Комплекс андрогина (СИ) - Бунькова Екатерина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мой новый агент. Ревнуешь? — спросил я, оттаскивая ее от компьютера и целуя в шею.
— Нет. Подкалываю, — честно призналась она, выбираясь из кресла и осторожно роняя меня на пушистый белый ковер. Уселась верхом, прошлась ладонями по моему телу.
— М-м-м, шалишь, — улыбнулся я, поиграв бровями.
— Нет. Мотивирую тебя, ленивец, — сказала она, садясь мне на бедра и развязывая халатик. Я вздохнул, закинул руки за голову и принялся делать упражнения для мышц пресса: начальство просило держать себя в форме. Алеста ворчала и постоянно делала мне замечания: мол, и спину я плохо держу, и локти вперед отвожу. Зато всякий раз, как я поднимался, она замолкала и позволяла мне поцеловать ее. Самая лучшая мотивация.
Когда я совсем уже выдохся, мы оба растянулись на ковре. Алеста кликнула по вотчу и запустила местный развлекательный канал. На экране появилось мое лицо.
— Выключи! — возмутился я, пытаясь дотянуться до своего вотча, но Алеста шустро улеглась поверх меня, прижав запястье с вотчем к ковру.
— Ни за что! — возмутилась она. — Ты мне и так Интернет-трансляцию заблокировал, так теперь еще и по телеку нельзя глянуть?
— Нет, нельзя! — я попытался выдернуть руку.
— Но я ведь все равно посмотрю, — ворчала Алеста, упорно сопротивляясь и пытаясь при этом смотреть в экран, где я как раз обнимал грудастую девицу.
— Не посмотришь — я все удалю на хрен! — я прикрыл ей глаза свободной рукой, но Алеста вывернулась и снова уставилась в экран.
— О, постельная сцена? — радостно взвизгнула она. — Да ладно! Серьезно? Ты же был против, насколько я помню.
— Ну, был, — подтвердил я, поморщившись.
— И что заставило тебя изменить свое мнение? — спросила она, зачарованно глядя, как я раздеваю совершенно левую женщину.
— Гонорар, — признался я. — Через недельку обещали перевести. Как раз хватит на альт.
Алеста прыснула и чмокнула меня в щеку:
— Ах ты мой меркантильный секс-символ.
Я воспользовался тем, что она отвлеклась, и переключил канал на новостной. Диктор как раз что-то договорил и перешел к новому событию:
— Печально известная военная база «Либерти», наконец, отказалась от попыток вступления в Союз Ковчегов. Вместо этого генетики базы запросили у министерства здравоохранения набор образцов женских ДНК для клонирования: таким образом они хотят одновременно доказать безопасность своих территорий и создать здоровое общество.
— Никто не верит, что территория нашей базы чиста от вируса, — вещал суровый седой дядька в военной форме. — Мы понимаем страх, который движет людьми: действительно, ученые и медицинские работники Ковчегов боятся идти на территорию, которая выглядит столь подозрительно. Но мы не думаем, что поделиться с нами образцами для клонирования — настолько невыполнимая задача. Мы не просим ваших женщин, нам нужны свои.
Пока по экрану передавали до боли знакомые изображения с генетик-центров. Диктор продолжил:
— Один из пунктов вирусной защиты сообщил, что больше года назад на «Либерти» побывала девушка. Она заявила медикам, что прожила на базе около недели и не заразилась. Работники пункта сообщили, что девушка действительно абсолютно здорова, но с «Либерти» не поступило официальное подтверждение ее пребывания там. Сейчас ведутся переговоры о морально-этической стороне вопроса клонирования женских особей в условиях предположительно зараженной Х-вирусом среды, но общественные организации некоторых Ковчегов уже выступили за разрешение этого вопроса в пользу «Либерти».
— Ты не хочешь сходить и сдать генетический материал? — спросил я Алесту.
— Зачем? — удивилась она.
— Ну как зачем? Чтобы новый Элис сразу нашел свою Алесту, — пояснил я. — Если ты — моя половинка, то у других Элисов нет шансов отыскать свое счастье, если ты существуешь в единственном экземпляре. Я против того, чтобы делиться с ними!
— Хорошо, я подумаю, — улыбнулась Алеста. — И все-таки, что там насчет постельной сцены? Все было по-взрослому, да? Или вас одеялком прикрыли?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Одеялком прикрыли. Но под одеялком ничего не было, мы только вид делали, — сразу уточнил я, пресекая очередной приступ ревности. С тех пор, как Алеста отказалась от поисков подходящей работы и сосредоточилась на поступлении, у нее слишком много времени, чтобы следить за моей работой и фан-клубом и устраивать мне разборки по любому мало-мальски подозрительному поводу.
— А на мне не продемонстрируешь, чего вы там пытались изобразить? — спросила она, спуская халатик с плеча. Люблю ее озорное настроение.
— Попозже. Я устал, — признался я.
— Тю, — протянула Алеста, смешно сложив губки бантиком, но настаивать не стала. Поигралась моими волосами, потом покрутила ошейник на моей шее и нахмурилась:
— Зачем ты все еще носишь эту дрянь? Ее же можно снять.
— Просто так. Прикольно, — ответил я, поправив ошейник-трекер, который отключили уже больше полугода назад. — Девушкам почему-то нравится.
— Ах ты гад извращенский, — рассмеялась Алеста. — Дома хотя бы снимай.
— Тебе не нравится? — удивился я. — А фанатки говорят, их это заводит.
— А мне отца напоминает, — слегка нахмурилась Алеста.
Я подумал и снял ошейник. Коллекторы тогда так и не добрались до Алесты. Зато нашли ее отца, и теперь он уже год как трудится в статусе гражданина второго порядка, отрабатывая свои долги. Лично я считал, что это справедливо. Но Алеста любила отца. Мне трудно было понять ее, ведь я никогда не знал семьи, но я не спорил.
Зато Алеста всегда отлично понимала меня. До сих пор ломаю голову над тем, как ей удалось привести меня в норму. Сам-то я плохо помню первые дни пребывания вне базы. Карантин так и вовсе слился в один день, заполненный фигурами в защитных скафандрах, медицинскими приборами и моими кошмарами. Алеста говорит, первое время я не мог есть и спать, и меня держали на медицинских препаратах. Она боялась, что две недели я не выдержу. Но все обошлось.
Первые мои более или менее отчетливые воспоминания — о нашей первой квартире: тесной, обшарпанной. Ужасной, как я сейчас понимаю. Алеста привела меня туда, уложила на узкую кровать у стены и сама легла рядом. Тогда я первый раз смог нормально поспать. А потом она поила меня чаем, кормила печеньем и болтала о музыке. Потихоньку я привык. Потом и вовсе пришел в себя. Нашел работу, потом еще одну, познакомился с новыми людьми. Правда, у меня сформировался нехороший рефлекс: без предупреждения бить любого мужчину, прикасающегося ко мне. Даже друзей. Но на моей новой работе иногда и не такое прощается, если ты приносишь компании хороший доход. А я не просто выгодное приобретение компании, я — их самая большая ценность. По мне сохнет все женское население всех двадцати четырех Ковчегов. Конечно, я все еще люблю музыку, но и актером быть мне тоже нравится. Интересно, а до «Либерти» хоть один видеофрагмент с моим участием уже добрался? Как бы я хотел увидеть их реакцию.
— О чем думаешь? — спросила Алеста.
— О «Либерти», — признался я. — Хочу, чтобы они увидели меня таким, какой я сейчас.
— Пфф, — откликнулась Алеста. — Тебе что, поклонников мало?
— Нет, просто… — я замялся, не зная, как сформулировать. — Они должны увидеть, каким я стал. Я хочу доказать, что смог всего добиться сам, понимаешь?
— Кому доказать? — насмешливо улыбнулась Алеста. — Яну? Коменданту? Ректору? Да пошли они все в сопло. Мне тем более ничего доказывать не нужно. Зачем вообще кому-то что-то доказывать? Всегда найдутся те, кто сочтет, что ты прав. Так что делай то, что нравится, думай, ни под кого не подстраиваясь, и люби то, что любишь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Есть любить то, что люблю! — ответил я и поцеловал ее.