Почти как мы. Вся правда о свиньях - Кристоффер Эндресен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Или нет?
О скромных размерах мозга свиньи написала в 2016 г. Серена Минервини, ветеринар из Италии. Исследование проводилось на Sus scrofa domesticus[344], т. е. домашних свиньях, а не их прародителях Sus scrofa, диких кабанах. Минервини, конечно, взяла для экспериментов две самые распространенные в мире породы: датского ландраса и британскую йоркширскую. Эти животные прошли интенсивнейшую селекцию, подобных которой в современном животноводстве еще не было, так что в физиологии животных произошли серьезные изменения. Вот вам и главное слабое место всей шкалы КЭ. У домашних животных, особенно у пород, которые выводились исключительно ради мяса, тела претерпели значительные трансформации, так что их внутренние органы изменились до неузнаваемости[345]. И это касается не только свиней. То же самое наблюдается у быков бельгийской голубой породы, у которых гипертрофированные мышцы того гляди порвут кожу. Еще один пример – цыплята-бройлеры Росс-508. У них грудные мышцы настолько увеличены, что перевешивают саму птицу. В результатах, полученных Минервини, удивляет прежде всего даже не то, что у свиней маленький мозг. Еще поразительнее, что мозг уменьшился по сравнению с предыдущими измерениями, да не просто уменьшился: у некоторых особей он сократился на 34 %. Минервини не дает окончательного объяснения, но предполагает, что это может быть связано с различными аспектами, такими как корм, который задают животным, и другими особенностями содержания свиней, что касается их малоподвижной жизни в тесных помещениях.
Однако из эволюционного учения мы знаем, что, если у животного крупный и энергозатратный мозг, он играет первостепенную роль в обеспечении выживания хозяина[346]. В таком случае лишенным передвижения свиньям в отрасли промышленного животноводства мозг вообще не особо нужен. Выходит, взрослым особям достаточно капельницы, чтобы поддерживать в них жизнь. Современные селекционные программы, благодаря которым и удалось вывести промышленные породы свиней, позволили совершить эволюционный скачок в рекордные сроки, так что теперь не природа, а человек стоит у руля. Программы не преследовали цель изменить мозг домашнего скота, однако одновременно с выработкой ценных для людей физиологических качеств животных они привели к непредвиденным анатомическим жертвам. В случае свиней одной из них стал размер мозга. Получается парадокс: как же тогда свиньи продолжают так лихо справляться с тестами на когнитивные способности? Минервини уверена, что ни КЭ, ни размер мозга в целом нельзя назвать надежными показателями интеллекта животного[347]. А что же тогда можно? Хотя и так небольшой мозг свиньи успел уменьшиться, кора у него осталась. Ее можно узнать по характерным извилинам верхнего слоя головного мозга. Так эволюция нашла способ уместить в тесную черепную коробку все его важные для когнитивных и сенсорных функций области, поэтому считается, что чем плотнее и замысловатее рисунок извилин, тем сложнее сам мозг.
Когда в 2015 г. немецкий ветеринар и нейробиолог Верена Шмидт решила составить полную карту строения свиного мозга, она провела исследование нескольких карликовых домашних свиней при помощи аппарата функциональной магнитно-резонансной томографии (фМРТ). Результаты не порадовали – по крайней мере, тех, кто искал у свиней интеллект. Снимки показали, что у свиней мозг устроен примитивнее, чем у других копытных. На большой мозг («мозг человека») у них в целом приходится намного меньшая доля, чем у крупного рогатого скота. Да и лобные доли, которые отвечают за основные когнитивные функции, такие как поиск решений и мышление, выдающимися тоже не назвать. Выходило, что ничто в исследовании Шмидт не указывало на незаурядные умственные способности свиней, во всяком случае по сравнению с прочим более крупным домашним скотом[348].
Поиски у свиней особого ума словно зашли в тупик, но надежда остается. В конце концов, для мыслей и чувств важна не сама мозговая масса. Все дело в крошечных клетках мозга, нейронах.
Если вытащить мозг из банки с формалином, положить на кухонный стол и разрезать вдоль, единственное, что увидишь, – невзрачная серая масса с какими-то полостями там и сям. Собственно, именно так и сделал в конце XIX в. итальянец Камилло Гольджи, и это тоскливое зрелище не давало ему покоя. Гольджи, работавший в Университете Павии, был выдающимся ученым, донельзя преданным своему делу. Его настолько увлекал мозг, что даже кухню он переделал в маленькую лабораторию, где никто не мешал ночами напролет изучать это загадочное серое вещество. До самого утра он продолжал рассматривать под микроскопом всё новые срезы мозга, но видел лишь серую субстанцию. Получалось, что мозг представлял собой просто бессмысленную мягкую ткань. И так продолжалось, пока Гольджи не сделал то, что в итоге привело к одному из важнейших открытий, которые только совершали люди в стремлении узнать новое: он ошибся.
Рассказывают, что Гольджи без какого-то умысла поместил срез мозга в ванночку с бесцветным нитратом серебра. Там он его и забыл на несколько дней, и срез все лежал, пока Гольджи его случайно не обнаружил[349]. Должно быть, ученый от увиденного пришел в восторг, потому что впервые ему удалось увидеть то, что он так давно искал. На поверхности мозгового среза проявился мудреный узор из спутанных линий, усеянный еле видными точками[350]. Гольджи открыл революционный способ изучения нервной системы. Горькой пилюлей для него стало, что его заклятый соперник, не менее выдающийся испанский ученый Сантьяго Рамон-и-Кахаль, увидел нечто, о чем сам Гольджи не догадался. Основываясь на данных, полученных Гольджи на кухне-лаборатории, Рамон-и-Кахаль сформулировал принцип, закрепившийся под названием «нейронная доктрина» и положивший начало современной нейробиологии: «Нейрон – это анатомическая, физиологическая, метаболическая и генетическая единица нервной системы». Когда в 1906 г. ученые разделили Нобелевскую премию, отношения между ними были уже настолько напряженными, что им на церемонии якобы пришлось стоять, отвернувшись друг от друга и глядя в разные стороны[351]. Может, и хорошо, что Гольджи из могилы никогда не узнать, что одного лишь Рамон-и-Кахаля со временем стали величать «отцом современной нейробиологии». Благодаря новаторской работе этих двух ученых сегодня нам известно,