Судьба Томаса, или Наперегонки со смертью - Дин Кунц

— Но…

Что-то находящееся внутри ударило в боковую стену рядом со мной, и металлическая стенка выгнулась у меня перед носом.

Я вновь взвизгнул, а мистер Хичкок указал:

— Нам нужно переместиться на более дружественную территорию.

Что-то невероятно сильное и неистовое начало метаться по кузову, колотиться о стены и крышу, раскачивая трейлер, надвигая кузов на тягач, заставляя рессоры жалобно скрипеть, а покрышки — ползти по асфальту. Внезапно трейлер замотало, задние габаритные огни на нижней раме взорвались от напряжения.

Я пятился от «ПроСтара+», а остальные сектанты, обыскивающие территорию и услышав этот грохот, наоборот, побежали к автомобильной стоянке. Множество лучей фонариков одновременно скрестились на трейлере, словно стремились привязать его к земле, совсем как лилипуты со своими веревками хотели обездвижить Гулливера. И восемнадцатиколесник, похоже, оскорбился таким вниманием с стороны сектантов, потому что принялся раскачиваться еще сильнее, и я подумал, что кузов сейчас оторвется от тягача и повалится набок.

Похоже, все поняли, что означает столь необычное поведение трейлера. Послышались крики изумления, потом проклятья, и сектанты стремглав бросились к своим легковушкам и внедорожникам, которые стояли рядом с большим трейлером.

У страха есть одна необычная особенность. Если его вываливается на тебя очень много в короткий промежуток времени, он выматывает тебя донельзя, ты думаешь, что уже не реагируешь на него, высосан досуха, покончил с ним, потому что ничто уже не может тебя напугать, ты плюешь на все, становишься бесстрашным. А потом что-то случается, скажем, ты видишь ужас всех этих убийц-сатанистов, и страх мгновенно возрождается, твоя чаша ужаса вновь полна до краев, и ты уже мчишься от беды на полной скорости.

Я подумал, что оптимальный вариант — отнять один из автомобилей у хозяина, пригрозив ему пистолетом, и уехать вместе с остальными.

Мистер Хичкок, казалось, прочитал мои мысли, потому что воскликнул, возвысив голос:

— Дельный совет — держитесь подальше от всего, принадлежащего этим людям, мистер Томас. На своих двоих. Поторопитесь.

Я побежал к дороге, но, прежде чем добрался до места, где кроны сосен смыкались над асфальтом, образуя тоннель, который тянулся чуть ли не до ворот, грандиозный грохот заставил меня остановиться. Повернувшись, я увидел, как «ПроСтар+» крутится на месте, словно подхваченный торнадо. Тягач оторвало, как пушинку, кузов вращался в воздухе, разбрасывая части, а потом рухнул и застыл, словно гигантский невидимый ребенок бросил его, наигравшись.

Мистер Хичкок появился рядом.

— Мистер Томас, возможно, вам будет трудно в это поверить, но в жизни меня всегда отличала брезгливость, и после моей смерти мало что изменилось. Оставаться в этом месте у меня нет ни малейшего желания.

Пара внедорожников уже выезжала со стоянки, но далеко им уехать не удалось. Оба перевернуло, будто они попали под ударную волну мощнейшего взрыва, хотя ничего не взрывалось. Другие автомобили начали раскачиваться взад-вперед, из стороны в сторону, сдвигаясь друг к другу, словно находились в гидравлическом прессе, который превращает корпус автомобиля в металлический куб размером не больше кресла, хотя на этот раз сразу сдавливались много автомобилей.

Я унюхал что-то знакомое. Запах, сладкий, как благовоние, но при этом предполагавший разложение. С этим дурным запахом я сталкивался лишь однажды, когда он наплыл на меня из пустого черно-желтого кузова, через стальную решетку с множеством символов. И вновь я почувствовал холод, который сопровождал запах, только уже не легкое дуновение, а сильный ветер, от которого лицо закололо, как от ледяного дождя.

Посмотрев в сторону озера, я увидел, что свет факелов вновь отражается от черной поверхности воды. Связь между поместьем и пустошью разорвалась. Но тварь, которую захватил и держал в трейлере Лайл Хетлэнд, вырвалась на свободу и намеревалась надрать зад всем, кто попадется под руку.

Какой-то сектант побежал к дороге. Споткнулся непонятно обо что, начал падать — и внезапно его разорвало на части. Я сразу вспомнил слова мистера Хичкока о расчленении и бросился бежать со всех ног.

Мчался по тоннелю, образованному кронами сосен, а шум за моей спиной только усиливался. Я ожидал в любой момент взлететь в воздух, но миновал половину пути с головой на шее и всеми конечностями на положенных местах. Увидел полноватого режиссера, который стоял по другую сторону низких ворот, куда он перенесся способом, доступным только призракам. Помахал мне рукой, заметив, что я приближаюсь к нему, довольный тем, что я внял его совету и действовал соответственно.

Как только я обошел ворота, шум за моей спиной мгновенно оборвался. Удивленной вдруг наступившей тишиной, я остановился, повернулся, всмотрелся в тоннель. Конечно же, увидеть территорию поместья и особняк я не мог, но нисколько не сомневался, что и царивший там хаос никуда не делся.

— Им не хотелось, чтобы соседи их подслушивали, — объяснил мистер Хичкок, — пусть рядом никто и не живет, и они наложили заклятие, действующее в границах поместья.

Едва я вернулся за ворота и шагнул к тоннелю в соснах, шум вновь ударил по барабанным перепонкам. Создавалось ощущение, что рушились целые миры. Тишина устраивала меня гораздо больше, и я направился к режиссеру.

Ночь выдалась прохладной, плато купалось в серебристом свете. Луна более не казалась кораблем в черном море. И я внезапно подумал о глазе с катарактой, который внезапно открылся, чтобы посмотреть на меня из-под сгнившего савана на лице мумии.

— Сэр, когда это закончится? — спросил я. — Уничтожение, месть.

— Не бойтесь, мистер Томас. Ярость демона не выйдет за пределы поместья.

— Демон, — повторил я буквально по слогам, надеясь понять, что это значит. Значение слова, конечно, знал. А вот его смысл… — Демон.

— Он не принадлежит этому миру, знаете ли. А теперь его освободили от уз. Он, образно говоря, сведет счеты и отбудет.

— Вы уверены?

— Абсолютно.

— Демон, — вновь повторил я.

— Для вас это все внове, мистер Томас. Теперь вы узнали чуть больше об истинной природе мира и тревожитесь, что одно поведет к другому.

— Да, сэр. Именно это меня и тревожит.

— Не унывайте. Маловероятно, чтобы с вами еще раз случилось что-то подобное.

— Маловероятно?

— Практически невозможно.

— Демон, — повторил я.

— Имейте терпение, молодой человек. Все устроится.

— Очень на это надеюсь.

— И правильно.

В двух сотнях футов от нас, где миссис Фишер припарковала лимузин, вспыхнули фары, погасли, снова вспыхнули и погасли.

— Она говорит, что все дети в пассажирском салоне. Ни один не потерялся и не получил травмы.

— Верный старина Бу!

— Собаки… — В голосе режиссера слышалась искренняя нежность. — Я всегда любил собак. Как и вы, мистер Томас.

— Вы можете называть меня Одд. Мне бы это понравилось. Или Одди.

— Да, мистер Томас. И вы можете называть меня Хич.

— Да, сэр. Благодарю вас, сэр.

Мистер Хичкок не дематериализовался, как обычный призрак, не поплыл впереди, в футе-другом над землей. Вместо этого пошел рядом, положив руку мне на плечо.

— Когда я был жив в физическом смысле этого слова, недостатков у меня хватало, как и у любого другого. Временами я не знал меры ни в еде, ни в питье.

Я понятия не имел, к чему он ведет.

— Помнится, однажды попал на бал в Альберт-Холле, в Лондоне, и так много выпил, что все, казалось, начало рушиться на меня… люди, стены, все… Боюсь, я очень огорчил дорогую Альму.

— Сэр, мне трудно представить себе, чтобы вас качало, чтобы вы потеряли контроль над собой. — На съемочной площадке его знали как перфекциониста, который контролировал все и вся.

— Нет, разумеется, ничего такого я не допустил. Просто сел и ушел в себя, не поддерживая разговор, отчего казался скучным и грубым.

Несколько шагов мы прошли молча.

— Меня воспитывали иезуиты, вы знаете, — продолжил он. — Дисциплину они поддерживали строжайшую. Я жил в ужасе перед приором и его наказаниями, и это привело к тому, что еще в детстве у меня развилось отвращение к поведению, которое могло рассматриваться плохим. Я стал бояться моей способности совершить что-то нехорошее или допустить ошибку, и это переросло в боязнь власти, которая превратилось чуть ли не в фобию.

Возможно, я поступил правильно — не спросил, какую способность к злу ставил себе в вину режиссер «Психоза». Как оказалось, она была меньше, чем я ожидал.

— Взрослым я любил водить автомобиль, сидеть за рулем, глядя на уходящее вдаль шоссе. Но я так боялся, что меня остановит дорожный полицейский… боялся, как смерти, мистер Томас, и едва мог вести машину. Так что за руль садилась Альма или наемные шоферы, даже когда я еще не мог позволить себе нанимать их. Всегда ставить под вопрос свои мотивы — это нормально, но бояться своей способности совершить что-то неправильное и потому ограничивать себя во многих аспектах жизни — ужасная ошибка.