Трое против дебрей - Эрик Кольер

Таким образом, мы поняли, что бесполезно тратить порох и время, чтобы пытаться выселить бобров с облюбованного ими места, взрывая плотину. Если поселение бобров, следящих за плотиной, достаточно активно и если в нем не меньше четы рех — шести бобров, дамба будет починена так же быстро, как быстро она была взорвана.

— Ну, что? — спросил Визи, пытаясь сдержать смех.

— Подожди минутку, — сказал я робко, — мне надо немно го собраться с мыслями.

Минут двадцать я сидел, не двигаясь, подперев щеку ладонью и обдумывая сложившееся положение, затем ударил себя по ноге, встал и провозгласил:

— Мы будем их отлавливать — вот что мы будем делать.

Если они не хотят идти по своей воле, мы заставим их пере селиться.

На следующий день мы поехали к пруду, ведя за собой двух вьючных лошадей. Каждая лошадь везла по три канистры из-под керосина емкостью по сорок литров, в которых были сделаны маленькие люки. На одной лошади, кроме того, была малень кая палатка, одеяло и продукты. К седлам лошадей, на которых мы ехали, было привязано с полдюжины ловушек и три небольших колокольчика. Дуги капканов были основательно замотаны полотном.

Мы раскинули палатку в лесу на расстоянии полу тораста ярдов от воды, чтобы наш запах не доносился до чутких бобровых носов. Мы привязали лошадей на лу жайке в лесу, в полумиле от стоянки, поужинали, затем немного поразмыслили у костра и пошли к пруду ставить капканы.

Мы привязали концы цепей капкана к кольям, крепко во ткнутым в землю, каждую цепь в середине привязали к иве, а на макушку ивы повесили колокольчик. Как только бобер попадал в капкан и пытался снова прыгнуть в воду, начинал звонить колокольчик. А в лесу ночью внезапный звук колокольчика слышен очень далеко.

Еще не совсем стемнело, когда раздался первый звонок. Визи взял вилы, которые еще недавно имели три зуба, но теперь у них оставалось только два наружных. Я взвалил на плечо канистру, и мы побежали сквозь чащу к пруду. Бешеный звон колокольчика привел нас прямо к пойманному бобру. Это был крупный самец весом около тридцати килограммов. Он бился в воде на конце цепи. Я тихонько подтянул цепь и вытащил его на сушу. Визи прижал его толстую шею вилами к земле так, чтобы он не мог пошевелить головой и укусить нас. Я нажал пружину капкана и освободил бобра. Поскольку мы очень ста рательно забинтовали зажимы, они не оставили ни малейшего следа на лапе.

Канистра стояла рядом со мной с открытым люком. Я глу боко вздохнул и кивнул Визи: «Давай!» Как только он убрал вилы, я крепко схватил бобра двумя руками за хвост, одним резким взмахом опустил его в канистру и закрыл люк.

К полуночи во всех шести канистрах было по пленнику. Я подбросил в костер топливо и сварил кофе. Сидя у костра и потягивая кофе, я внимательно прислушивался к резким всплескам воды, которые означали бы, что в пруду еще остались бобры. Три раза я слышал отдаленный плач волка. Раз шесть ушастые филины устраивали бурное собрание в верхушках де ревьев за прудом. Один раз мы услышали, как в молодой по росли сосен громко рыгнул лось. Однако все эти звуки можно услышать в лесу любой ночью, если только сидеть у костра при слушиваясь. Но ни разу мы не услышали удара хвостом по воде. Как только забрезжил рассвет и в лесу наступили серые утренние сумерки, я завернулся в одеяло, чтобы пару часов соснуть.

Шесть часов спустя мы выпустили бобров на расстоянии нескольких десятков миль к югу. Они чувствовали себя вполне прилично, хотя у них немного затекли ноги. Мы переправили их на озеро достаточных размеров, по берегам которого было изобилие пищи. Кроме того, там сохранились достоверные, хотя и малозаметные, следы того, что около ста лет назад на нем жили бобры.

Мы открыли люки канистр, и один за другим бобры вышли на гальку, подозрительно нюхая воздух, прежде чем уйти в воду. Мы оставили их на свободе, предоставив возможность выбрать себе место жительства. Погрузив канистры на вьючных лошадей, мы вернулись к лагерю и вновь поставили капканы.

Этой ночью колокольчик звонил всего два раза, и вскоре после сигнала еще два озадаченных бобра сидели взаперти в канистрах. Через несколько часов мы их освободили там же, где и первую партию. Трудно сказать, сколько бобров посели лось на новом месте, но, когда неделю спустя мы посетили озеро, там была построена большая хатка и пятьдесят или шестьдесят осин лежали на берегу с отгрызанными сучьями.

По британским законам человек не считается виновным до тех пор, как не будет доказано, что он действительно совершил преступление, в котором его обвиняют. Никто не имеет права указывать пальцем на какого-нибудь человека и говорить, что «этот человек — убийца» до того, как все улики будут рассле дованы и суд вынесет свой приговор.

Точно так же обстояло дело и с койотами. Если мы и подозре вали, что они убивают наших бобров, то это еще не давало нам права считать их виновными и выносить им приговор. Сначала мы должны были получить неопровержимые доказательства. И для того чтобы собрать эти доказательства, мне потребовалось почти целое лето.

Три месяца подряд каждый раз, когда я шел по следу, я вни мательно следил за пометом койотов. Я тщательно рассматривал помет, чтобы найти в нем доказательства, необходимые для вынесения приговора. В доказательствах недостатка не было. Анализ помета девяноста шести койотов показал, что двадцать семь из них недавно лакомились домашней телятиной. Скотоводам давно известно, что койоты действительно иногда убивают телят. Другие пятнадцать кучек помета сообщили мне, что койоты зарезали оленя. В пяти кучках были волосы лося, хотя в данном случае весьма вероятно, что койоты съели остат ки лося, убитого волками: они слишком трусливы, чтобы самим нападать на лося. Перья, которые я нашел еще в одиннадцати кучках, подтвердили, что койоты сняли голову нескольким кряквам или другим диким уткам. В семнадцати кучках, в основном, содержалась дозволенная добыча: белки, мыши и зайцы. А в оставшейся двадцать одной кучке мы, наконец, нашли нужные нам доказательства: в каждой кучке были хорошо переваренные остатки мяса, смешанного с шерстью бобров. Это решило исход дела. Виновность подозреваемого была доказана вне вся ких сомнений. Однако привести приговор в действие было значительно труднее.

В 1941 году шкурку койота с достаточно густым мехом мож но было продать за десять — пятнадцать долларов наличными или товаром, так что каждый охотник или фермер охотился за койотами. Но уже в 1943 году мех койота вышел из моды, и заготовители пушнины не скупали их шкурок. Тот факт, что стоимость меха койота стала низкой, автоматически положил конец охоте на них, продолжавшейся много лет. В результате численность койотов резко возросла. И чем больше становилось койотов, тем больше бобров они убивали.