Будет ли революция в России? - Алексей Кунгуров

Как видим, концепция Александра Герасимова имела серьезные изъяны. Отношения в плоскости полиция — подполье становились, таким образом, триарными: полиция — провокатор — подполье. Это превращало провокатора в самостоятельный субъект «любовного треугольника», давая ему возможность манипулировать как подпольем, так и тайной полицией. Довольно рискованное положение и для тех, и для других. Что касается Азефа, то он оказался профессионалом высшей пробы. Редко какому провокатору посчастливилось умереть своей смертью, будучи разоблаченным, но Евно Фишелевичу это удалось. Умер он от почечной недостаточности в 1918 г. в Берлине, будучи сотрудником германского МИДа (что неудивительно, учитывая специфику момента).

Есть основания полагать, что политические проектировщики из Кремля, Лубянки и Старой площади и сегодня сочтут актуальными наработки великого магистра провокации полковника Зубатова. Его idea fix заключалась в создании полностью управляемой оппозиции, периодически зачищаемой, исполняющей роль цепного пса режима, раздирающей за мелкую подачку внутренних врагов империи. Нынешний режим управляемой демократии тем более заинтересован в подобном инструменте. Делать оппозицию управляемой у нас уже научились, однако профессиональный уровень нынешних зубатовцев ни в какое сравнение не идет с мастерством основоположника. Да, мельчают провокаторы, мыслят трафаретно, действуют шаблонно. В результате абсолютно ручная оппозиция становится и абсолютно недееспособной, декоративной. Хотя, возможно, именно такой она и должна быть в условиях современного «общества спектакля» (по Ги Дебору), где главное — это видимость, иллюзия.

Кто будет делать революцию в РФ?

У всякой революции были вожди, стоящие во главе революционного класса — той активной части общества, которая выступает локомотивом социально-политических преобразований. В недрах революционного класса вызревает политический проект, в рамках которого оформляется идеология, организационные формы и методы борьбы, символика и мифология революции.

Легко рассуждать о революциях прошлого. Характер государственного переворота февраля 1917 г. был антимонархический и пробуржуазный, роль главного могильщика царизма сыграли военные при участии лидеров либеральных партий и поддержке членов царской фамилии. Движителем русской социально-политической революции октября 1917 г. было крестьянство в союзе с пролетариатом, а политически ее возглавили радикальные социалисты — большевики и примкнувшие к ним левые эсеры. В ходе гражданской войны столкнулись две основные революционные силы — красные и белые. Да, пусть никого не удивляет, что Белое движение я классифицирую, как революционное, а не контрреволюционное. Белые вовсе не стремились к реставрации монархии, они защищали модернизационный проект, альтернативный большевистскому, значительно менее радикальный, более отвечающий интересам буржуазии и интеллигенции (как некоего «среднего класса той эпохи), в то время как большевики отражали интересы широких крестьянско-пролетарских масс.

Но на национальных окраинах развалившейся империи в это время доминировала третья мощная политическая сила — националисты-сепаратисты. Убедительнейшая победа в гражданской войне была одержана красными не только вследствие пробольшевистской позиции крестьянства, получившего землю и не желавшего никакого компромисса в этом вопросе, но и благодаря тому, что большевики блестяще перехватила инициативу у сепаратистов, декларируя широчайшие права самоопределения народов вплоть до отделения, при этом предлагая еще и привлекательный социальный проект. Дмитрий Лысков в книге «Краткий курс истории Русской революции» пишет;

«Большевики совершенно искренне не желали восстановления империи. То государство, которое они создавали, которое они видели, в их сознании не было преемником старого государства. Это было началом чего-то принципиально нового… Именно это и позволило сохраниться имперскому российскому пространству. Интернационализм большевиков разоружал все национализмы. Большевики искренне были готовы принять и воплощать в жизнь все националистические программы, которые вообще возникли на территории Российской империи.

При одном условии. Это условие для националистов в то время могло казаться не самым важным. Сейчас нам оно кажется самым важным, тогда это могло быть по-другому — господство коммунистической партии большевиков.

Для какого-нибудь азербайджанского националиста, основная идея которого заключалась в том, чтобы сделать каким-то образом нацию из аморфной массы, сделать азербайджанский язык, научить всех говорить на хорошем азербайджанском языке, дать всем национальное самосознание — в конце концов не так важно, если большевики сделают это под своими лозунгами, да и лозунги не такие уж плохие».[66]

Итак, все довольно легко раскладывается по полочкам: вот интернационалисты-большевики, вот националисты-самостийники, вот «державники»-белые с идеей единой и неделимой России и типично либеральной концепцией непредрешенчества. Но легко ли было предугадать эту идейно-политическую конфигурацию, сложившуюся уже к концу 1917 г. хотя бы весной? Я не знаю ни одного человека, который бы даже в самых общих чертах дал верный прогноз развития русской революции. Ход любой социально-политической революции предсказать столь же трудно, как предположить траекторию полета осинового листа, подхваченного смерчем. До февральского переворота основной спор велся в плоскости выбора между консервативно-монархическим и либерально-буржуазным проектами. А обернулось все социалистической революцией, которой даже по мнению большинства социалистов (марксистов-традиционалистов) произойти в России не могло.

Вот и сегодня, имея в виду обострение революционной ситуации в РФ, так и напрашивается предположение о том, что главный спор произойдет между неолиберальным и неокоммунистическим проектами. На мой взгляд эта гипотетическая конфигурация есть не более чем результат устоявшихся стереотипов. Я глубоко убежден, что коммунистическая политическая доктрина, базирующаяся на марксизме, окончательно себя исчерпала. Грядущая русская революция (если она все же случится) выведет на первые роли совершенно новую революционную идею и сформирует новую политическую силу. Собственно, то же самое произошло и в ходе революции начала XX в., когда РСДРП, возникшая как классическая социал-демократическая партия, в течение буквально нескольких лет месяцев мутировала в принципиально новую коммунистическую партию. Да, в качестве своего идеологического базиса ленинская РКП(б) провозглашала марксизм, но марксистская фразеология лишь прикрывала самобытную, основанную не на книжном догмате, а на конкретной практике госстроительства, программу. Сталинская ВКП(б) еще дальше ушла от классического марксизма, а сталинская модель социально-экономического развития СССР имела очень мало общего с концепциями построения социализма, рожденными в XIX столетии, во многом откровенно им противореча. В свою очередь, глубокий культурно-идеологический кризис советского проекта был вызван как раз тем, что деградировавшая элита не смогла преодолеть марксизм, отказаться от изжившего себя догмата, в результате чего Советский Союз, лишившись национальной идеи, утратил культурный суверенитет, что послужило прологом к краху нашей державы.

Сегодня многие видят, что наша страна, в которой господствуют ультра-либералы, катится в пропасть. И единственной реальной альтернативой кажется восстановление советского строя. Так уж устроен человек: заблудившись в лесу, большинство старается вернуться назад к знакомой тропке, и уж от нее искать дорогу. И лишь немногие отважатся искать выход через неизведанные дебри, полагая, что путь назад приведет к потере времени и сил, но так и не даст ответа на вопрос, куда же все-таки следует идти. Ни одна революция не делается под лозунгом «Вперед, в прошлое!». Поэтому чем быстрее революционерами будет изжит марксизм, тем скорее мы получим привлекательную альтернативу неолиберализму, идеологическое господство которого во многом базируется на старательно культивируемом мифе о его безальтернативности.

Забегая несколько вперед, я поспешу поделиться смелым предположением, что актуальная революционная идея в будущем будет основана на симбиозе социализма, как практической доктрины построения социального государства, с национализмом, как идеей сохранения и развития этно-культурной и цивилизационной идентичности народов. Я бы с удовольствием заменил чем-то совершенно неудачный и дискредитировавший себя термин «национализм», но так и не нашел никакого подходящего слова для обозначения антипода явлению культурной глобализации, уничтожающей культурную идентичность народов катком голливудского киноформата, бездуховных потребительских стереотипов и насаждением набора пошлых «общечеловеческих ценностей».