Москвичи и черкесы - Е. Хамар-Дабанов

при лечении. Они не толпились в известные часы вокруг целебных источников, не бродили по улицам и бульварам, не столько для движения, сколько от нечего делать, ложились в постель, когда хотели, и ели что приходило на мысль. Впрочем, в мае месяце в Пятигорске всегда стоят туманы, ветры и дожди, одна лишь необходимость может вынудить человека выйти из дому.

Настал июнь, а с ним и ясные дни [115]. Братья Пустогородовы от любопытства и скуки решились следовать правилам водяного лечения. Вставая до восхода солнца, они обыкновенно отправлялись к источникам.

Какое жалкое зрелище представляет это гулянье, которого однообразие прерывается только тем, что гуляющие каждую четверть часа подходят к ключу пить из целительной струи! Инвалид, из среди множества разновидных стаканов, которые висят на длинных тесьмах, снимает с крючка тот, который вам принадлежит, погружает его в горячий источник, выполаскивает и подает вам. Вы морщитесь и пьете тепловатую зловонную воду, которая на несколько секунд оставляет во рту вкус тухлых яиц. Таким образом, вы проглотите стакана три, и потом идете ходить или садитесь в какой-нибудь беседке рассматривать лица больных, проходящих мимо вас. Между тем инвалид систематически вешает ваш стакан на свое место, наблюдая всегда самое пунктуальное старшинство: вы можете быть уверены, что стакан подполковника не будет никогда висеть выше стакана полковника, и так далее. А что за лица ежеминутно встречаете вы по саду! Здесь разбитый параличом едва передвигает ноги; тут хромает раненый; там идет золотушный; далее – страдалец в язвах, этот – геморроидалист; рядом с ним – страждущий от последствий разврата; словом, тут средоточие всех омерзительных недугов человеческого рода. И кого не найдете здесь? И военных всех мундиров, и разжалованных, и статских, и монахов, и купцов, и мещан, и столичных модниц, и толстых купчих, и чванных чиновниц, и уморительных оригиналов; не забудьте, что все это натощак, спросонья! Несмотря, однако, на господство самых отвратительных страданий, волокитство и чванство не покидаются. Жалко смотреть, как иная, бывшая красавица, увядающая от болезней и годов, ищет пленить кого-нибудь своими потухающими взорами, которые выглядывают из-за бледно-желтых щек. Забавно видеть, как иной генерал и тут не оставляет своей важности, громко судит и рядит, и счастлив, что его стакан висит выше других; как самонадеянно останавливает он гуляющих обер-офицеров, готовый при малейшем неудовольствии напомнить свой превосходительный чин; как принуждает их выслушивать самые пошлые рассказы, самые бессмысленные предположения. Всякий из этих господ корчит Наполеона; многие корчили бы и Фридриха Великого, но не все знают об его существовании. Пословица справедлива, которая гласит, что нет семьи без урода. А толков-то, толков!.. Чего не наслушаетесь вы на этих гуляньях! И пересуды, и сплетни, и жалобы, то на скуку местопребывания, то на неудобства дороги, на грубость и притеснение станционных смотрителей, то на недостаток в лошадях и на прочее. Большею частию, однако ж, предметом разговоров служит разбор военных действий на Кавказе и методы лечения пятигорских медиков, которые, сказать мимоходом, живут между собою как кошки с собаками. Заключением всех пересудов хула директору минеральных вод: человек никогда и ничем недоволен! Между тем теперь это место занимает достойный начальник, добросовестный ветеран, полковник, украшенный ранами; ему поистине обязан Пятигорск введением устройства и порядка на водах. Здесь услышите старого моряка, уверяющего, будто самый лучший образ лечения – выпивать по восьмидесяти стаканов горячей серной воды утром и столько же вечером: такое лечение он предпочитает даже морским пуншам, которые совсем не гомеопатически пивал во время оно. С ним спорит больной, утверждающий, что весьма достаточно трех стаканов, и то должно пить в продолжение трех пасов. Третий присоединившийся к ним замечает, что трех стаканов мало, потому что глотать их надобно лишь до половины: газ испаряется, пока больной подносит стакан ко рту. Далее, возле скамейки, занимаемой кирасирским офицером и старым кавказцем, составился кружок. Послушаем, о чем они толкуют так горячо?

– Ваш ходил на черкес войну? – спрашивает немец, кирасир, кавказского офицера.

– Как же, ходил, капитан! – отвечает последний.

– Ну, вот там видит несколько горки!.. Пожалост рассказать, что есть за горки? Мой долго смотрим на географической карт… ясно ничего понимать не могла.

– И я ничего не разберу… Смотрел не далее как вчера на почтовой карте, но ничего не понял, – сказал низенький старичок, курский помещик.

– Ой! Пожалост не мешайт!.. Видит, что серьезный разговор. Так, господин казак-офицер, что там за этих гор?

– Опять горы, капитан!

– Ну, знай; а далее?

– Горы же.

– Тфу, тейфель! Ну, а за гор?

– Все горы.

– Ну, а за горы?

– Не знаю, это уже Турция.

– Турци! Тфу, ваш ничего не знаит. А Грузий, Тифлис, где?

– Все, что вы видите, это – горы, обитаемые осетинцами и их племенами; вон в том направлении горы примыкают к Имеретии, а в эту сторону к ахалцыхскому хребту; за ними, наконец, граница Турции.

– Ну, а Тифлис куда деваит?

– Тифлис более к востоку.

– Ха! Ха! Ха! – И немец, ворча про себя, что кавказец ничего не знает, удалился.

Там, на горе, стоит высокий седой кавалерийский генерал, прославившийся своею бешеною храбростью. Его окружили слушатели. Он бранит без пощады все на свете, но пусть бы сам попытался проскакать с одним кавалерийским полком чрез Кавказский хребет!

Однако пора нам оставить пятигорских ораторов и возвратиться к описанию жизни на водах.

Отправив в желудок известное число стаканов теплой зловонной воды и нагулявшись поневоле, посетители возвращаются домой ожидать своего часа на ванны. Пробьет урочное время колокол, и кареты, коляски, дрожки, запряженные по большей части клячами, потянутся со всех сторон к купальням. Здесь больные, посидев в горячей воде, ложатся в пристроенной комнате и потеют, пока не услышат несколько слабых ударов в дверь и голоса: «Пора выходить, ваша половина прошла!»[116] Тогда начинают скорее одеваться, закутываются как можно теплее и спешат домой пить жидкий зеленый чай или маренковый кофе; потом, пропотев еще дома, одеваются на весь день или до повторения того же самого процесса после обеда. В первом часу пользующиеся должны обедать, то есть покушать жиденького супу из чахоточной курицы и соусу из зелени; иногда к этой скудной трапезе прибавляется компот из чернослива; о вине и подумать не смеешь пить, – кофе еще менее. Ложиться должно не позже одиннадцати часов вечера, чтобы на следующий день начать то же самое. Вот как проходит лето в Пятигорске, исключая воскресенья и праздники. В эти дни обыкновенно не берут ванн, чтобы утром быть у обедни, а вечером на бале.

Николаше вовсе не нравилась такая жизнь.