О чем говорят кости. Убийства, войны и геноцид глазами судмедэксперта - Клиа Кофф

того как я пришла в ярость, увидев, что контейнер для переодевания превратился в вонючую, заляпанную грязью дыру, несмотря на табличку «Хранить только носки», стало понятно, что мое чувство собственности за несколько недель успело распространиться на могилу, тела и вообще все, что имело хоть какое-то отношение к ней. Но мне напомнили о том, что нельзя забывать о более широкой перспективе. Когда я помогла коллегам поднять тело, мы обнаружили под ним сломанные костыли, когда в кармане пиджака другого тела Луис нашел бумажник, который я приняла за клубок спутанных ниток, – я поняла, что опознание этих людей будет закончено всего за несколько дней. «Матери Вуковара» вскоре узнают правду.

Глава 17

Матери

Шуточки Билла по поводу моего неизбежного отъезда 30 сентября немного подняли боевой дух (нет).

– Двадцать девятого числа будем работать всю ночь, а часа в четыре утра выедем в аэропорт Загреба, – объявил он.

– Да, конечно, я вполне обойдусь без душа и прочих мелочей.

Билл в ответ искрометно пошутил:

– Ну-у-у, достаточно просто объяснить всем, что в радиусе десяти метров от тебя лучше никого не сажать, но, увы, вряд ли нас поймут… Так что, Клиа, прости, но тебе придется остаться здесь.

Вечером накануне моего отъезда вся команда по настоянию Билла отправилась в ресторан «Леди М» в Винковцах. Я уже бывала там вместе с Клинтом и Биллом. Пришли все, включая французских наемников и членов съемочной группы. Вечер прошел спокойно и был отмечен оживленной дискуссией на тему, как бы мы себя чувствовали, если бы нам пришлось десятилетиями дожидаться ареста и суда над обвиняемыми в преступлениях, жертвы которых лежали в раскопанных нами могилах, как это происходило с некоторыми военными преступниками времен Второй мировой войны.

Когда на следующий день мы выезжали из Овчар, количество эксгумированных тел – после утренних эксгумаций и ввода данных в электронные журналы, – почти достигло семидесяти. Был раскопан весь верхний слой и начало следующего. Ральф тоже уезжал, и мы прощались: со всей командой, с иорданцами, отдавшими нам честь, с французами, расцеловавшими меня в обе щеки, с бельгийцами, махавшими нам руками, со съемочной группой, оставившей мне визитки, с Луисом (на прощание он сказал мне: «Расслабься, ни о чем не волнуйся, наслаждайся Загребом»), с Дэвидом, который хмыкнул, что я уезжаю в хорошей компании (может, он намекал на то, что теперь его ждет долгая и утомительная эксгумация), и, наконец, с Владимиром, который попросил меня улыбнуться на прощание (в последние две недели он лично давал мне по пятьдесят пфеннигов за каждую улыбку).

Мы ехали с Биллом, и он, естественно, гнал как сумасшедший. Лежавшие на приборной панели ручки, фонарик, рулон туалетной бумаги, «могильный» галстук слетели на первом же крутом повороте. Я смотрела в окно и ждала, когда закончится трасса с высокими живыми изгородями и мы выедем на шоссе Братства и Единства. Только тогда я смогу расслабиться: Ральф сменит Билла за рулем. Я вспомнила о полученных за эту миссию повреждениях. Ушиб большого пальца, «спина могильщика», мозоль на костяшке левого кулака, синяк на внутренней стороне бедра и мозоль на указательном пальце правой руки. Достойно. Наконец Ральф сел за руль, Билл пересел назад, попытался было читать книгу, но быстро уснул. Солнце клонилось к закату, под колесами шуршал нормальный, без выбоин, асфальт. Больше не нужно было объезжать выбоины, коз, коров и свиней, стариков и детей, навстречу нам уже ни за что не попадется хромая телега или еще какая-нибудь повозка, например переделанная газонокосилка. Сейчас все это кажется как минимум интересным, но тогда… Тогда я ужасно устала от разрухи.

Ближе к Загребу Билл вновь взялся за руль – и мы немедленно заплутали. Еще бы! Билл вообще не смотрел на дорожные указатели. Было темно, но, к счастью, горели уличные фонари. Сделав запрещенный разворот через пешеходный переход и почти продырявив живую изгородь, Билл выехал к знакомому «Макдональдсу» и припарковался. Зайдя внутрь, мы почувствовали себя очень грязными по сравнению со стильными молодыми хорватами и заказали себе гамбургеры и картошку. Мы поселились в отеле «Дубровник», и у меня буквально начала кружиться голова, когда я пыталась одновременно принимать ванну, смотреть телевизор и изучать площадь под окном, где ездили старомодные трамваи, стояли крытые тележки, торговавшие блинами, и прогуливались пары.

Той ночью контраст между увиденным из окна отеля и увиденным за прошедший месяц из окна нашего микроавтобуса разом вытащил впечатления последнего времени из темницы моей памяти. Мы проехали всего несколько часов по трассе, но казалось, что здесь уже какой-то другой мир. Я вспоминала все, что еще недавно было таким обычным, каждодневным, вроде старушки, которую я видела каждый вечер: она сидела на крыльце перед своим домом рядом с пустой табуреткой, всегда в компании своей маленькой собачки. Если она сидела на табуретке, значит, у нее был гость. Я вспоминала и не очень обыденные вещи, например тот день, когда в Вуковаре забросали камнями колонну ООН, из-за чего наш военный эскорт повез нас домой другим маршрутом. Мы проехали мимо статуи, на бетонном основании которой был аэрозольной краской нарисован зеленый крест с четырьмя повернутыми буквами «С» в каждом углу: это символ сербских националистов, означающий «Само слога Србина спасава», то есть «Только единство спасает сербов». И я подумала о могиле, оставленной заботам других, о Клайде Сноу, ждущем трупы в Загребе, чтобы начать наконец их исследовать. Я вспомнила, что некоторые мужчины в могиле были одеты в две пары брюк – прямо как в Руанде. В той Руанде, где начался мой путь миссионера-судмедэксперта. Прошло всего десять месяцев после Кибуе, а я чувствовала, как будто занимаюсь всем этим уже долгие-долгие годы. И в то же самое время эти воспоминания из Кибуе – о телах в двух парах брюк или нескольких комплектах нижнего белья – были свежи, будто все произошло вчера. Они и сейчас так же свежи.

Всего группа в Овчарах эксгумировала из братской могилы более 250 тел. Клайд принимал их в Загребе и сам регистрировал. Помимо вскрытий и антропологического анализа проводилась работа по исследованию найденных вещдоков и их сравнительному анализу по базам данных по пропавшим без вести из вуковарского госпиталя. Как всегда, найденные у трупов личные вещи облегчили проведение предварительной идентификации, которую вскоре подкрепили результатами антропологического анализа по возрасту, полу, росту, цвету волос и индивидуальным особенностям каждого тела. Из Вуковара пропали тысячи человек, но найденные тела определенно принадлежали именно тем, кого вывезли из госпиталя, что подтверждалось показаниями единственного выжившего свидетеля, сумевшего выпрыгнуть