Утро новой эры - Алексей Доронин

Откровенно говоря, он пришел туда только поесть: последние в Евразии апельсины, последний фруктовый сок. А мясо – не только тушенка, но и консервированное мясо птицы – причем, не вороны, и ветчина. Консервированные ананасы и персики. Бутерброды. Всего было понемножку, но главное ведь вкус, а набить желудок можно и отварной картошкой с маргарином, чуть посыпанной для красоты укропом.

За большими столами сидели по шестнадцать человек. Справа от Данилова расположился Виктор Аракин, худощавый и немного сутулый бывший менеджер по продажам. Обычно он носил растянутые свитера, но сегодня на нем было что-то похожее на клубный пиджак. Наверное, Виктору казалось, что со своими плоскими шутками и развязанностью он будет на фоне Александра смотреться выгодно. Может, в чем-то он был и прав.

Слева сидели две незнакомые девчонки, которые, когда не жевали, постоянно перемывали кости всем вокруг. На Сашу они не обращали внимания.

Незаметно за переменами блюд – крохотных порций – прошли пятнадцать минут. Виктор подсел к девушке… скорее женщине – веснушчатой, с лошадиным лицом, в черных джинсах и розовой кофточке. Ей было за тридцать, но парня, похоже, разница в возрасте не смущала. Данилов вспомнил, что видел ее мельком – она работала в теплицах, вроде бы агрономом. Усмехаясь, Виктор что-то ей рассказывал; женщина слушала и тоже хихикала.

Поймав взгляд Данилова, Виктор подмигнул ему и приобнял даму за талию. Вскоре он удалился с ней, неуклюже поддерживая ее под локоть. Через пять минут какой-то мужик пригласил на танец одну из тех девиц, что сидели слева от Саши. Уходя, он показал глазами на оставшуюся свободной.

Та, похоже, сообразила, что она рискует остаться в одиночестве. Покосилась на Сашу густо подведенными глазками. Наверно, ожидала, что он пригласит ее на танец. Но Данилов демонстративно уткнулся в тарелку. Женщина надула губы и тоже отвернулась.

«Козел», – уловил эманации ее мыслей Александр.

Ну и пес с ней.

Посидев еще пару минут, женщина поднялась – причем так резко, что на столе подпрыгнула ложка в тарелке, обрызгав ее майонезом. Матерясь как сапожник, она выбралась из-за стола и пошла к выходу. Наверно, искать другого кавалера.

В другое время она могла бы показаться Саше симпатичной, но не теперь.

Александр остался один: к этому времени зал почти опустел: все ушли на танц-пол. Музыка гремела так, что хотелось залить уши воском – исполняли шлягер пятилетней давности.

Александр взял вилку, повертел ее в руках, будто инопланетный артефакт, поковырялся в тарелке. Затем методично подобрал и съел все, что было на тарелке, а пару кусков пирога с подозрительным мясом и немного вяленой рыбы положил в пакетик и сунул в карман. От старых привычек избавиться было трудно. Сделав это, он ушел по-английски, как и велела его профессия.

В холле не было никого, даже вахтера, поэтому никто не видел, как Саша вышел.

– Life’s shit… – произнес он, когда за ним захлопнулись тяжелые, обитые железом, двери.

Данилов поднял глаза и посмотрел на ярко освещенные окна второго этажа.

Громкая музыка. Веселые голоса. Что-то не меняется, даже когда весь этот долбанный мир переворачивается вверх дном. А он снова чужой на этом празднике жизни. Что-то капнуло ему на нос.

С хмурого неба накрапывало. На площади, на новом асфальте, который клали с энтузиазмом, но, похоже, без знания дела, чернели глубокие лужи. Стоять под дождем было глупо – лысина еще уменьшит его привлекательность, и Данилов спрятался под козырьком крыши.

Если бы он курил, то достал бы сейчас сигарету. Те уже давно были невероятным дефицитом. Правда, Данилов слышал, что в теплицах под табак выделили несколько грядок.

Официально санкционированная случка, вот что это, подумал он.

– Ну что ты целочку из себя строишь? – услышал он за углом знакомый голос, а затем девичий визг.

Насилуют? Да нет, вроде по согласию. Взвизгивание перешло в стоны, скорее всего притворные. Но никого защищать явно не требовалось.

Хотя, что толку себя обманывать? Естественно, это зависть. Он же живой человек. И ему тоже хочется. Очень хочется, но не так. Если так, то это хуже рукоблудия. Ведь кроме плоти есть еще душа. У некоторых, кхм.

Может, зря он ту дуру отшил? Может, было бы не так хреново на душе?

«Надо добавить, – подумал Саша. – Срочно накатить еще пару стопок».

До общежития он добрался на автопилоте – не то чтобы его штормило, но легкую потерю координации Данилов чувствовал. Трехэтажное здание бывшего санатория встретило его тишиной – почти все или гуляли по улицам, или были на вечере.

Поднявшись к себе на этаж и ввалившись в свою комнату, Александр рухнул на раскладушку. Было тихо, только где-то далеко на пределе слышимости играла развеселая музыка.

Странная легкость ощущалась в конечностях, легкость, как будто они ничего не весили, но тяжесть в желудке оставалась, и в голове тоже. Саша никогда раньше не напивался. Расслабления не наступило, скорее, наоборот. Наверно, не надо было все мешать вместе. А может, водка плохая. В этот вечер на столах было не то, что обычно называли в Подгорном водкой – смесь спирта из цистерны с водой в пропорции «на глаз». Это был прежний алкоголь, в рифленых бутылках и с голограммами на горлышке. Еще одна добыча доблестных «сталкеров».

При мысли об алкоголе Данилов скривился, как будто съел целый лимон, хотя все, с кем Александр общался, сходились на том, что даже самогон, который гнали в Городе, на поверку был лучше, чем пойло, которое раньше продавалось в магазинах. Потому что свое делалось для себя, а прежнее – для сокращения численности населения.

Он еще долго ворочался с боку на бок, не находя положение, в котором удастся прекратить надоевший поток сознания.

К двум часам ночи Саша все еще не мог заснуть. Мысли одна бредовее другой рождались в голове.

Придти к ним в таком виде. Набить этому гаду морду. Забрать ее с собой.

Да нет, Антон его и трезвого прибьет, а в таком состоянии просто на смех поднимет и выкинет за шкирку.

Да даже если бы она встретилась с ними одновременно, кого бы предпочла?

«Создать семью? Мне проще основать империю», – вспомнил Александр слова одного философа. В Наполеоны Данилов не стремился, но с воплощением в жизнь другого варианта было еще труднее.

Он чувствовал, что Настя ему нужна как никто. Ни раньше, среди миллионов, ни сейчас среди нескольких тысяч другой такой он не встречал. На расфуфыренных «интеллектуалок», на глупых блондинок и серых мышек он насмотрелся еще в институте. Настя не вписывалась ни в одну категорию. Она была похожа на него, как отражение. И если бы ему сейчас предложили другую – он бы только посмеялся.

Не нужна другая. Нужна именно эта, и точка.

Саша, конечно, понимал, в чем дело. За месяцы одиночества в нем накопилась потребность поделиться с кем-нибудь всем пережитым.

Была еще одна причина. Ведь у него не было опыта общения с противоположным полом. Эмоционального, прежде всего. Иначе он приобрел бы нормальный иммунитет. А так приходилось переживать то, что обычные молодые люди проходят еще в школе. Хотя нет… «Нормальные пацаны» вообще этим голову себе не забивают. Сразу тащат девчонок в койку.

Да, никого он раньше не любил. Хотел обладать, видит бог, но только, следуя инстинкту, телесной оболочкой, за которой души не видел, сколько ни пытался разглядеть. А душу этой, настоящей, искал повсюду, но находил только подделки.

Он старался не обижаться, когда ему предпочитали других – глупых, веселых и наглых. Женщины… они же как глина. Эпоха, строй, реклама лепит из них что хочет. Подсовывает им фальшивки. И они покупаются на них, уходят с теми, кто только кажется защитником. Не понимая, что это крутой мачо, на бицепсы и трицепсы которого им так приятно смотреть, на самом деле оставит им двух детей в нагрузку и сбежит, поджав хвост, при первых же трудностях. А другой, тощий и с четырьмя диоптриями в минусе, мог бы стать для них настоящей опорой. Потому что мачо на самом деле не мачо, а чмо с фальшивыми феромонами. Но инстинкт поиска партнера врет своей обладательнице, потому что обманут внешними атрибутами.

Но все это нормально, раз обусловлено природой. Поэтому Александр их и не винил.

Многие, Саша знал, вступают в сексуальные контакты, в браки, заводят детей, и не знают, что это такое. И, ничего, не жалуются. Ведь для совместной жизни, ведения хозяйства и воспроизводства себе подобных никакая «любофф» не нужна. Может даже помешать. Это излишество, извращение, свойственное, как и многое другое, только человеку. Ну, где вы видели влюбленную собаку?

Раньше он не планировал жить долго. Нет, убивать себя не хотел. Думал, судьба разрешит все сама. С помощью пьяного за рулем, обколотого урода с ножом, да мало ли… Судьба и разрешила, только по-своему.

До катастрофы он смотрел смерти в лицо лишь однажды. А после – наверное, сотни раз. Но она всегда говорила – «подожди, сынок». Теперь он мог бы сказать, что знает, для чего.