Суд в Нюрнберге. Советский Cоюз и Международный военный трибунал - Франсин Хирш

Джексон Всеволоду Вишневскому) и питали воображение публики, захваченное бывшими всемогущими главарями нацистской державы. Подобные печатные материалы вписывались в более общую тенденцию. Юрист Аркадий Полторак, советский представитель в Секретариате Трибунала (который получал всю корреспонденцию, адресованную Трибуналу, и вел его протоколы), впоследствии вспоминал о «заполонивших Нюрнберг американских и английских издателях, решивших, что можно неплохо заработать на публикации мемуаров подсудимых»; они жадно стремились поговорить с адвокатами защиты[599]. Советские руководители возмущались тем, что подсудимые пропагандировали свою точку зрения посредством американских газет. Они не вполне понимали, что такое независимая пресса, и считали интервью Кейтеля очередным доказательством антисоветских настроений американского правительства, пребывая в уверенности, что Вашингтон знал о публикации и, возможно, даже способствовал ей.

Еще сильнее раздражала советских руководителей публикация интервью АП в немецкоязычной газете «Ди нойе цайтунг», издававшейся американской военной администрацией в Германии. 7 декабря в этой газете вышло интервью с Герингом. Через несколько дней вышло интервью с Гессом, где он поведал миру о своей «миротворческой миссии» в Англию, – и, по сообщению Секретного отдела ТАСС, ходили слухи, что газета собирается опубликовать интервью с Кейтелем, Риббентропом и Редером[600]. «Ди нойе цайтунг» была основана с открыто заявленной целью перевоспитания немецкой публики. Американская военная администрация в Германии настаивала, что эта газета – модель свободной прессы, демонстрирующая разнообразие точек зрения[601]. Но советская сторона имела основания жаловаться: «Ди нойе цайтунг» активно распространяла мнения бывших нацистских руководителей внутри Германии и тем самым продвигала их интересы.

В целом советских корреспондентов в Нюрнберге удивлял американский подход к журналистской работе, с характерным ей драматизмом и безудержными спекуляциями. Кармен отмечал, что, как только американский корреспондент «выхватил что-то» – например, слух, что «защитник Геринга требует… то-то и то-то», – он строчит телеграмму и посылает ее через курьера своему редактору. В течение одной судебной сессии американский корреспондент может послать десятки телеграмм, из которых затем его редактор составляет статью. Советские же корреспонденты «Правды», «Известий» и других газет писали свои статьи после выхода из зала суда. В конце каждой сессии ТАСС выдавал авторам подробную, почти стенографическую запись всего происходившего в суде, и только тогда они садились за работу. Окончательные версии отсылались по армейскому телеграфу в Москву или сначала в Берлин. Они зачастую подвергались серьезной цензуре перед выходом в советской печати[602]. Этот метод требовал много труда и времени, но упрощал централизованный контроль, требуемый советским руководством.

Не только американская пресса тревожила советских руководителей откровенно антисоветскими заголовками. Секретный отдел ТАСС сообщал Сталину и «четверке Политбюро», что британская пресса тоже занимает антисоветскую позицию. Британские журналисты в Нюрнберге узнали, что вступительная речь Шоукросса была в последний момент отредактирована, и обнародовали эту историю. Лондонская «Дейли экспресс» сообщила, что советские обвинители «самым дружеским образом» попросили убрать некоторые места из британской вступительной речи, а также добавить фразу «это была ложь» после цитаты из слов Гитлера, который описывал советскую экономическую помощь Германии осенью 1939 года, в первые месяцы войны. Затем газета сравнила оригинальный текст с той речью, которую Шоукросс произнес публично, и заботливо подчеркнула для читателей выброшенные места[603]. Секретный отдел ТАСС сделал вывод, что британская пресса и британские обвинители тайно сотрудничают и что первая помогает вторым достичь их явно поставленной цели, «акцентируя основное внимание на германо-советских отношениях»[604]. Неделю спустя Вишневский в письме в Москву описал эти события схожим образом, предположив, что сам Шоукросс выдал британским журналистам вычеркнутые фрагменты, а те охотно опубликовали их[605].

На самом деле Шоукросс был загадкой для советской делегации. За предыдущие месяцы Руденко и Покровский сдружились с Максуэлл-Файфом. Но Шоукросс провел сравнительно мало времени в Нюрнберге: он служил генеральным прокурором в лейбористском правительстве Клемента Эттли, которое было открыто антикоммунистическим. Секретный отдел ТАСС нашептывал, что Шоукросс намерен обвинить Советский Союз в преступлениях нацистов. В отчете ТАСС отмечалось, что даже после согласованных правок вступительной речи Шоукросс высказал несколько «тенденциозных построений» о причинах войны и восхождения к власти Гитлера – и теперь британская пресса с удовольствием муссирует эти «построения». Секретный отдел ТАСС жаловался, что британцы теперь пытаются «обелить мюнхенскую политику английского и французского правительств» и представить себя героями и мучениками войны. Особенно нагло звучали утверждения Шоукросса, что одна Англия всегда противостояла Германии и что Гитлер всегда считал Англию своим главным врагом и добивался советской помощи для ее разгрома. Хуже того, Шоукросс вслух зачитал отрывки из документов, создавших у суда впечатление, что Советский Союз помогал Германии вести войну против Англии. Все это, естественно, в корне противоречило советскому нарративу о войне, где мучениками и героями изображались советские люди, замалчивались любые упоминания о советско-германском сотрудничестве (в том числе об экономических соглашениях) и утверждалось, что главной целью Гитлера всегда было завоевание СССР[606].

Секретный отдел ТАСС информировал Сталина, что некоторые помощники Шоукросса в своих речах тоже бросались антисоветскими оскорблениями. Гриффит-Джонс дважды повторил слова Гитлера, что Советский Союз охотно снабжал Германию обильными материальными ресурсами для ведения войны против Англии. Он также зачитал отрывок из протокола допроса американцами Геринга, в котором последний утверждал, что подписание советско-германского Пакта о ненападении позволило Германии вторгнуться в Польшу. Британская пресса тоже опубликовала эти заявления. Секретный отдел ТАСС считал протокол допроса Геринга особенно «сомнительным документом» и заключал, что британцы представили его суду с явной целью очернить СССР[607].

Сталин, изучив в Сочи эти и другие отчеты о западной прессе, обрушил гнев на Молотова. Он все больше убеждался, что Молотов и НКИД делают слишком много уступок британцам и американцам и недостаточно твердо проводят линию защиты советских интересов за рубежом. Сталин раздумывал, не отправить ли Молотова в отставку, – и тайно приказал Берии, Микояну и Маленкову призвать Молотова к ответу за его ошибки в области международных отношений. Другие статьи в американской и британской прессе тоже привели Сталина в ярость. В «Нью-Йорк таймс» и лондонской «Дейли херальд» рассуждали о плохом состоянии здоровья Сталина и предсказывали вероятный приход Молотова к власти. Сталина бесили эти «бредовые измышления» и ослабление Молотовым цензуры в работе иностранных корреспондентов в Москве. Он призвал вернуться к строгой «политике жесткости» в международных отношениях: отныне он не потерпит пасквилей в свой адрес или в адрес Советского Союза[608].

Молотов получил это ясное и недвусмысленное послание. НКИД усилил контроль над иностранными журналистами в Москве и советскими корреспондентами за границей; впредь следовало быть бдительнее. В то же время Вышинский поручил Руденко апеллировать к Комитету главных обвинителей и Трибуналу и попытаться обуздать адвокатов защиты и прессу. Комиссия Вышинского также