Оскорбление Бога. Всеобщая история богохульства от пророка Моисея до Шарли Эбдо - Герд Шверхофф

Грюэ[583]. Сам манускрипт утрачен, но его содержание можно частично восстановить на основе записей процесса: в сущности, они документируют поразительно далеко заходящие и агрессивные нападки на основы христианской веры. Не только Моисей и ветхозаветные пророки, но и евангелисты порицаются как самозванцы, мошенники, отступники, идиоты и т. д. Чистота Марии и божественность Иисуса, его страдания и воскресение также ставятся под сомнение; Иисус со своими чудесами предстает как колдун и вообще как обольститель людей. Именно по этой причине некоторые отождествляют книгу Грюэ с легендарным трактатом о трех обманщиках, о котором ходили слухи на протяжении веков[584].

В последующие десятилетия участь Доле и Грюэ неизменно разделяли их товарищи по несчастью, осужденные за свои нетрадиционные или свободолюбивые религиозные взгляды: в 1574 году в Париже Жоффруа Валле, чья книга «Христианское счастье, или Бич веры» вместе с ним была сожжена на костре; в 1582 году в Меце Ноэль Журне, писавший о внутренних противоречиях Ветхого Завета и о желании основать лучшую религию, нежели это сделал Иисус; в 1619 г. в Тулузе отступник – итальянский монах-кармелит Джулио Чезаре Ванини, который признавал вечность материи и отрицал как создание ее Творцом, так и существование бессмертной души; и, наконец, в 1622 году в Болонье Константино Саккардино, которого вместе с тремя последователями сначала повесили, а затем сожгли. Среди прочего, он придерживался мнения, что ад является обманом, созданным властями, чтобы удержать людей от злых дел[585]. Подобные пренебрежительные высказывания о религии как инструменте правления князей и господ свидетели в Нидерландах в 1627 году приписали загадочному художнику Йоханнесу Тору Рантиусу. Судебный процесс над ним в Харлеме завершился обвинительным приговором по обвинению в нечестии, ереси и «ужасном» богохульстве. Он был приговорен к двадцати годам тюремного заключения, но через два года был освобожден из-за вмешательства высокопоставленных лиц[586].

Бродяга по имени Александр Агнью («Джок из широкой Шотландии»), который был повешен в Дамфрисшире на юге Англии в 1656 году, рассматривается в исследованиях как представитель «народного рационализма». Он отрицал, что Христос – Бог, что существует Святой Дух, что у человека есть душа, что есть рай или ад и что Священное Писание – это Слово Божье. По словам Агнью, он не имел никакого отношения к Богу, но природа дала ему все[587].

Последним, кого казнили на Британских островах за богохульство, был Томас Айкенхед, это произошло 8 января 1697 года. Более поздние исследователи называли его унитаристом или деистом или пытались вычленить из его разрозненных высказываний стройную систему антихристианских идей, например отрицание бесконечности[588]. Однако многое позволяет предположить, что его погубила не идейная основа высказываний, а их резко оскорбительная форма. В обвинительном заключении, среди прочего, говорится, что он называл теологию «рапсодией плохо придуманной чепухи». Священное Писание, по словам Айкенхеда, наполнено такой наглой смесью глупости, бессмыслицы и противоречий, что он удивляется степени тупости мира, который так долго позволял себя одурачивать им. В частности, Айкенхед назвал Ветхий Завет «баснями Эзры», поставив библейского писателя в один ряд с языческим поэтом Эзопом. По мнению Айкенхеда, Христос был мошенником (impostor), который научился своим магическим трюкам в Египте, а затем выдавал их за чудеса. Так же было и с Моисеем, но он был лучшим политиком. В целом, однако, Айкенхед говорил, что предпочитает Мухаммеда. Вера в Троицу не заслуживает опровержения, она так же абсурдна, как вера в hircus cervus, животное, которое наполовину козел, наполовину олень. В целом Айкенхед полагал, что христианство исчезнет в течение очень короткого времени[589].

Изображение и богохульство

Летом 1520 года Ули Андерс из Кеннельбаха (графство Тоггенбург) предстал перед судом в Цюрихе по обвинению в богохульстве. Ули уже привлекал к себе внимание как богохульник, высмеяв слугу кардинала в непристойной форме – с намеком на сексуальные отношения, – и, мало того, при этом грубо поклявшись пятью ранами Бога. Однако Ули Андерса погубило кощунственное действие совершенно иного качества. В трактире в Уцнахе он напал на художественно оформленный витраж с изображением распятого Христа вместе с Девой Марией и апостолом Иоанном. Ули сначала пронзил окно своим мечом, а затем полностью разнес его, воскликнув: «Идолы бесполезны, они не помогают!» Ули Андерс был приговорен к смерти и обезглавлен[590].

Сила и бессилие изображений

То, что нападение на изображение понималось как богохульство, не было чем-то из ряда вон выходящим. На протяжении веков, как мы видели, преступление богохульства включало в себя не только кощунственные слова, но и соответствующие поступки (см. главу 8). Наглядные изображения богохульства обычно показывали нападения на скульптуры святых или на стенные росписи. В период около 1500 года символом богохульства стал шут в треугольном колпаке, нападающий на придорожную часовенку. И преступления евреев, которых христиане считали богохульным народом по преимуществу, также чаще всего представлялись как нападения на христианские религиозные образы[591]. Иконоборческие действия, портящие изображения, часто без лишних слов попадали в разряд богохульных.

Что руководило людьми, которые нападали на изображение Богоматери или какого-либо святого в Средние века? Они, конечно, имели в виду не символ в смысле Нового времени, не знак, указывающий на существование отсутствующего, потустороннего святого, и уж точно не произведение искусства в современном смысле слова. Скорее, христианские придорожные кресты, скульптуры святых или картины были воплощениями, в которых святой реально присутствовал, – по аналогии с древними культовыми изображениями, в которых размещались языческие боги. В христианстве первоначально такую роль выполняли телесные останки святых заступников, реликвии, наличие которых в алтарях и церквях обеспечивало физическое присутствие святых. С раннего Средневековья наряду с мощами также и изображения святых начали творить чудеса, а не позднее XII века тоже стали почитаться как реликвии. «Им молились, водили процессии, им воскуряли ладан, целовали и помазывали благовониями; их одевали, выбирали в крестные родители, давали клятву; они также исцеляли больных, изгоняли дьявола, благословляли детей, приносили победы и даже могли воскрешать мертвых»[592]. Изображениям приписывалась особая действующая сила (virtus), которая росла благодаря благочестивому поклонению верующих и их ритуальному почитанию. В этом смысле почиталась не (только) Богоматерь или потусторонний святой как таковой, а определенный исполненный чудотворной силы благодатный образ, такой как, например, Богоматерь в монастыре Айнзидельн в кантоне Швиц. Наоборот, ранили или наказывали злодеев тоже определенные изображения: так (как сообщает Гиральд Камбрийский в начале XIII века) статуя сошла с алтаря церкви Святой Марии в Кентербери, вооружилась канделябром и побила порочного клирика, который собирался изнасиловать молодую девушку[593].

Обратной стороной власти, приписываемой изображениям, может быть их бессилие и унижение; в своем «опредмечивании» священное было одновременно и «доступным», и «подверженным человеческому вмешательству»[594]. Так, в раннем Средневековье монашеские общины иногда ритуально унижали мощи своих святых покровителей, оскорбляли их или даже били – все для того, чтобы заставить их лучше поддерживать своих