Сердце убийцы - Челси Кейн

У Майка во рту была свежая жвачка, и он распространял вокруг себя такой аромат, будто только что высосал целый тюбик мятной зубной пасты. Этому его научили в полицейской академии — жвачка заглушает запах смерти.

— Все вышли, — ответил Флэнниган. — Зато сантехник, следить за которым вы приставили Джоша, сегодня утром сел в поезд до Сиэтла с рюкзаком и гитарой в футляре. И еще одно обстоятельство показалось мне странным. — Он потыкал большим пальцем в сторону дома Макколэма у себя за спиной. — Во время обыска у меня сложилось впечатление, что для нелюбимого учителя он был слишком привязан к ученикам.

— Это еще почему? — спросил Арчи.

Флэнниган развернул очередную пластинку жвачки и сунул в рот.

— В передней комнате в книжных шкафах хранится целое собрание школьных альбомов с фотографиями выпускников за последние двадцать лет. — Он хмыкнул. — Если Макколэм действительно ненавидел свою работу, то для него это довольно обременительное напоминание о загубленных годах.

Шеридан многозначительно посмотрел на Энн. Та нахмурилась и обернулась к Флэннигану:

— Пошли, покажешь мне!

— А после, — обратился к нему детектив, — вместе с Джеффом опять возьмите под наблюдение Пола Рестона.

Брови Флэннигана удивленно поползли вверх.

— А как же Кент?

— Это не Кент, — уверенно ответил Арчи.

— Почему? — спросил Флэнниган.

— Потому что я так сказал.

Некоторое время Майк молча ворочал во рту жвачку.

— Мы не спускали с него глаз с шести вечера до половины десятого утра, — заупрямился он. — За все это время он никуда не отлучался. Ну не мог он ночью похитить девочку, говорю вам!

Арчи терпеливо вздохнул.

— Просто сделай мне одолжение, будь добр!

— Только этим и занимаемся, — проворчал Майк под нос, удаляясь вместе с Энн.

— Я все слышал! — бросил ему вслед Шеридан.

В сторонке мэр о чем-то доверительно переговаривался со своим помощником. Арчи зашагал к ним.

— Кажется, пресс-конференцию придется отменить, — объявил он, встревая в разговор.

Мэр заметно побледнел.

— Вот как? А если я скажу нет?

— Возможно, это прозвучит неправдоподобно, — невозмутимо продолжал детектив. — А потому прежде всего поверь, что мои соображения имеют весьма серьезные основания. Я сильно сомневаюсь, что Макколэм — тот, за кем мы охотились.

— А теперь скажи, что ты шутишь, — произнес мэр и театральным жестом снял очки, подчеркнув драматичность момента.

— Думаю, существует большая вероятность, что это самоубийство — инсценировка.

Помощник мэра в отчаянии огляделся по сторонам. На нем был дешевый костюм, заметно лоснящийся на солнце в некоторых местах.

Мэр придвинулся поближе к Арчи и горячо зашептал:

— Я не могу отменить пресс-конференцию! Птичка уже вылетела из клетки! От выстрела в голову погибает школьный учитель. В его гараже находят велосипед убитой девочки. Для публики сейчас нет ничего важнее! Нельзя просто взять и отмахнуться от избирателей! Ведется прямой репортаж по телевидению! — Он произнес слово «телевидение» с трагическим надрывом.

— Тогда перестрахуйся, — посоветовал Шеридан.

На шее мэра набухли вены.

— Как это — перестрахуйся?

Арчи похлопал рукой по капоту серебристого «форда-эскорта», стоящего рядом перед воротами гаража.

— Машинка-то маленькая, — объяснил он мэру. — Ты можешь представить, как Макколэм запихивает в малолитражку велосипед и девочку?

Андерсон потер лоб сложенными в щепотку пальцами.

— Да, но что я теперь скажу прессе?

— Ты политик, Бадди. И всегда был политиком. А политики, даже если ни хрена не знают, умеют внушить всем, будто знают до хрена. Я верю в тебя, Бадди. — Шеридан ободряюще пожал мэру руку и удалился.

Глава 41

Сьюзен села на диван с лэптопом и бокалом красного вина и начала писать о Греттен Лоуэлл. Как она поняла, самоубийство Дэна Макколэма завершило эпопею «послешкольного душителя». У нее не было сомнений в том, что вскорости отыщется и тело Эдди Джексон. Макколэм убил ее и бросил, как остальных своих жертв, валяться где-нибудь в грязи, пока на труп не наткнется любитель утренних пробежек или юный бойскаут. В ее воображении мелькнул образ девичьего тела, наполовину утонувшего в речном иле, и глазам стало горячо от слез. Вот дерьмо! Нельзя именно сейчас распускать из-за этого сопли. Сьюзен заставила себя выбросить из головы мысли об Эдди Джексон, но теперь вспомнилось изуродованное и неестественно вывернутое тело Кристи Мэтерс на темном песке Сови-Айленда. А затем лица родителей Эдди, как они с отчаянием и мольбой смотрели на Шеридана — единственную надежду спасти дочь и их самих. Потом в памяти возникло лицо собственного отца…

На кофейном столике скакнул и с жужжанием завибрировал сотовый телефон. На дисплее высветились буквы «номер неизвестен». Сьюзен взяла телефон и поднесла к уху.

— Да?

— Меня зовут Молли Палмер.

— Ни хрена себе!

Возникло неловкое молчание.

— Послушайте, я звоню сказать, что не хочу разговаривать с вами. Мне нечего вам сообщить.

— Молли, вам нечего стыдиться! — затараторила Сьюзен. — Вы тогда были несовершеннолетней, а он взрослый мужчина. Ему нет оправдания!

В трубке раздался горький смех.

— Ну да, как же! — И после молчания: — Он научил меня играть в большой теннис. Можете написать об этом в своей статье. Это единственное, что я о нем скажу.

Журналистка постаралась унять суетливые нотки в своем голосе. Она знала, что должна написать о Молли, и никто другой не сделает это за нее. Если девушка заговорит, газета будет вынуждена опубликовать материал; в противном случае Сьюзен останется ни с чем, а сенатор выйдет сухим из воды.

— Облегчите себе душу, Молли! — взмолилась Уорд. — Если насильник не понесет заслуженного наказания, вы всю жизнь будете мучиться этим! — Накрутила на палец и до боли натянула прядь волос. — Поверьте, я знаю.

— Послушайте. — Голос Молли сорвался. — Я вас об одном прошу, не звоните больше Итану, ладно? Ему это уже начинает надоедать. У меня осталось не много близких людей, я не хочу потерять и его тоже.

— Ну пожалуйста! — заканючила Сьюзен.

— Это дело прошлое, — сказала Молли и положила трубку.

Журналистка еще несколько секунд прижимала телефон к уху, прислушиваясь к тишине на линии.

«Дело прошлое». Без Молли оно таким и останется. Девушка зажмурилась от досады. Вот Йен сумел бы раскрутить Молли, и Паркер тоже. Сьюзен уже держала ее в руках и все-таки упустила! Положила телефон, глубоко вздохнула, вытерла глаза и нос тыльной стороной ладони и долила в бокал вина. Ничто так не восстанавливает душевное равновесие, как наполненный вином бокал.

А не позвонить ли снова Итану? Теперь ясно, что он передавал Молли сообщения, оставленные Сьюзен на автоответчике. Но тут ей вспомнился голос Палмер, в котором звучали боль и желание забыть о прошлом, мольба оставить ее в покое.

Но ведь борьба идет за правое дело!

Будь что будет! Решительно взяла телефон и набрала номер Итана. Автоответчик. Какая неожиданность!

— Привет, — начала журналистка. — Это опять я, Сьюзен Уорд. Послушай, у меня только что состоялся разговор с Молли. Пожалуйста, скажи ей, что прекрасно ее понимаю. У меня самой в пятнадцать лет был роман… — запнулась и продолжила: — В общем, близкие отношения со школьным учителем. Я потом долго подбирала этому всякие оправдания. Только знаешь, что, Итан? Этого нельзя оправдать. Нельзя, и все! Так и скажи Молли. Она поймет. А я больше не буду тебе звонить. — Кому она пудрит мозги? — По крайней мере в ближайшие дни.

Сьюзен положила телефон на стол и взяла лэптоп на колени. Есть работа, на которую отведены жесткие сроки. Она пишет о Греттен Лоуэлл — не о героине низкопробной книжонки, но о реальной и полной жизни «убийственной красотке»; при одной мысли о ней у Сьюзен сводит зубы. Чутье подсказывало — если удастся описать Греттен на бумаге, получится лучше понять Шеридана, Макколэма и все происходящее. Пока еще нечеткие, аморфные очертания будущего очерка витали в голове. Надо просто наполнить их содержанием и придать правильную форму. Сьюзен сделала большой глоток вина, изъятого из коллекции Великого писателя. Она наткнулась на нее в кладовке за книжной баррикадой из непроданных и уцененных экземпляров его последнего романа. Вино было ароматным и легким; прежде чем проглотить, девушка подержала его во рту, смакуя бодрящее тепло.

Услышав стук в дверь, она первым делом подумала, что это Блисс. Вернувшись домой, Сьюзен сразу позвонила матери — единственному человеку на всем белом свете, живущему без мобильника и голосовой почты. Поплакалась автоответчику на домашнем телефоне, который записывал лишь от случая к случаю и, непонятно почему, воспроизводил сообщения в таком замедленном темпе, что доводил Блисс до истерики. Поэтому, когда раздался стук в дверь, в страдающей от одиночества душе Уорд возникла мимолетная фантазия, что мать прослушала ее сообщение, бросила все и примчалась утешать ненаглядную дочку.