Брошенная - Лариса Олеговна Шкатула

Может, Иван Витольдович — импотент? Не в обиду будь ему сказано — он ведь мог и пострадать на работе.

Мало ли где в армии может использоваться радиация!.. Или он получил какой-то очень сильный стресс. Не в этом ли и есть его тайна?

А с другой стороны, разве стал бы он так явно презирать женщин? Скорее, презрение свое старался замаскировать…

Еще кое в чем ее испортил Тимофей — она теперь мужчин оценивает прежде всего в части секса. Тайна? Значит, секс или отсутствие такового… Дура вы, Ковалева!

Вика вслед ей сказала:

— Ты собралась словно не за Юркой, а на сцене выступать.

Молчи, малявка! Сестру обидели… невниманием! Она и сама не одобряет поспешности, с какой отправилась изымать своего сына у человека, которого как женщина совсем не интересует. Понятно, такой человек не должен находиться рядом с ее ребенком!

Лодки Нестеренко поблизости не было, и Марина поняла, что поторопилась.

Она присела за столик летнего кафе с бутылкой холодной пепси, но пить ей не хотелось. Она сделала всего пару глотков и теперь просто бездумно глядела на ровную гладь моря.

Трудно сказать, сколько времени прошло: пять минут или пятнадцать, но когда Марина в очередной раз взглянула в сторону, откуда должны были вернуться рыбаки, она и увидела появившуюся из-за выступа скалы лодку. Юрка сидел на корме и даже не смотрел на берег, увлеченный разглядыванием того, что, видимо, лежало на дне лодки.

Рыбаки причалили, и ее сын выпрыгнул на берег, сияющий от счастья. Он размахивал небольшой сеткой с каким-то серым комком. Причем нисколько не удивился появлению матери, а тыкал в нее сеткой и частил:

— Посмотри, мама, это мне дядя Иван подарил! Это морская звезда! Настоящая!

Но, не прочитав в ее глазах ответного восторга, даже насупился от досады.

— Как ты не понимаешь!

И тут же вспомнил о человеке, который мог разделить с ним радость.

— Я покажу дяде Гарику. Ему понравится. Мама, можно, я не буду тебя ждать?

— Можно, — кивнула она и с улыбкой смотрела, как он бежит к их лежаку, разбрасывая в разные стороны ноги: точь-в-точь как Маринин папа, то есть Юркин дедушка.

Кроме директора базы отдыха «Горизонт», в лодке был еще какой-то мужчина. Он выбросил на берег сетку с рыбой и вылез следом.

— Подумай, Иван, может, ты возьмешь себе хоть что-нибудь?

— Мне ничего не надо, — махнул рукой тот.

— Смотри, чтоб потом обид не было.

Мужчина хохотнул и пошел прочь, почти такой же довольный, как Юрка. Иван Витольдович вытолкнул лодку подальше на берег и, разогнувшись, увидел Марину.

— Я хочу поблагодарить вас за сына.

— Пустяки! — Он невольно скользнул взглядом по все еще запотевшей бутылке пепси-колы, которую Марина держала в руке.

— Хотите? — Она перехватила его взгляд. — Правда, я уже отпила.

— С удовольствием!

Он нетерпеливо принял у нее из рук бутылку и тут же залпом выпил.

— Фу! Думал, умру от жажды, но на моем пути возникла добрая самаритянка.

Что такое? Бывший десантник проявляет кое-какие энциклопедические знания. Она уж было подумала, что, как в анекдоте, его единственная извилина — всего лишь вмятина от козырька.

Ладно, об этом потом. Марина поколебалась, но все же произнесла:

— Я должна извиниться перед вами за то, что нарушила ваши правила поведения на море. Но учтите, я вовсе не раскаиваюсь. И поплыла за буйки вовсе не для того, чтобы досадить вам, а потому что люблю плавать далеко и терпеть не могу постоянно ограничивать себя какими-то рамками. Мне хватило долгого сидения в четырех стенах…

Вот это она уже сказала зря. Извинилась как сумела, и иди себе! А так ее монолог прозвучал чересчур патетически, а в его глазах опять мелькнула некоторая растерянность Хоть какая-то эмоция. А то словно с манекеном разговариваешь.

— Я всего лишь выполнил свой долг. И правила поведения на воде вовсе не мной придуманы, но пока я слежу за порядком на вверенном мне участке…

Господи, у нее даже зубы заболели от его официоза!

— Понятно. Значит, пока я здесь, поплавать вволю мне не удастся?

Он лишь пожал плечами.

— Хорошо, постараюсь впредь не нарушать! — Она тоже будто отрапортовала и повернулась, чтобы уйти.

— Минуточку! Погодите, э… Марина Алексеевна!

Она остановилась.

— Могу я пригласить вас в кафе? На мороженое.

Она ждала от него чего угодно, но такого! Чего это вдруг он снизошел? Марина с трудом удержалась от ехидного замечания, прямо рвалось с языка что-нибудь вроде: наши отношения и так не слишком теплые. Но подумала, еще воспримет эти слова как намек на то, что ее следует пригласить на что-нибудь горячительное.

Марина не нашла ничего лучше, как уточнить:

— Вы приглашаете меня в кафе?

— Должен же я как-то компенсировать выпитую воду.

Да, речь у него еще та. Сплошной газетно-чиновный слог. Это тебе не Тимофей с его стихами. Так и хочется вытянуться по струнке и сказать; «Есть!»

Ладно, сделаем скидку на то, что он явно смущен. Совсем одичал в своем добровольном уединении. Прежде десантников она представляла себе этакими бравыми ребятами, которые не теряются ни в каких ситуациях. Равно как и в отношениях с женщинами. Они их берут штурмом, так же как объекты, взять которые их посылает командование.

Это он прочел на ее лице. Или угадал, что она должна была подумать именно так. Пожаловался:

— С привлекательной женщиной разговаривать — это тебе не с парашютом прыгать.

Проверяет, сказал ли ей Гарик, кто он. Марина не стала притворяться, будто удивлена его сравнением.

— Считаете, разговаривать труднее? — посмеялась она, прощая ему свой арест и угрозу штрафа за одно это словечко — «привлекательная». Не скоро, видно, надоест Марине выслушивать комплименты от мужчин, слишком долго она их не слышала.

— А то! — по-одесски бросил он. — Подождите меня, пожалуйста, пять минут, я только сбегаю брюки надену.

Только теперь она обратила внимание