Черный дом - Юрий Леж

Оглядев гостей доброжелательным, но и очень внимательным при этом взглядом, девка улыбнулась:

— Я вам могу предложить черную икру с коровьим маслом… на бутербродах. Хлеб у нас свежий, утренний. Есть еще маринованные овощи, пара баночек крабов найдет, но не больше. Всё остальное — по вашему желанию.

— По желанию будет водка, по двести грамм на каждого, — ответила Жанетка, как местная, да и на правах хозяйки в их маленькой компании. — Икра, масло, хлеб — раздельно, ладно? Крабов обязательно, ну, и еще, наверное, что-нибудь рыбное, сайру, шпроты, горбушу… только без томатов, хорошо?

Непонятно чем обрадованная девка, весело заулыбалась, кивая в подтверждение словам мулатки, и упорхнула на кухню, едва ли не танцуя на ходу.

— Здесь тоже знают Дядю и то, что ты… — Ворон немного замялся, сходу не придумав, как назвать отношения Вечного и Жанетки. — …что ты — с ним?

— Дядю знают везде, — серьезно ответила мулатка. — А то, что я его женщина, здесь могут и не знать, город-то большой, вот только девки здесь очень бойкие, им бы где-нибудь в другом месте на досмотре работать… карманы чужие насквозь видят…

И, будто бы доказывая и без того очевидное, Жанетка извлекла двумя пальчиками из кармана короткой курточки маленький желтого металла кругляшек и аккуратно постучала им по столу. И словно на сигнал появилась с большим подносом, кажется, только-только отошедшая девчушка и принялась расставлять на столешнице хрустальную вазочку с черной икрой, фарфоровую, изящную масленку, несколько глубоких, "салатных" тарелок с сайрой, неркой, кальмаром, соусницу с майонезом и плетеную из соломки хлебницу с неожиданно душистыми кусками пшеничного, мягкого даже на вид хлеба. Чуть позже, пока Жанетка, Сова и Ворон намазывали себе бутерброды свеженьким маслом и икрой, поднесли чистые стаканы двух видов — поменьше под водку, побольше под сок, две запотевшие бутылки "заводской" с чудными на взгляд унтер-офицера этикетками, но — видывал он и почуднее, чего греха таить. Сок предложили ананасовый, разумеется, из концентрата, но тоже охлажденный, приятный на вкус. На незаданный вопрос мулатки про вторую бутылку, официантка сделала кругленькие глазки и шепнула: "От заведения…"

Желтенький кругляшек монеты перекочевал из пальцев Жанетки в ладошку официантки, Ворон, исполняя мужские застольные обязанности, разлил водку, но выпить они не успели, в дверном проеме бесшумно, но как-то очень значимо появился огромный, глыба глыбой, мужчина в полувоенном френчике, туго перепоясанном портупеями, и внимательно оглядел зал, особо задержавшись взглядом на спрятанном за стенным выступом столике.

— Вот дела, — проговорила Жанетка, подхватившая и так и держащая в руке холодный стакан с водкой. — Здесь, похоже, что-то такое намечается сегодня…

Следом за шагнувшим в зальчик заведения габаритным мужчиной быстро прошла и по-хозяйски уселась у одного из центральных столиков по фигурке совсем молоденькая девка с короткой, небрежной стрижкой. Вот только лицо и руки выдавали её настоящий, весьма для города солидный возраст.

— Сама Бражелина пожаловала, — пояснила свои же слова мулатка. — Она тут, в центре, наверное, за основную хозяйку и по складам, и по скупке. Народ так, между собой, шепчется, что Дядя её такой сделал лет двадцать назад, но я-то, конечно, не знаю, что правда, что нет, сам Дядя про такие дела вспоминать не любит… он про прошлое, вообще, не любит говорить… Да, и вот интересно, Карев-то первый раз в город попал как раз к Бражелине… у нее жил почти месяц, правда, говорят, все вот с этой же подругой. И снова они вместе собрались…

На удивление строго соблюдая местный этикет, скандальный романист и ухом не повел на появление своей старой знакомой за соседним столиком. Сама же Бражелина, повелительным жестом отослав из зала громоздкого мужчину, сопровождавшего её появление, подозвала девчушку-официантку и стала обстоятельно что-то выяснять с ней, то и дело касаясь то девкиной руки, то прихватывая её за талию…

— Она, говорят, почти как я начинала, — продолжила свой рассказ-сплетню о Бражелине Жанетка. — Тоже в конгломерате была… это так называют, когда парни и девки лет по двенадцать-пятнадцать вместе собираются… ну, дурака валяют, подворовывают, что плохо лежит, кто поумнее, стараются по пустым домам в округе пошарить, как бы тренируется в добытчики… вот только меня такие быстро мимо проходящей бригаде продали, а Бражелину Дядя выцепил, помог, значит, стать человеком. Там же, в конгломератах закон простой: свои — так все свои, каждая девка — общая, ну, и парни тоже, конечно… редко кто из таких вот в люди выходит… А потом Бражелина подругу встретила какую-то, и любовь с ней уже закрутила. Говорят, с той поры она только на девок и смотрит, а мужики так… побоку…

И будто накликанный частым повторением своего имени в дверях появился Дядя в сопровождении Голицына и Нины. Пришлые выглядели хоть и подуставшими, но вполне себе боеспособными, и это порадовало Ворона от всего сердца. А Дядя тем временем внимательно оглядел зальчик, едва только не крякнул от удовольствия — все в сборе, в нужное время и в нужном месте. После этого он кивнул молчаливо спутникам:

— Вы присядьте к своим-то пока, поговорите, как добрались, выпейте, закусите и расслабьтесь. Тут — как дома, да и ночевка у нас здесь же будет…

А сам без приглашения и особых церемоний присел за столик к Бражелине.

— Как добрались? — по-местному, без приветствия и церемонного вставания, спросил Ворон, когда подполковник подтащил к их столику от соседнего два стула, дождался, пока сядет рыжая репортерша, и уселся сам.

— Удачно, если иметь в виду собственную целость и сохранность, — кивнул Голицын. — Но не без приключений…

— Угощайтесь, пока есть чем, — кивнула на стол Жанетка. — А надо будет еще чего: водки, еды, попросим и принесут…

— Да уж, спасибо, — слегка скривилась Нина. — После такого приключения кусок как-то в горло не лезет… вот разве что водки выпить…

— А что случилось? — больше из вежливости полюбопытствовал Ворон, любую настойчивость в разговоре не приветствующий и сам.

— Вербовка на крови, — усмехнулся Голицын, наливая себе и репортерше водку в большие стаканы, которые не успели еще использовать под сок…

Растерянный, до сих пор перепуганный и нервозно реагирующий на любого, приближающегося к нему, человека Велька бродил в стороне от путаницы станционных железнодорожных путей среди дальних пакгаузов в ожидании вечно запаздывающего эшелона, и лихорадочно, с дрожью в коленях и голове, снова и снова перебирал в памяти то, чем хотел было поделиться со знакомыми экспедиторами, и то, чем было велено ему делиться, забыв о прочих, добытых по кабакам и борделям сведениях и городских сплетнях.

Вечерний эшелон запаздывал, что было вполне обычным делом, никакого твердого расписания прибытия не существовало, но Велька все равно психовал от одного только раньше такого привычного факта задержки состава, вздрагивал от резких звуков, которыми всегда была наполнена станция, и никак не мог изгнать из своей памяти, как прошлым вечером он, настороженно, но все-таки по-хозяйски, вошел в свою комнату и увидел вольготно расположившегося на его широкой кровати мужчину лет сорока в черном длинном пальто, непривычно знакомого той странной известностью, какой бывают знакомы киноактеры, политики, да и вообще популярные публичные люди. Мужчина сидел, откинувшись к стене, опершись одной рукой о спинку кровати, вытянув перед собой ноги, а на коленях его спокойно почивал старинный карабин. Но, несмотря на присутствие у знакомого незнакомца оружия, первой мыслью у Вельки была, конечно, грешная, про Альку… но та, почему-то одетая, скорчившись, сидела на корточках в уголке и тихонько поскуливала, задерживая дыхание. Только тут Велька понял, что ей очень и очень больно, но стонать и вопить в полный голос она не смеет, напуганная этим таинственным незнакомым знакомцем до полусмерти. От такой догадки у него самого подло засосало под ложечкой. Впрочем, велькино внимание тут же привлекли еще двое гостей, безмолвно и неподвижно присутствующих в комнате. Это были явно иногородние, один только сметанно-белый цвет лица рыжеволосой девки чего стоил, но пришли они с местным, кому Велька по незнанию или недоразумению как-то перешел дорогу. И теперь бедолаге предстояло узнать на своей шкурке где и как…

Высокий, с той самой выправкой, что отличала большинство экспедиторов, мужик стоял в противоположном от Альки углу комнаты, отрешенно скрестив на груди руки и с надменной брезгливостью морщась. По лицу читалось, что происходящее в комнате ему не очень нравится, но вмешиваться он не будет, даже если патлатый незваный гость начнет резать Вельку и его подругу на маленькие кусочки. А рыжая, поджав красивые губки, присела на высокую, старинной работы тумбочку, заполненную всякой хозяйственной ерундой, и старалась не смотреть ни на вошедшего, ни на Альку, продолжающую тихонечко поскуливать в уголке. Для репортерши так же, как и подполковника, не в новинку было жестокое обращение с женщинами, но и он, и она от этого никаких положительных эмоций не испытывали.