере в основании горы.

Эвол издаёт несколько горловых щелчков, и из пещеры медленно, шумно пыхтя, показывается исполинский мордочёс — по общему телосложению вылитый муравьед, но небольшие уши зверя напоминают по форме собачьи, а густой белый мех — медвежий. Поведением же мордочёс напоминает шлангоноса: он такой же любопытный и общительный. Очень скоро вся команда оказывается затыканной звериным носом и облизанной с ног до головы.

— Ничего, слизевики нас почистят, — уверяет всех Ксандер.

В ближайшем лесу гостей действительно встречают слизевики, странные разноцветные комки протоплазмы, которых трудно заподозрить в наличии разума. Однако слизевики Холмолесья слишком вежливы и обходительны для неразумных форм жизни: прежде чем приняться за чистку гостей, они знакомятся с каждым, аккуратно ощупывая его, а затем «представляются» сами, меняя форму своих плазмодиев и побуждая гостей потрогать их.

— Вся их культура построена на осязании и хеморецепции, — объясняет изумлённой команде хозяин Самобыта. — Поскольку они не могут ни видеть, ни слышать, они общаются химически и тактильно.

— Да тут на каждом шагу разумные существа! — восклицает Витс. — Почему их здесь так много? Странная мысль меня посетила… может, всё дело в том, что эти миры маленькие?

— Размер мира действительно влияет на развитие разума, — поясняет Ксандер. — Ограниченность ресурсов вынуждает обитателей таких крохотных миров тщательно просчитывать каждый шаг и каждое действие. Поэтому даже неразумные существа здесь в среднем умнее, чем их «родственники» с больших планет. Но самый главный фактор — это сложность социальных взаимодействий. Вот для этого особенно много места и не нужно. Конечно, на самом деле всё сложнее. В истории наблюдений за Самобытом у меня описаны все