Император - Андрей Посняков

И с обязанностями своими – по крайней мере, с воинскими – справлялся очень даже неплохо. А вот что касаемо всего остального… «Замполит», как его про себя называл Егор, пан Свободек открыто следил за князем и его людьми – слугами и воинами, не давая без присмотра сделать и шагу. Вообще, сему мрачноватому пану – а среди руководства таборитов весельчаков почему-то не встречалось – очень нравилось всех поучать, наставлять, заботиться о моральном облике… Вот и сейчас, после казней, Свободек подсел к костру, к молодежи – и что-то им все говорил, говорил, время от времени патетически вздымая руки к уже украсившемуся звездами и луной небу.

Егор прислушался.

– Все люди равны, не должно быть богатых, ибо они – волки, вечно алчущие сокровищ. Только смерть может остудить их пыл. Вы же, братья мои, должны быть выше алчности, ибо боретесь за великое дело всеобщего равенства и братства. Старайтесь быть честными, сильными, храбрыми, помогайте друг другу во всем – и тогда удача никогда не покинет вас и жизнь ваша станет осмысленной, хоть, может быть, и недолгой. Но лучше пылать факелом, освещая путь людям, нежели топить воск свечкой в золоченом шандале какого-нибудь мерзкого богача! Лучше один раз запеть, чем шептать всю жизнь. Жить ради светлого подвига – вот наивысшее счастье!

«Лучше умереть стоя, чем жить на коленях», – уходя в своей шатер, мысленно продолжил Вожников.

С одной стороны, правильные слова говорил пан Свободек, а с другой – просто набор банальностей, сдобренный дешевым пафосом, цинично рассчитанным на неокрепшие мозги подростков. Не надо говорить правильные слова – нужно правильные дела делать. Что ж касаемо подвига… Егор почему-то считал, что подвиг совершить не так уж и сложно – погибнуть, чего проще-то? Гораздо труднее всю жизнь не делать подлостей… по крайней мере – стараться не делать. Это не сам князь сформулировал – где-то в какой-то газете прочел, давно уже, в интервью с одним актером.

В камине под щитом с изображением золотой секиры – гербом хозяина – на открытом огне жарились сразу три окорока, и капли золотистого сала с шипением падали на угли. Пан Владислав, прощаясь, пригласил всех господ командиров на обед в свой замок Пржемберк, зубчатые стены которого показались еще с утра.

С паном ушли все его люди и еще несколько богемских рыцарей – Жижка их не удерживал, хорошо понимая, что людям подобного типа нечего делать в Таборе, разве что разжигать страсти. Так что чашники пусть уходят, «катятся», как презрительно заметил бывший монах пан Свободек. Так-то оно так – немцев разбили, однако Сигизмунд явно не успокоится, организует новый крестовый поход, и тогда отряды рыцарей и баронов Чехии вовсе не окажутся лишними – слепой на один глаз воевода хорошо понимал это и не желал расставаться со своими бывшими соратниками, как выразился один из трубачей – «на фальшивой ноте». Мог, вполне мог еще пригодиться пан Владислав и такие, как он.

Именно поэтому знаменитый полководец не только принял предложение рыцаря, но и настоял, чтоб в замок поехали все приглашенные. Впрочем, и настаивать-то было нечего, Жижка просто бросил:

– Едут все!

И все, этого оказалось вполне достаточно – попробовал бы кто не поехать! Даже Прокоп Большой и пан Свободек согласились, потащились в замок позади всех с кислыми минами, и даже доброе вино их настроение не улучшило. Разве что свежее, только что сваренное пиво чуть-чуть разогнало ненависть.

Слуги доблестного рыцаря, увы, в отсутствие хозяина частью поразбежались, за что благородный пан уже сделал втык своей супруге Йованке, белесой некрасивой даме с большим – месяце на седьмом беременности – животом. Слава богу, хоть верный мажордом остался, да повариха, да еще с дюжину человек, и все же впечатление от замка нынче было вовсе не то, что прежде. Для пущего антуража просто не хватало людей, а потому хозяин замка распорядился выпустить кое-кого из темницы – тех, кто еще не совсем отощал и мог самостоятельно ходить.

– Только приглядывайте за ними, не то… – наказав воинам, пан Владислав погрозил кулаком жене и, тряхнув гривой золотистых волос, вернулся с кухни к гостям вновь предаваться веселью.

Эта бесшабашная рыцарская веселость вкупе с показной молодецкой удалью, к слову сказать, весьма нравилась князю: лучше уж слушать громкий смех рыцарей, чем смотреть на постные рожи «замполитов» типа пана Свободека или Прокопа Большого. А пан Владислав оказался вполне приятным собеседником, и грубые шутки его пришлись по вкусу даже Жижке.

– А вот давайте посмотрим, кто быстрее слопает окорок! – подняв обглоданную лопатку, заголосил благородный пан. – Или кто больше всех пива выпьет – ага? Что вы так смотрите, пан Жегор?

– Насчет пива я бы, может, и согласился, – кротко ухмыльнулся Вожников и вспомнил Остапа Бендера. – Да только Заратустра не велит.

– Кто не велит?!

– Обет дал.

– А, ну если обет. Тогда ладно. Хо! А давайте-ка копья метать! Во-он в те доспехи, в дальнем углу. Это, между прочим, доспехи одного ливонца… да-да, ливонца… или тевтонца… да я не помню уже. Что? Что такое?

Подошедший мажордом – седой лысоватый старик с живым, сморщенным, словно печеное яблоко, личиком профессионального сплетника, – наклонившись, что-то угодливо прошептал своему господину.

– Ах, вон оно как…

Выслушав, пан Владислав извинился перед гостями и, встав, зашагал следом за стариком, у самой лестницы обернувшись:

– Ну, вы не скучайте тут. Я скоро.

Для того чтобы гости не скучали, слуги тут же притаранили целый котел пива, прямо оттуда стали разливать в кружки.

– Хорошее здесь пиво, – вытирая от густой пены усы, оценил Жижка. – Сразу видно – с душой сварено!

– Наверняка какая-нибудь несчастная вилланка варила. – Пан Свободек скривился, но его никто не слушал – пиво-то и впрямь оказалось замечательным, даже Прокоп Большой наконец-то расслабился, только этот, «замполит», с кислой рожей сидел и всю обедню портил. Не, ну бывают же люди!

Врезать бы ему… хуком! Или можно свингом в переносицу. Нет! Апперкот в печень!

Егор мысленно представил пана Свободека на ринге в широких боксерских трусах и перчатках. Трусы спадали, и достойнейший пан все время их поддергивал… Да, забавно. Вроде не совсем уж и зануда уже! Может, и в самом деле апперкотом его? Вызвать на шутливый поединок, приз – бочка с пивом… вернее – котел. Большой. Вот этот вот.

Оставив гостей наедине с пенным напитком, пан Владислав снова прошел на кухню, где мажордом, повернувшись, ловко ухватил за ухо какого-то мальчишку, ойкнувшего и выругавшегося по-немецки.

– Это кто еще? – удивился рыцарь. – Немец, что ли?

– Немец, мой господин. – Старый слуга низко поклонился, не выпуская из цепких, изуродованных артрозом пальцев ухо парнишки, так что вышло – поклонились они оба – мажордом и пленник. – Вы, господин, его в подвал бросить велели. Сказали, что на всякий случай, авось, мол, пригодится.

– А-а-а! – наконец вспомнил благородный пан. – Я уж и совсем про него забыл, клянусь святой Катериной. М-да-а… как он хоть не подох-то?

– Мы же его кормили, господин, – развел руками слуга. – Нешто нелюди?

– Так, значит, это он кого-то из моих гостей узнал?

– А он, господин, сейчас сам вам все расскажет… Иначе мы его живо голым задом на сковородку!

– Ну, пусть рассказывает, – усаживаясь в подставленное слугами кресло, сказал пан Владислав. – Только недолго – гости ждут. Ну? Что он молчит-то? По-чешски говорить не умеет? Так пусть говорит по-немецки – я пойму.

– Да я вовсе никого не… – испуганно хлопнув глазами, начал было парнишка, но, получив от мажордома смачную оплеуху, едва не расплакался, а уж как пригрозили пытать, признался во всем.

– Так-так, – выслушав, протянул пан Владислав. – Значит, пан Жегор – твой бывший хозяин, немец? Герр Георг, так ты сказал? А тебя самого – Бруно зовут?

– Да. – Подросток со страхом глядел на разбойного пана.

– Ха! Ну и что с того, что немец? Мало у нас немцев? Это где-то даже и хорошо… Вот был бы я из тех, из сквалыг-таборитов, тогда, конечно, мне, может, и не понравилось бы, что посланец самого Гуса – немец, а так… Вон, Николай из Дрездена – тоже немец, и что? Ла-адно, работай пока, парень. Только не вздумай к своему бывшему господину пойти! Вздерну! Хочешь на виселицу, а?

– Не-а…

– То-то, что «не-а», – передразнил пан Владислав и, чуть подумав, приказал: – На задний двор его отправьте – пущай там в навозе копается, нечего тут…

После третьей кружки хозяин и гости принялись бегать на задний двор. Какой-то молодой слуга, возившийся в дальнем углу у навозной кучи, увидав князя, бросился было к нему… да побоялся – «герр Георг» был не один, а со страшным паном Владиславом и каким-то одноглазым, не менее страшным, чем благородный рыцарь из Пржемберка.