Суд в Нюрнберге. Советский Cоюз и Международный военный трибунал - Франсин Хирш

обвинителей и тем самым не лишили слова. В письме жене он жаловался, что ему «пришлось бороться» за то, чтобы американцы отложили в сторону часть своих обвинений и обеспечили Шоукроссу «достаточно материала» для демонстрации и чтобы британским обвинителям в целом «было что показать»[590]. Советским обвинителям, конечно, не повезло так, как британцам. И теперь Руденко и его сотрудники смотрели, как их западные коллеги начинают рассказ о неспровоцированном нападении Гитлера на Восточную Европу и Советский Союз. Следующие несколько дней Олдерман представлял документы о захвате нацистами Чехословакии, а британский помощник обвинителя Мервин Гриффит-Джонс рассказывал суду о планировании и ведении нацистской верхушкой войны против Польши[591].

Советская сторона все еще была вне игры в конце недели, когда американские обвинители представили свой рассказ о немецком нападении на СССР. Олдерман начал с того, что «дух оппортунизма» заставил Гитлера подписать Пакт о ненападении с Советским Союзом: «не оказалось большим сюрпризом», когда Гитлер нарушил его, как только тот перестал его устраивать. Олдерман утверждал, что даже в 1939 году, когда Германия воевала с Францией и Англией, а Советский Союз снабжал нацистов продовольствием и другими ресурсами, Гитлер рассматривал возможность нападения на СССР. В нацистской идеологии давно было ясно сформулировано, что «ключом к политическому и экономическому господству Германии является уничтожение СССР как политического фактора и приобретение жизненного пространства за его счет». Он представил ключевые места из документов плана «Барбаросса», в том числе из военного дневника Франца Гальдера, начальника штаба Верховного командования. Согласно записи от декабря 1940 года, Гитлер и Гальдер обсуждали роль люфтваффе (немецких военно-воздушных сил) в уничтожении главных советских промышленных центров[592].

Когда суд ушел на выходные, советская делегация предстала перед фактом, что ее опередили, лишив возможности рассказать историю нацистского вероломства своими собственными словами. Вечером того же дня комиссия Вышинского собралась (без самого Вышинского) и признала горькую реальность. Руденко и Никитченко теперь сознались Горшенину и другим, что американская сторона была вправе представить свидетельства нападения нацистов на СССР. Они признали, что ранее в ходе прений об Обвинительном заключении Комитет главных обвинителей пришел к согласию, что американцы и британцы осветят планирование и ведение агрессивной войны, и потому требование Молотова, чтобы эти документы представляла советская сторона, было с самого начала невыполнимым[593].

Между тем ранее в тот же день Джексон сделал небольшой товарищеский жест. Он послал советским обвинителям список документов, находившихся в руках американцев и содержавших информацию о немецких военных преступлениях и преступлениях против человечности, жертвами которых стали советские военнослужащие и мирные жители. Теперь комиссия Вышинского поручила своим специалистам по международному праву (Трайнину и Борису Маньковскому) в сотрудничестве с советскими обвинителями изучить этот список и получить у Джексона эти важнейшие документы. Комиссия, огорченная последними событиями, также решила выяснить, почему Александров, ранее в октябре возглавлявший советскую следственную группу, ничего об этих документах не знал. Это не сулило ничего хорошего Александрову, которого уже и так обвиняли в недостатке бдительности при допросах подсудимых в нюрнбергской тюрьме[594].

Ил. 23. Роман Руденко (справа, опирается головой на руку), Юрий Покровский (слева, делает заметки) и другие советские обвинители выведены из игры, пока американцы и британцы излагают свои пункты обвинения. 1945 год. Источник: Российский государственный архив кинофотодокументов, № А-9222

Затем комиссия Вышинского обсудила действия защиты, которая все еще пыталась выставить свидетелей, вероятно способных дать показания на тему советско-германского сотрудничества. Горшенин поручил Никитченко воспользоваться своей ролью в Трибунале, чтобы отложить рассмотрение ходатайств защиты о вызове свидетелей до тех пор, пока все четыре страны-обвинителя не завершат свои вступительные речи. Наконец, комиссия начала разрабатывать совместно с советскими обвинителями и судьями общую стратегию действий против защиты, поставив целью лучше подготовиться к последующим этапам процесса. Члены комиссии изучили доказательные документы и набросали вопросники в помощь советским обвинителям при перекрестных допросах обвиняемых[595]. Это были шпаргалки с вопросами и ожидаемыми ответами, нацеленными на то, чтобы подловить обвиняемых на слове и вырвать у них признание вины. Пусть подсудимым нельзя было выдать заготовленных сценариев для зачитывания в суде (как это и происходило обычно на советских показательных процессах), но ими можно было вооружить хотя бы советских обвинителей.

* * *

Уже несколько месяцев советская сторона была озабочена тем, чтобы пресечь попытки нацистов вести свою пропаганду из зала суда в Нюрнберге. Советские представители не могли и подозревать, что им придется бороться и с ее распространением в западной прессе. В конце третьей недели слушаний советских руководителей привела в ярость серия так называемых интервью с подсудимыми в американских газетах. Эти интервью были переданы по каналам агентства Ассошиэйтед пресс (АП), которое дало возможность высказаться нескольким нацистам.

Несколько корреспондентов АП составили свои собственные вопросники для бывших нацистских руководителей и нашли добровольных посредников среди адвокатов, которые передали вопросы своим клиентам и получили от них ответы. Первое из этих интервью, с Герингом, вышло в американских газетах 1 и 2 декабря под такими заголовками: «Геринг подтверждает, что верит в нацизм» («Нью-Йорк таймс»), «Геринг объявляет, что он все еще нацист и вновь поддержал бы фюрера» («Лос-Анджелес таймс»)[596]. Но особенно разозлило советских руководителей интервью с Кейтелем, которое вышло через несколько дней под заголовками «Кейтель называет вторжение в Россию оборонительным» («Лос-Анджелес таймс») и «Нацисты опередили удар красных: Кейтель оправдывает нападение» («Зейнсвилл сигнал»). Бывший глава Верховного командования Германии использовал западную прессу для выдвижения встречных обвинений против СССР[597].

Секретный отдел ТАСС выслал длинные выдержки из интервью Кейтеля Сталину, «четверке Политбюро» и Вышинскому сразу же, как только оно появилось в американской прессе. В одном отрывке Кейтель снял с себя ответственность за гибель сотен тысяч красноармейцев, взятых немцами в плен, заявив, что летом 1941 года, когда немецкие войска захватили этих солдат, они уже умирали от голода. Намного сильнее раздражало утверждение Кейтеля, что нападение Германии на Советский Союз было превентивным. Кейтель признался в интервью, что подписал «так называемый план „Барбаросса“» за семь месяцев до нападения Германии на Советский Союз, но заявил, что этот план был разработан всего лишь в ответ на многочисленные сообщения о мобилизации Красной армии для войны. Согласно Кейтелю, Гитлер приказал начать нападение 22 июня 1941 года с оборонительной целью[598].

Интервью Геринга и Кейтеля стояли в ряду документальных очерков о бывших нацистских руководителях, опубликованных АП и его филиалами в первые недели Нюрнбергского процесса. Сенсационные рассказы такого рода способствовали увеличению продаж газет (как объяснил