Преступники. Факел сатаны - Анатолий Алексеевич Безуглов

виню себя. И еще. Опыт тоже имеет свою отрицательную сторону, потому что волей–неволей начинаешь мыслить стандартно. Поэтому порой тривиальное ставит в тупик… Но в данном случае меня беспокоит другое: нет более или менее убедительной версии.

— У нас их, кажется, предостаточно, — заметила Дагурова.

— Это как раз неплохо. Варианты нужны, просто необходимы. Чтобы потом пришла убежденность. Ведь версии для того и существуют, чтобы лопаться. Должна остаться одна. Но мы с вами плаваем. Слишком. Значит, фактов маловато. — Он посмотрел на часы. — Ладно, надо идти в клинику. Меня беспокоит письмо из Киренска. Да и, возможно, выясню, кто такой Гаджиев.

— Какое задание будет мне? — спросила Дагурова.

— Попробуйте все–таки разобраться с посещением Семизоровым дома Баулина… При чем тут автомашина Ростовцева?

— У меня есть одна мысль, — сказала Дагурова. — Хочу сначала сама проверить, а уж потом…

В клинику Чикуров отправился пешком. В молодом парке он встретил кавалькаду всадников. Это были люди разного возраста, хотя молодежь составляла большинство. Следователь понял: это больные, которым назначена в виде моциона прогулка верхом.

«Однако же не бедное заведение у профессора, — подумал Чикуров. — Содержать конюшню — удовольствие, которое стоит немало денег“.

Он где–то читал, что в Англии, например, куда дешевле держать автомобиль, чем иметь собственную верховую лошадь.

Чтобы подойти к клинике, ему пришлось пересечь сад, в котором, помимо фруктовых деревьев, росли кусты черной и красной смородины, крыжовника, малины, протянулись грядки с клубникой. И он позавидовал группе людей, собиравших в лукошки ягоды.

«Эх, сейчас бы отправить в рот горсть малины! Прямо с куста — красота!“

Эта мысль увела Игоря Андреевича в детство. Малинник у них дома был знатный. Когда поспевала ягода, мать заставляла его дежурить в саду — проказники–воробьи устраивали набеги целыми стаями, принося ощутимый урон урожаю. Их не пугало чучело, которое Игорь Андреевич соорудил с отцом из старой одежды…

Он, видимо, невольно сбавил шаг, потому что услышал приятный женский голос:

— Угощайтесь, товарищ следователь. Этого добра нынче много.

Голос принадлежал симпатичной женщине в эффектном светлом костюме.

— Спасибо, — ответил Чикуров, несколько смутившись, затем спросил: — Как лучше пройти к клинике?

— Я провожу, — ответила женщина.

Чикурова удивило, откуда она знает, что он следователь. Впрочем, в таком небольшом поселке остаться инкогнито трудно. И потом — форменная одежда.

— Вы здесь лечитесь? — спросил он у добровольной провожатой.

— Работаю. Главной медсестрой.

— Орлова? Аза Даниловна? — уточнил следователь, отмечая про себя, что внешность у бывшей жены Рогожина действительно яркая. Такая может увлечь…

— Я, — кивнула Орлова.

— Трудиться в саду тоже входит в обязанности главной медсестры? — продолжал следователь.

— Добровольно–принудительно, — усмехнулась Орлова. — Но нам помогают больные. Причем с большим удовольствием. Делать–то им нечего. Да и все, что они собирают, идет на их же стол.

— Трудотерапия, — вспомнил Чикуров баулинские принципы лечения.

— Конечно… Движение вообще полезно. Особенно гуляние во время цветения деревьев. Они выделяют целебные фитонциды. — Орлова протянула следователю туесок с клубникой. — Попробуйте все–таки.

Отказываться теперь было бы неприлично. Игорь Андреевич выбрал несколько ягод и съел.

«Немного водянистые. От последних дождей“, — подумал он и задал очередной вопрос:

— Аза Даниловна, вы случайно не занимаетесь перепиской с больными?

— Иногда.

Они подошли к пятиэтажному зданию. Несколько больных играли во дворе в бадминтон. Тут же стояли столы для настольного тенниса. Белые шарики звучно щелкали об их деревянные поверхности.

— У меня будет к вам несколько вопросов, — сказал Чикуров, пропуская в дверях главную медсестру вперед.

Игоря Андреевича, как в свое время и Дагурову, удивила обстановка в клинике, которой мог позавидовать и столичный институт.

В комнате Орловой было уютно. На столе цветы в красивой вазе. Они сели в кресла.

— Аза, Даниловна, не припомните некую Овсянникову? — спросил Игорь Андреевич, протягивая ей письмо из Киренска.

Орлова пробежала глазами первые строки и рассмеялась:

— Да об этом случае вся клиника знает! И смех и грех!

— А в чем дело? — спросил следователь, несколько удивленный реакцией Азы Даниловны.

— Посудите сами, — стала объяснять она, — подняла такую бучу! Написала в «Правду“, еще куда–то… А дело в том, что она сама чокнутая… Надо же было додуматься до такой глупости! Кто–то дал ей вырезку из статьи Евгения Тимуровича, где он писал о пользе сыроедения… Понимаете?

— Пока нет.

— Ну, что полезно есть сырые овощи и фрукты, — как ребенку, втолковывала Чикурову главная медсестра. — И другие растительные продукты не следует варить долго, то есть переваривать. Геркулес, гречку… Овсянникова, не разобравшись, решила, что надо кушать один сыр… Понимаете? Сыроедение, подумала она, — это значит питаться только сыром…

— Теперь понял, — сказал с улыбкой следователь. — Ну и что же с ней произошло?

— А вы подумайте, что может быть, если человека лишить витаминов, углеводов, клетчатки, крахмала, сахара и так далее? Как эта Овсянникова вообще не загнулась!

— У Баулина были неприятности из–за ее жалоб в такие высокие инстанции?

— Разобрались, конечно… По–моему, даже дитяти малому ясно, что Евгений Тимурович ни при чем… Есть такие: читают книгу, а видят… — Орлова не договорила присказку. — Я посоветовала Евгению Тимуровичу не отвечать на это письмо. Так он мне выговор сделал. Считает, если человек не понял, ему следует разъяснить. Вежливо, культурно… Написал письмо Овсянниковой да еще в придачу свою новую книгу послал. С надписью.

«Так, с этим разобрались“, — подумал Чикуров. И спросил:

— Теперь о Гаджиеве. Вам эта фамилия ничего не говорит?

— Гаджиев, Гаджиев… — задумалась главная медсестра. — Откуда он?

— Не знаю. Может быть, посмотрите по вашим документам, не лежал ли в клинике?

— Лично я не помню… Минуточку.

Орлова позвонила какой–то Вале. Через минуты три та сказала, что Меджид Гаджиевич Гаджиев лежал у них в прошлом году. Проживает в Дагестане.

По просьбе следователя из архива была извлечена его история болезни. По книге входящей и исходящей корреспонденции Чикуров установил, что пациент с Северного Кавказа писем в клинику не присылал. На всякий случай Игорь Андреевич изъял историю болезни Гаджиева и попрощался с Орловой. По плану следующим у него был разговор с Шовкоплясом.

Березкинская участковая больница находилась поблизости, чуть ли не на одной улице. Но какой контраст с клиникой! Скромное двухэтажное здание, обыкновенная больничная обстановка.

Геннадий Савельевич Шовкопляс был коренаст, с упрямой линией рта и крутым подбородком; взгляд у него был внимательный, изучающий. Возможно, от привычки определять недуг больных, которых он на своем веку повидал немало. Кисти рук жилистые, с редкими веснушками.

Чикуров представился и прежде всего поинтересовался состоянием Баулина.

— Боюсь сглазить, — сказал хирург. — Но уже есть надежда. Вообще, если бы мне сказали, что человек с таким ранением живет вот уже пятые сутки, я бы не