Поиск седьмого авианосца - Питер Альбано

— Младший лейтенант Мотицура, на ходовом мостике мечами не машут, — строго сказал адмирал и перевел влажно блеснувшие глаза на Брента. — А вам, лейтенант, хочу напомнить, что благоразумный стрелок бережет боеприпасы и расходует их экономно. У вас всего восемьсот патронов. Дальше чем за двести метров огонь не открывайте.

— Есть, господин адмирал. Понял и запомнил.

— Вы свободны, — повернулся Фудзита к старикам.

Оба вытянулись, поклонились и вышли. Брент слышал, как за дверью мостика они затянули песню и даже стали приплясывать.

На следующий день напряжение на «Йонаге» стало ощущаться почти физически. Группа шла курсом на Корейский пролив, оставив на юге остров Кюсю, и каждый матрос понимал, что в любую минуту можно ждать появления арабских судов, то есть — боя. Все знали и то, что авианосцы Каддафи вышли в море и с большой вероятностью приближаются к «Йонаге» с юга. Тревога чувствовалась в отрывистой речи, бегающих глазах, повышенной раздражительности.

В полдень Брент, облачившись в тесноватый ему и неудобный меховой комбинезон, следом за Такии и Мотицурой вышел на полетную палубу. Четыре самолета, оборудованные дополнительными баками для горючего, стояли перед уже убранным аварийным барьером, механики возились в кабинах, а шестеро гаковых готовились убрать колодки из-под колес и отнайтовать машину. Завидев троицу, подходившую к головному самолету, механик выбрался из кабины на крыло, а с крыла спрыгнул на палубу и отдал честь лейтенанту Такии:

— «Тигр» к полету готов!

Летчик в сопровождении штурмана, стрелка и механика начал осматривать самолет: толкнул одну из трех лопастей пропеллера «Сумитомо», лично проверил балансировку винта, похлопал ладонью капот, скрывавший 958-сильный двигатель «Сакаэ-11», провел под ним рукой, чтобы убедиться, не подтекает ли масло или бензин. Потом откинул лючок и удостоверился, что бензопровод не подтекает и здесь, поднырнул под укрепленные на фюзеляже дополнительный топливный бак и замки для 1764-фунтовой торпеды, проверил щитки-закрылки, покачал из стороны в сторону укрепленные на крыльях баки, пнул носком сапога оба колеса и пробурчал что-то невнятно-одобрительное. Наконец он погладил оскаленного тигра, изображенного на фюзеляже, и повернулся к штурману и Бренту:

— Экипаж, по местам!

Следом за Такии и Мотицурой американец по короткому трапу, который держал матрос-гаковый, влез на крыло и, взявшись за гребенку кокпита, поставил ногу в паз ступеньки, а потом подтянулся и осторожно перенес тело в кабину стрелка. Проверив, заперт ли фонарь, он пристегнул ремни и несколько раз повернулся вокруг своей оси во вращающемся кресле — оно двигалось на четырех стальных шарнирах легко и плавно. Брент подключил переговорное устройство, убедился, что все три кислородных резервуара полны, сигнальный пистолет-ракетница заряжен и находится на месте. Повернув кресло к корме, Брент потянул на себя двадцатифунтовый 7,7-мм пулемет «Тип-96» на турели, взялся за двойную рукоять и, уперев ноги в специальную приступочку, поводил идеально отцентрованным стволом из стороны в сторону и вверх-вниз. «Натуральный флюгер», — удовлетворенно пробормотал он.

В наушниках зазвучал голос командира:

— Зарядить, закрыть на предохранитель и постараться не отстрелить мне хвост.

Брент повторил приказ, отстегнул привязные ремни, поднялся и, сняв кожух, взглянул на подающий механизм. Оружейники уже протянули ленту в приемник, но для безопасности не дослали патрон в камору. Брент замычал от удовольствия, пройдясь пальцами по снаряженной ленте, в которой бронебойные патроны с синими головками чередовались с красными, а каждый пятый патрон, помеченный желтым, был трассирующим. Со щелчком закрыв ствольную коробку, Брент взялся за рукоятку затвора справа, потянул ее на себя и отпустил. Тугая возвратно-боевая пружина, звонко лязгнув, стала на место, дослав первый патрон в камору. Но Бренту этого показалось мало. Склонив голову, он заглянул в лючок на крышке ствольной коробки, убедившись, что патрон — в каморе. Потом поставил пулемет на предохранитель, вдвинул его в гнездо и закрепил. И наконец прощупал пальцами каждый патрон, проведя рукой по ленте, пока не наткнулся на ее конец, уходящий в прорезь самолетной палубы, под которой находился восьмисотпатронный ящик.

— Стрелок готов, — сказал он в микрофон, сел и пристегнул ремни. Он услышал, как доложил о готовности штурман. Командир описал круг над головой, и Брент опустил очки-консервы.

Такии запустил двигатель — самолет дернулся и задрожал, застреляли вразнобой все его четырнадцать цилиндров, а потом беспорядочный треск перешел в устойчивый ровный гул: густое масло разошлось по разогретым, расширившимся до нужной степени поверхностям. Брент нетерпеливо взглянул на мостик и увидел адмирала: он догадывался, что Фудзита жалеет о том, что разрешил ему лететь. Но лейтенант, как и все моряки «Йонаги», мучился смутным чувством вины перед летчиками, которых они, используя весь свой опыт и мастерство, всего лишь доставляли в нужную точку. Когда противник оказывался в пределах досягаемости, эскадрильи взлетали и исчезали в воздухе, превращаясь в живые снаряды неслыханной дальнобойности, а морякам оставалось сидеть и гадать — вернутся они или нет. На «Йонаге» воевала по-настоящему одна его палубная авиация — только она и в самом деле превращала корабль в наступательное оружие.

Снова взревел на холостых оборотах двигатель — Такии проверял приборы. Машину качнуло — это четверо гаковых отцепили фалы и врассыпную отскочили от самолета. Двое матросов готовились вынуть из-под колес тормозные башмаки, но офицер-регулировщик все еще держал свои желтые флажки над головой, не разрешая выруливание. «Чего они тянут? Чего не дают взлет?» — пробормотал он с досадой и тотчас понял причину: палубу по правому борту заволакивал отработанный пар из носовой вентиляционной трубы. Брент в сердцах стукнул себя по колену. Он почувствовал, как «Йонага» повернулся левей и лента пара протянулась точно посередине полетной палубы.

Такии трижды поднял над головой сжатый кулак. Колодки были выдернуты, флажки опустились, матросы отскочили от самолета, и летчик, сняв тормоза, дал полный газ. Брента мотнуло, когда B5N, весивший на 3700 фунтов больше «Зеро», но оборудованный тем же двигателем, рванулся вперед и понесся по палубе с поразительным для такой махины проворством. Брент всегда испытывал восторг, наблюдая за взлетом с мостика, глядя, как машина, тяжелая сама по себе да еще с торпедой под брюхом, отрывалась от палубы и взмывала в воздух. Но сейчас, когда он оказался внутри тесной кабины, ему было не до восторгов — он начал молиться. Когда позади мелькнула островная надстройка, штурман обернулся к нему, показал вверх и расхохотался.

И в ту же минуту прекратились тряска и вибрация: колеса «Накадзимы» оторвались от тикового настила — самолет был в воздухе. Убрав шасси, Такии заложил правый вираж. Брент развернулся лицом к хвосту, вытянул из гнезда пулемет. Дальность их машины составляла 1600 миль, и в воздухе они могли находиться часов двенадцать. Полет обещал быть долгим.

…Такии взял курс на северо-запад. Небо было безоблачным, и с высоты в шесть тысяч футов Брент мог видеть горы на южной оконечности Кюсю. Через час справа в сапфировом море, окаймленном синевато-белым алмазным блеском искрящейся на солнце пены, возник россыпью изумрудов остров Фукусима, а слева — корейский остров Чеджудо. «Курс ноль-один-ноль», — услышал Брент рекомендацию штурмана, и командир взял правее — к северо-востоку, на Корейский пролив. Еще час спустя они были над Цусимой в самом центре пролива, а на северо-востоке появилось пурпурное пятно Хонсю. Брент видел, десятки рыбачьих баркасов, промышлявших на отмелях, видел несколько пароходов между островами Кюсю и Хонсю в проливе Симоносеки, однако арабского конвоя не заметил.

Когда на западе показались поросшие соснами и дубами холмы Кореи, темными очертаниями напоминавшие притаившегося в засаде льва, самолет пошел к южной части Японского моря. По-прежнему внизу не было ничего заслуживающего внимания — бесчисленные рыбачьи суденышки да один-два сухогруза. Они добрались уже почти до самой северо-восточной границы своей зоны, и теперь предстояло поворачивать к западу, входя в воздушное пространство Северной Кореи.

Мотицура поднялся, держа в руках секстан, взял высоту солнца и вернулся к своим картам. Потом в наушниках гнусаво прозвучал его голос:

— Командир, пересекаем тридцать восьмую параллель. Предлагаю курс два-восемь-ноль.

Брент знал, что оба старика глубоко презирают «прочесноченных корейцев» и не откажут себе в удовольствии, возвращаясь на «Йонагу», пройти над полуостровом и подразнить Пхеньян. В эту минуту на севере в раздернувшейся туманной дымке он заметил белый кильватерный след. Потом второй. Наведя бинокль на резкость, он поймал в фокус серый зализанный корпус и, не в силах совладать с волнением, возбужденно проговорил в микрофон: