Поиск седьмого авианосца - Питер Альбано

В детстве он любил метать дротики в мишень, и спустя несколько дней на ее пробковой основе не оставалось живого места. Йоси показалось, что кто-то вот так же позабавился с «Тигром». Хвостовые стабилизаторы были прострелены в двадцати местах, рули направления и высоты размолоты, ребра шпангоута торчали наружу. Фюзеляж был изрешечен — сквозь пробоины виднелись стрингеры и рулевые тяги. Средняя часть фонаря вырвана осколком снаряда, чуть пониже комингса штурманской кабины зияла рваная дыра, правое крыло выглядело так, словно попало под взбесившуюся циркулярную пилу — обшивка была в лохмотьях, элероны и закрылки болтались, грозя вот-вот оторваться, в отверстии виднелся даже бок тысячелитровой емкости. Вся правая часть обтекателя была снесена начисто, и головки цилиндров обнажены. Борт самолета был закопчен дымом и залит маслом. Тем не менее «Тигр» каким-то чудом продолжал лететь, слушаться руля, и мотор его работал без перебоев.

Йоси подобрался еще ближе к искалеченной машине и не увидел в штурманской кабине старого Морисаду Мотицуру. Но Брент, к счастью, был жив, хоть и окровавлен, сидел прямо и даже помахал Йоси рукой. Подполковник перевел взгляд на летчика, а Такии, лишь на миг оторвавшись от рычагов управления своей искалеченной машины, которая не переворачивалась лишь благодаря его искусству, коротко глянул на «Зеро». Мацухара, мягко взяв ручку на себя, оказался сверху и тогда увидел в штурманской кабине сползшего с кресла окровавленного Морисаду, голова которого бессильно болталась из стороны в сторону. Фонарь был смят и раздавлен, радиопередатчик разбит, пол залит лужей подсыхающей густой крови.

Йоси обогнул бомбардировщик спереди, чтобы взглянуть на двигатель и, поймав взгляд Такии, выставил вниз два пальца. Старик кивнул, подался вперед и потянул за рычаг, выпустив шасси и выбросив тормозной крюк.

Йоси тотчас скользнул под брюхо «Тигра» и убедился в том, что шины колес не спущены, а потом взвился вверх, кивком и двумя вскинутыми вверх пальцами показав, что Такии может убрать шасси и втянуть крюк. Если Будда и все боги, какие только есть на свете, помогут, старик сумеет посадить этот гроб на палубу «Йонаги», подумал он.

Авианосец они увидели раньше, чем предполагали. Он оказался на тридцать второй широте, к юго-западу от острова Чеджудо и всего в ста километрах северо-восточнее устья Янцзы. Брент поднял ракетницу, и в поднебесье зажглась одинокая красная точка. «Йонага» немедленно изменил курс, войдя в ветер, а один из «Флетчеров» зашел в корму авианосца, сыграв шлюпочную тревогу и приготовившись к спасению экипажа самолета. На гафеле «Йонаги» затрепетал вымпел.

Йоси, держась крыло в крыло с бомбардировщиком, проследил за тем, вышли ли шасси и трос тормозного крюка, кивнул Йоси и поднял кверху оба больших пальца. Брент повторил его жест. Йоси отодвинул колпак своей кабины и, перевесившись за борт, прокричал по слогам: «На-до пры-гать!», надеясь не на то, что его услышат, а на то, что поймут смысл его слов по движениям губ. И они его поняли. Брент замотал головой и показал на старика. Дело было ясное: Такии никогда в жизни не оставит своего штурмана — даже мертвого — и свой самолет. А для Брента Росса немыслимо спасаться в одиночку. Мацухара поднял глаза к небу:

— Богиня Аматэрасу, молю тебя, не дай ему погибнуть!

B5N, снижаясь, с кормы стал заходить на посадку.

Брент, глядя поверх правого крыла на полетную палубу «Йонаги», видел, как гаковые и аварийная команда разворачивают брандспойты и подтаскивают поближе красные тележки с огнетушителями. На островной надстройке замелькали белые халаты санитаров, на площадке у правого борта появился офицер-регулировщик в желтом жилете и с двумя желтыми флажками в раскинутых руках. Когда бомбардировщик зашел на последний круг, желтые флажки крест-накрест упали к коленям и рев двигателя сразу же стал глуше. Тем не менее скорость все еще была слишком высока, и регулировщик лихорадочно замахал флажками, запрещая посадку. Но слишком тяжелы были нанесенные самолету увечья — он уже не слушался своего пилота и боком, точно сносимый сильным ветром, падал на палубу. Брент поднял глаза к небу, молясь одновременно Иисусу Христу, Будде и всем богам, которых вспомнил в эту минуту.

Стальная скала кормы стремительно надвигалась на них. Неужели они врежутся прямо в привальный брус летной палубы? Но вот самолет, повинуясь отчаянным усилиям Такии, передвинувшего РУД на последнее деление, взял чуть выше, разминулся с кормой, закрутился, несмотря на старания летчика выровнять его, и, когда зажигание было выключено, с тяжким грохотом, грудой железа рухнул на палубу.

Раздались два хлопка — это не выдержали удара оба колеса. Самолет, увлекаемый своим тяжелым мотором, подпрыгнул; устремился к мостику, тормозным крюком взял второй гак, и в тот же миг трос аэрофинишера лопнул. Трос, успокоитель и дюймовой толщины канат стоп-анкера полезли наружу, как потроха из распоротого брюха огромной рыбины. Брент, вцепившись в поручни, напряг все мышцы и втянул голову в плечи, наподобие испуганной черепахи. Он был совершенно беспомощен и отдан на произвол тем силам, которые сам же вызвал к жизни и которые теперь вырвались из-под его воли. Он видел, как Такии подался вперед и пригнулся, закрываясь скрещенными руками. Голова мертвого штурмана бессильно моталась от бешеных толчков.

«Тигр» рухнул на палубу носом к островной надстройке: от удара нога шасси подогнулась, точно в танце, а крутящиеся лопасти пропеллера, прежде чем застыть, глубоко стесали тиковый настил. Самолет развернулся на 360 градусов, теряя крылья и остатки хвостового стабилизатора, разбрасывая во все стороны лоскутья алюминиевой обшивки. Брента по инерции отшвырнуло в сторону. Он услышал хруст ломающихся стрингеров, балок и лонжеронов, а потом пронзительно, словно оплакивая свою мученическую смерть и гибель рассыпающегося посреди палубы самолета, взвизгнул рвущийся алюминий.

«Тигр» налетел на островную надстройку, отскочил от нее с упругостью футбольного мяча, врезался в стальной сетчатый барьер, выстреливший им как из рогатки, повалился на бок и наконец застыл. Брент, которого, как ни цеплялся он за поручни, ударило о левую переборку кабины, почувствовал, как левую руку пронизала острая боль, а потом перед глазами опустился плотный черный занавес со вспыхивающими на нем звездами. Вдруг все стихло — он погрузился в блаженное, неземное спокойствие, где не было места ни ужасу, ни ощущению своей беспомощности перед лицом взбесившейся материи. «Живой», — сам не веря этому, пробормотал он, потряс головой, чтобы прогнать прыгавшие на сетчатке ослепительные звезды, и тотчас ощутил запах бензина. Брент попытался отстегнуть привязные ремни, но онемевшие пальцы не слушались. Где-то рядом простонал Такии. «Не смяло в лепешку — так сгорю заживо», — мелькнуло у него в голове.

Он сначала услышал шипение пенистой струи огнетушителя, а потом почувствовал ее на своем теле. Люди в белом склонились над ним, несколько пар сильных рук расстегнули ремни и бережно вытянули его из кабины. Послышались команды, торопливый топот матросских башмаков, развернулись брандспойты, а его бегом оттащили в сторону и уложили на носилки рядом с Такии и Морисадой. «В лазарет!» — произнес рядом чей-то знакомый голос, и санитары взялись за ручки.

— Нет! — выкрикнул Брент и стал подниматься, тряся головой и поддерживая поврежденную руку здоровой.

Санитары помогли ему встать. Брент посмотрел на распростертое тело штурмана, над которым склонился Хорикоси. Йосиро Такии, отстранив протянувшиеся к нему на помощь руки, тоже поднялся.

— Доктор… — сказал он. — Ну, что с ним?

Хорикоси медленно распрямился и ответил взглядом, а уж потом тихо проговорил:

— Ему уже ничем нельзя помочь.

Такии, упав на колени, схватил руку друга.

— Морисада-сан, ты умер с честью, твоя карма — безупречна. Скоро я пройду следом за тобой в двери храма Ясукуни.

Брент увидел, как затряслись плечи старого летчика.

С ужасающим скрежетом матросы оттащили останки «Тигра» к борту, готовясь сбросить их в море.

— Стойте! — вскричал Такии. — Морисада заслужил право быть погребенным вместе со своим самолетом! — Он взглянул на мостик, и адмирал Фудзита утвердительно кивнул и повернулся к телефонисту. Двое старшин наклонились над телом штурмана. — Нет! Брент-сан, помоги мне. Эта честь принадлежит нам, и никому больше.

Брент молча приблизился к трупу Морисады и, несмотря на головокружение и острую боль в плече и в руке, помог летчику пронести его по скользкой от пены палубе к залитой кровью кабине. Такии тяжело дышал и страдальчески морщился, помогая рослому американцу перевалить бездыханного штурмана в самолет и пристегнуть ремни.

— Ну вот, старина, ты — дома, — сказал он. — Твой поход окончен.