Тяга к свершениям: книга четвертая - Андрей Васильевич Меркулов

формируя у посетителей ощущение, будто они находятся в каком-то охотничьем домике. Почти все детали интерьера были выполнены из дерева: стены представляли собой сруб из круглых покрытых лаком бревен, потолок был обшит фигурной узкой доской, широкую дверь обрамлял красивый резной косяк, и даже ручка на ней была деревянной, искусно выточенной из цельного куска. Прямоугольные массивные столы также украшали изящные узоры, а с двух сторон у каждого из них стояли не менее основательные лавки. Под потолком на цепях висели две металлические люстры с множеством ламп, стилизованных под свечи; в стене напротив двери из крупных округлых камней был выложен огромный камин. Над камином красовалась пара ружей, а стены сплошь были обвешены различными охотничьими трофеями: здесь было несчетное количество рогов всех видов и размеров, чучела очень крупных птиц, мелкой дичи и даже медведя, во весь рост стоявшего в углу. Но и не медведь больше всего привлекал внимание посетителей, а просто нереально огромных размеров голова дикого кабана, висевшая на стене между окнами.

Пока друзья занимали свободный столик, они не отрывали взгляда от стен, и даже когда уселись, продолжали с любопытством разглядывать каждую деталь в заведении — до того в интерьере все было продуманно и органично. Несколько столиков уже были заняты, и три официантки в одинаковых коричневых юбках и беленьких, накрахмаленных кофточках, только и успевали разносить подносы с заказами.

— Здорово они здесь все устроили, — сказал Роман.

— Да-а-а, — протянул Дульцов. — Я вот смотрю на кабана, и представить не могу его размеров. Это если такая только голова, то весь он, наверное, как вот это медведь был!

— Я что-то уже и пожалел, что мы сюда заехали, — несколько обескураженно произнес Роман. — У меня всего около трехсот рублей осталось.

— У мене не больше.

— Может что тогда, пойдем отсюда?

— Давай уж хотя бы расценки посмотрим. Уйти всегда успеем, — ответил Дульцов. Он оглянулся, намереваясь подозвать официантку, но не успел этого сделать, потому что одна из девушек уже шла к ним с двумя книжками меню в руках.

Раскрыв меню, друзья были приятно удивлены. Цены в заведении оказались более чем приемлемыми и на имевшиеся деньги они могли неплохо поесть, но ввиду жестко ограниченных рамок им требовалось некоторое время, чтобы подобрать блюда.

— Вы здесь живете? — быстро сделав заказ, спросил Роман у официантки, желая чем-нибудь отвлечь ее, пока Дульцов напряженно листал меню, пытаясь в уме составить наиболее удачный набор, которые он только мог приобрести на свои двести семьдесят четыре рубля.

— Нет, — ответила она улыбнувшись. — Я из городка в сорока километрах отсюда.

— Каждый день ездите? — в удивлении поднял брови Роман.

— Через день — работа в смену.

— Из деревни кто-нибудь здесь работает?

— Никого.

— А местный народ чем занимается?

— Не знаю. Здесь ничего нет, даже школы.

— Как же дети учатся?

— Некоторые в город учиться ездят.

— Некоторые? — переспросил у нее Роман.

— Большинство не учится, — ответила официантка.

В этот момент их разговор прервал Дульцов, который принялся перечислять свой заказ. Ему стало неудобно за то, что он так надолго задерживает официантку своей нерасторопностью и, плюнув под конец на свои тщетные попытки сравнить в уме сразу несколько вариантов, он заказывал сейчас то, что попадалось под руку, просто суммируя общую стоимость.

— Устала, наверное, ждать, пока я выберу, — досадливо сказал Дульцов, когда официантка ушла. — Выбирал, прикидывал и так, и эдак… Ай! — махнул он рукой. — Не купил бы ты это кольцо, и проблем бы сейчас с деньгами не было! Дай-ка, кстати, посмотреть, — произнес он, кивнув головой на руку друга.

Роман снял и протянул ему перстень.

— Ха-ха-ха-ха-ха! Вот это да! Ха-ха-ха! — расхохотался Дульцов, рассматривая кольцо.

— Что такое?

— Окислилось твое золото! — сенсационно произнес Дульцов и развернул перстень так, чтобы Роману удобнее было видеть его внутреннюю сторону.

И действительно, вся внутренняя сторона кольца была покрыта зеленоватой патиной.

— Медь, — тихо произнес Роман, с силой нахмурив брови.

— Во, во! — весело сказал Дульцов, в согласии покачивая головой и самодовольно улыбаясь. Он не злорадствовал — совсем нет. Первейшей и генеральной его эмоцией было сейчас удовольствие, ликование от подтверждения своей правоты в оценке этой сделки, так что он чуть не добавил сентенциозное: «я же тебе говорил!». Дульцов торжествовал, и в этом переполнявшем его самодовольном уповании тонула сейчас вся его дружеская солидарность. Никакое чувство такта не играло роли и не имело ни малейшего шанса, пока в нем кипели эти эмоции.

— А такой тяжелый; на медь совсем не похоже, — обескуражено проговорил Роман.

— Наверное, внутри какой-нибудь свинец, а медью только сверху покрыли, — сказал Дульцов. Он достал из кармана брюк платок и принялся натирать кольцо.

— И не отличишь же от настоящего! — сокрушался Роман. — А я дурак, переживал, что так мало денег дал цыганке за это кольцо, — грустно усмехнулся он.

— Держи, — сказал Дульцов, протягивая другу перстень, но, уже не улыбаясь, а с серьезным и участливым выражением лица. Он увидел, что для Романа сейчас ровным счетом не имело никакого значения, кто оказался прав в отношении этого приобретения; его восторженные эмоции, лишенные ответной реакции, быстро иссякли, и Дульцов проникся сейчас сочувствием к другу.

Роман взял кольцо. Дульцов своим платком за полминуты удалил всю патину и начистил его так, что казалось, оно стало блестеть еще сильнее, переливаясь прежним благородным оттенком. Роман одел его назад, на тот же палец.

Официантка начала приносить еду и после третьего ее захода на столе уже стояли все заказанные блюда. Несмотря на ограниченный бюджет, получилось даже довольно много: по одной порции таежных пельменей в горшочке с рубленой печенью, накрытых сверху горячей, по-видимому, только что испеченной лепешкой, три разных салата, томатный сок, чай, блинчики со сметаной и пирожное. Поначалу друзья ели молча: Роман нахмурился, и Дульцов тоже не торопился начинать беседу. Но, по мере того, как еды на столе становилось все меньше, настроение их улучшалось: они развеселились и разговорились.

— Слышал про реформу языка? — спросил Роман, наливая себе в кружку чай из маленького чайничка и пододвигая поближе пирожное.

— Давно уже пора провести, — ответил Дульцов. — Русский язык сильно устарел.

— В смысле устарел? — не поверил своим ушам Роман, в изумлении уставившись на друга и на мгновение, забыв даже про свое пирожное.

— В прямом. Русский язык чересчур сложен; во многом эта сложность не оправдана и я надеюсь, что рассматриваемые сейчас мелкие изменения будут началом процесса его глубокого совершенствования и унификации.

— Но о каком совершенствовании ты говоришь? Ведь предлагается его обрезать — вообще убрать букву «ё».

— И правильно, — спокойно произнес Дульцов.

— Что правильно?

— Правильно будет