Кухонный бог и его жена - Тан Эми

Но Вэнь Фу не знал, как меня утешить. Когда я стала рассказывать, что произошло на рыночной площади, он отмахнулся.

— У тебя что, глаз нет? — закричал мой муж. — Ты что, не видишь, что у меня есть дела поважнее, чем слушать о твоих покупках?

И он пошел разговаривать с мужчиной в грузовике. Он зажег сигарету, сделал две затяжки, потом посмотрел на часы и, бросив сигарету на землю, растоптал ее. Потом зажег новую. Так я поняла, что мой муж тоже боится.

Это Цзяго сказал нам с Хулань, что мы можем упаковать и взять с собой только по одному чемодану.

— А как же мой новый стол? — рыдала Хулань. — А стулья?

Приехав в Нанкин, мы обе купили по нескольку предметов мебели, думая, что здесь, в столице, останемся надолго. Стол и стулья Хулань были дешевыми и не самого хорошего качества, но явно лучшими из тех, которыми она когда-либо владела.

— Не беспокойся, — сказал Цзяго, отвел ее в сторону и стал шептать что-то на ухо.

Я ничего не слышала, но видела, как меняется лицо Хулань. Она была как ребенок, который сначала надулся от обиды, потом засиял радостью.

— Поторапливайся, — вернувшись, сказала мне Хулань, в новой для нее деловитой манере. — У нас нет времени рассиживаться и жалеть себя.

Мне хотелось сказать, что сидела тут и жаловалась не я, но на споры не было времени тоже.

Пока мы паковали чемоданы, слуга ходил из комнаты в комнату за вещами, которые я попросила его найти: сменной униформой Вэнь Фу, моей корзинкой с рукодельем, из которой я забрала только иглы, двумя мисками и двумя парами палочек для еды.

Все это время служивый что-то нервно бормотал.

— Если слушать радио и читать газеты, то ничего не узнаешь о наступлении японцев. Но стоит только взглянуть на лица людей в городе, как все становится ясно.

Чем больше он говорил, тем больше мы торопились со сборами. Он рассказывал, как беглые солдаты обворовывают, а иногда и убивают людей, чтобы забрать у них одежду и избавиться от своей военной формы до того, как японцы войдут в столицу. Все, у кого были деньги или связи, уже бежали. Даже мэр, которому сам Чан Кайши поручил защищать Нанкин до последнего, тоже удрал, прихватив с собой много денег.

— Мы не бежим, — резко оборвала его Хулань. — Второй и третий набор получили назначение в Куньмин, там у нас очень важное задание. Вот почему мы уезжаем.

Я подумала: верит ли она сама в свои слова? Это Цзяго ей так сказал? И что за важное задание ждет нас в Куньмине? Давным-давно Куньмин был местом, куда власти ссылали впавших в немилость. Если их не обезглавливали, то ссылали в Куньмин, почти на самый край Китая, в места, заселенные дикими племенами. Сейчас этого больше не делали, но я все равно вспомнила выражение дядюшки: куньцзин Куньмин — «загнан в угол, сослан в Куньмин». Это означало, что человек изгнан из реального мира. Жить в Куньмине — значит спрятаться там, где тебя никто не найдет. Это было безопасное место, и я радовалась этому.

Закончив упаковывать чемодан Вэнь Фу, я принялась за свои вещи. На дне чемодана сквозь подкладку все еще прощупывались серебряные палочки для еды из моего приданого. Я положила маленькую жестяную коробочку из-под печенья вместе с украшениями и маленьким синим флаконом из-под духов, который мне когда-то подарила мама. А потом я прикрыла эти вещи одеждой. Внезапно я поняла, что уложила только зимние, теплые вещи, будто не надеюсь прожить дольше этого сезона. Какие несчастливые мысли! Поэтому в самую последнюю минуту я выложила свитер и упаковала в чемодан два летних платья.

Кастрюли, сковороды и старую обувь мы отдали кухарке и ее дочери. Что касалось других вещей, то я сразу поняла, кому их оставить. Я заметила идущую по дороге Бетти и окликнула ее, попросив задержаться на минуту.

— Куда ты отправишься? — спросила я. — Назад, в Наньчан? К родителям мужа?

Она быстро покачала головой.

— Если я им не нужна, то и они не нужны мне тоже, — ответила она. Такая сильная и храбрая женщина. — Я остаюсь здесь.

— Тогда помоги мне. Забери несколько вещей.

Я позвала слугу, попросила его принести оставшуюся одежду, радио Вэнь Фу и мою маленькую черную швейную машинку и сложить все это в велотакси, стоявшее неподалеку от нашего дома.

— Забирай и вези домой, — сказала я Бетти.

И только тогда заметила, как Хулань кусает губы, наблюдая, как слуга несет швейную машинку в такси. Я поняла, что она очень хотела ее получить, хотя ей и самой не хватало места для пожитков.

Бетти попыталась запротестовать, но я останови-ла ее:

— На любезности нет времени.

И она с улыбкой согласилась:

— Хорошо. Машинка поможет мне прокормить себя и ребенка. — Бетти взяла мои руки и крепко их сжала. — Я навсегда перед тобой в долгу. Даже если я смогу вернуть тебе вдесятеро больше, чем ты мне сейчас дала, то все равно не отблагодарю тебя в полной мере.

Я поняла, что таким образом Бетти желает нам обеим удачи, чтобы мы дожили до нашей следующей встречи. Потом она быстро что-то достала из сумочки. Это оказалась дешевая свадебная фотография: Бетти в длинном мятом атласном платье и ее муж, в черных брюках, белом парадном пиджаке и косо завязанном галстуке-бабочке. Этот костюм фотографы сдавали в аренду для свадебных фотографий в западном стиле.

Я поблагодарила ее за снимок и подумала, что, оставаясь, Бетти поступает очень смело. Она могла добиться, чтобы военные взяли ее с собой.

Раздался крик Цзяго:

— Отправляемся!

Вэнь Фу прокричал то же самое, и слуги засуетились. Мы забросили чемоданы в открытый кузов военного грузовичка и полезли следом. Борта у грузовика были такими высокими, что Вэнь Фу пришлось затаскивать меня наверх, пока Хулань подталкивала снизу.

— Живее! — кричал Цзяго высоким голосом.

Вдруг у меня сжалось сердце. Мне показалось, что мы слишком медленно собираемся: японцы уже на подступах в город и вот-вот нагонят нас. Похоже, остальных посетили те же мысли.

— Скорее! Отправляемся! — кричали все наперебой. — Быстро, садитесь! Не тратьте времени зря!

Кузов грузовика быстро заполнился. Мы сидели вдевятером, прижавшись плечом к плечу. Кроме нас с Хулань, единственных женщин, и наших мужей, здесь были два пилота с третьего набора и двое гражданских. Один из них, старик, дорого заплативший, чтобы попасть в грузовик, вел себя как большой начальник. Водителя звали Старина Мистер Ма. Он вовсе не был пожилым — обращались к нему так из уважения. Он отвечал за то, чтобы мы все доехали до Куньмина.

И вот Старина Мистер Ма хрипло выругался, и мотор грузовичка взревел. Мы поехали по улице, мимо домов, утративших свою элегантность, как и тот, что мы только что покинули. Свернув на повороте, мы выехали сквозь ворота в Западной стене.

Мы часто сворачивали и ехали по узеньким дорожкам, незаметным с большой дороги из-за деревьев. На выезде из города мы проехали мимо Беспечального озера. Оно было прекрасно даже зимой — тихое и спокойное, с ивами, купающими в водах ветви, по берегам. Казалось, здесь не упал ни единый лист с конца эпохи последнего императора. Мне было жаль, что я так и не прогулялась возле озера, чтобы наполнить таким же покоем свое сердце.

Вдруг мы заметили на берегу мальчугана. Он был далеко, но мы видели, что он машет рукой, прыгает и что-то кричит. Мы подумали, что он заметил летную униформу и приветствует нас как героев, поэтому помахали ему в ответ. Тогда он побежал нам навстречу и стал подпрыгивать еще выше, размахивая руками так, что они пересекались у него над головой. Мальчик явно хотел, чтобы мы остановились, чего, конечно же, мы сделать не могли. Когда мы проехали мимо него, он затопал ногами, а потом стал швырять камни в спокойную гладь озера. Каждый раз, когда камень падал, разбрызгивая волу и разгоняя широкие круги ряби, мальчик взмахивал руками, имитируя взрыв.

— Бум! — кричал он. — Бум! Бум!

Потом он подобрал еще один камень и бросил его уже в наш грузовик.

— Беглецы! — донеслось до нас. — Трусы!