Третий глаз - Владимир Фалеев

Вадим рассказал Зиночке, что вчера видел Стрелецкого; бывший главный инженер стройки уезжает за Байкал, но, храня это назначение в тайне, не заглянет в управление, не попрощается с Зиночкой и всеми…

Озадаченная девушка смутилась, лицо ее порозовело. Секретарша потупилась, ресницы-бабочки дрогнули. Она боялась разговора о Павле…

Распахнулась дверь кабинета начальника. Вадим резко поднялся со стула и, вытянувшись, энергично поздоровался с выплывающим из дверей бритоголовым Бородаем, потом торжественно поприветствовал Гончеву, которая была в строгом шерстяном платье, и утонул в мощных объятиях гогочущего Сергея Афанасьевича.

— Ты видел Стрелецкого? — сверкнул глазами Кваша. — Как он? Здоров? Поумнел? Куда едет? Кем назначен?

Не отвечая, Вадим проскочил в кабинет к Фокину. Из-за стола, за которым сидели раньше Иван Леонтьевич и Стрелецкий, полгода исполнявший обязанности начальника стройки, навстречу комсоргу поднялся Фокин, заскрипел хромовой кожанкой, вышел па ковер. Он внимательно выслушал Вадима о том, что подготовка к молодежному слету идет отлично, но энтузиазм молодежи на берегу реки Большой Алым заморожен; закурив трубку, Фокин ожидал предложений. И Корзухин горячо заговорил, что необходимо, не считаясь ни с чем, пробить дорогу через тайгу, как советовали Стрелецкий и Заварухин, сразу до Нефтяных Юрт и дать огромный доход государству — дешевый транспорт на всю зиму к нефтяным месторождениям.

— Время упускаем! — горячился Вадим. — Об этом следует сказать молодежному слету. А то люди разбегаются, настроение застойное… Трубы, кирпичи нефтяники возят вертолетами. Дома строят, считай, из буханок хлеба, каждый кирпич по такой цене! Зря от Стрелецкого избавились! — заключил монолог комсорг.

— Он сам себя не уберег. — Тихон Ефимович внимательно прочищал проволочкой отверстие в чубучке трубки. Отвечая комсоргу, он не знал, что внутри комсорга в его информационном поле в этот момент находится сам Павел. — Избавилась от Павла Николаевича ворона…

— Даша — не ворона, — возразил Корзухин. Вадим достал из кармана пиджака блокнот, раскрыл его, приспособил на колено, снял колпачок с авторучки, приготовился записывать слова Фокина. Тихон Ефимович сел в кресло напротив Корзухина, носки их ботинок почти соприкасались.

— Павел Николаевич передвигал людей, как пешки на игральной доске, — поучительно заговорил Фокин. — Воспитательница в оригинальной форме выразила ему свою обиду и недомолвки других людей. — Борода-клинышек и пушистые усы затряслись в смехе.

— Меня интересует экономическая реформа, — заговорил голосом Вадима Стрелецкий. — Петр Первый бороды боярам стриг, а когда они не слушались, то и головы отрубал. Сейчас надо глупые головы заменять компьютерами…

Фокин засмеялся в усы, стал терпеливо разъяснять задиристому симпатичному парню, а значит, и сидящему в нем Стрелецкому, что печать дискутирует об экономической реформе, которая должна ввести после многих экспериментов хозрасчет, определять энтузиазм людей как эвристический труд или рабочую удаль, одновременно поясняя, что энтузиазм не может быть измерен с помощью тарифной сетки, ибо необходимы новые мерки для оценки творческого, интеллектуального труда. Некоторые советуют для оценки творчества в единицу времени вообще исключить из экономических категорий такие слова, как: энтузиазм, романтика, любовь, мечта, и заменить их словами: сберкнижка, квартира, акции, жизненная перспектива.

Вадим протестовал: молодые хотят любить, хотят жениться, они, возможно, потерпят еще годик-другой, пока пройдем тайгу до Нефтяных Юрт… На это лукавый Фокин мимикой и жестами выразил неудовольствие, возражая, что молодые не должны откладывать на потом свою любовь, а то состарятся и детей рожать будет некому… Стрелецкий, ссорясь с проектировщиками, обвинял их чуть ли не в предательстве, но проектировщики не враги коллективу строителей, они предупреждали: нельзя рваться в пекло вперед батьки, ломиться до срока на вторую и третью очереди, потому что это вредно для здоровья людей…

Начальник популярно объяснял комсомольскому вожаку, что он, Фокин, оказался в роли шофера машины, у которой четыре скорости, но последние две не имеют тяги и не дают разгона. Вырвался коллектив к Большому Алыму, везет грузы, но такса за тонно-километры строителям невыгодная. Если строители и дальше будут гнать линию такими же темпами, как в минувшую зиму, то разорятся и растеряют специалистов…

— Да неужто Стрелецкий и Заварухин такие глупые? — удивился Корзухин.

— Нет, они не глупые, но нереалисты… А реальным было бы для северных условий оплатой поощрять не только ускорение разгона дороги в тайгу, но и улучшение быта людей в новых районах, увеличение семей… Молодежи нужно капитальное жилье, детские ясли, садики, а нам со страхом твердят: «Семьи осядут на станциях, не захотят двигаться вперед».

Тут уж ни Вадим, ни Павел понять Фокина не могли.

— Я, Тихон Ефимович, бывший десантник, — сказал Вадим, — как в армии, бросаюсь в любую точку, куда прикажут. Жена шпыняет, живем-то в комнатушке щитосборного дома. Я дружил со Стрелецким, но он мне квартиру не дал.

— Потерпи, — остановил его Фокин. — О себе на слете молодежи не говори, а выступай о других. Сейчас у нас заказчик дороги — Министерство путей сообщения, а у него свой интерес: ему не нужна дорога-полуфабрикат, а требуется готовенькая к плановому сроку. У нефтяников свои заботы: они рады-радехоньки любой ниточке-тропиночке, которая бы тащила им грузы по дешевой цене… А у нас, исполнителей дороги, свой норов: мы бросимся на помощь нефтеюртинцам, но не видим себе выгоды… Тарифы установлены нам невыгодные… У всякого ведомства, как и у всякого человека, свой интерес. Вот о чем скажи на слете. А то живем представлениями военной поры. Дорога пойдет за Нефтяные Юрты, там богатейшие края, и дороге конца-края не будет. Нельзя за один сезон одержать все победы, забывая о том, что побеждать предстоит каждый день, каждый год и многие десятилетия, а для этого нужны младенцы, которые опять же вырастут в строителей.

— Почему же Павлу Николаевичу не удалось включить четвертую скорость? — спросил Вадим.

— Нам нужны идеи, много идей, — проговорил Фокин. — Но за ценные идеи придется немало платить… А представь себе, что Заварухин заработает миллион, с ним тогда ты, как комсорг, не сможешь запросто разговаривать.

— А можно и не платить! — воскликнул Вадим.

— Тогда головастые Заварухины превращаются в говорунов, саботажников, не проявляют никакой инициативы. Так что экономический прогресс придется оплачивать… И последствия как-то предусматривать. Понимаешь? Не гадать, не действовать на авось, а строго прогнозировать будущее и последствия каждого крупного мероприятия.

— У Зота Митрофанова, что ли, учиться? — хохотнул Корзухин; и Фокин отозвался на его шутку тоже смехом.

— Нет ли желания у тебя, Вадим Алексеевич, поехать в Нефтяные Юрты заместителем начальника строительно-монтажного поезда? — спросил Фокин, подымаясь с кресла.

— Я готов! — Вадим вскочил с кресла, расправил грудь, одернул полы пиджака. А Павлу показалось, что это он сам вскочил…

— Спасибо. Не спеши. Проведи слет, найди себе замену и поезжай на Север. За зиму обустройтесь на новом месте, создайте базу, набирайте коллектив человек триста. Тогда с северной точки ударим через тайгу навстречу южным подразделениям. Без энтузиазма не обойтись.

— А какого вы мнения о Стрелецком? — спросил Павел голосом Корзухина. — Неужели он был близоруким, недальновидным руководителем?

— Он подорвался в любовной драме, — усмехнулся в усы Фокин. — Если руководитель не смог предусмотреть последствия своей любви к замужней женщине, то что же от него ждать в решении масштабных проблем?..

Павел вздрогнул, возмущенно покрутил головой, освобождаясь от наваждения, от нелестных мнений о себе самом.

— Это ты сказал о любовной драме?

— Вы слышали голос Тихона Ефимовича, — возразил Зот, он сидел все в той же спокойной позе.

— Не надуешь! — Стрелецкий приложил к лицу ладони, потер лоб, щеки, веки, как бы умываясь или отгоняя дрему, и сердито проговорил: — Не мог я слышать голос Фокина! Дурацкую роль ты избрал себе! Кому нужны твои пророчества? Шел бы работать в плановый отдел, а то морочишь голову, оскорбляешь чревовещательством… Не забывай, чем кончила знаменитая Кассандра! Ты рядишься под объективность и не хочешь помогать делом. Если не можешь предотвратить ни одной неприятности, то зачем твое прогнозирование?

Я бы сделал тебя ближайшим другом, выполнял твои подсказки, советы, предложения, если бы видел в них пользу для производства, для коллектива, если бы ты предостерег меня от ошибок…

— Ошибка в вашем генетическом коде, Павел Николаевич, — тихо проговорил Зот, — в природе вашего организма, в характере. Я предупреждал и вас и Дашу, но разве вы послушали меня? Я провел эксперимент по корректировке судеб, но моя корректировка не удалась, хотя древние учили: дело умных — предвидеть беду, дело храбрых — управляться с бедой, когда она пришла…