Прямо сейчас ваш мозг совершает подвиг. Как человек научился читать и превращать слова на бумаге в миры и смыслы - Станислас Деан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Благодаря принципу ребуса шумеры и египтяне создали множество символов, которые могли транскрибировать любой звук в их языках. И действительно, подмножество иероглифических знаков образует так называемый иероглифический алфавит (хотя такое название не совсем корректно): несколько десятков знаков, представляющих все согласные в древнеегипетском языке. Эта система использовалась для транскрипции имен собственных, например «Александр» или «Клеопатра». Именно его простота позволила основателю египтологии Шампольону разгадать иероглифический код. Шумеры использовали более обширный набор символов для репрезентации всех своих слогов. Они изобрели клиновидные знаки для всех возможных комбинаций одной согласной [С] или гласной, окруженной согласными [СГ, ГС или СГС].
Таким образом, египтяне и шумеры очень близко подошли к алфавитному принципу, но не сумели извлечь этот бриллиант из своих раздутых систем письма. Хотя стратегия ребуса позволяла им записывать слова и предложения с помощью компактного набора фонетических знаков, они продолжали дополнять их множеством пиктограмм. Это неудачное смешение двух систем, одна из которых была основана на звуке, а другая – на смысле, порождало неопределенность. Например, по знаку звезды невозможно было сказать, что конкретно имел в виду писец: слово «бог», «звезда» или просто соответствующий звук. Сейчас очевидно, что можно было значительно упростить эту систему, придерживаясь исключительно звуков речи. К сожалению, культурная эволюция нетороплива и не склонна к рациональным решениям. В результате и египтяне, и шумеры следовали по естественному пути возрастающей сложности. На протяжении сотен лет, вместо того чтобы упрощать системы письма, обе цивилизации пытались устранить двусмысленности, добавляя все новые и новые знаки. Так, клинопись обзавелась «детерминативными» идеограммами для уточнения смысла сопровождающих знаков. Каждая из них обозначала семантические категории: город, человек, камень, дерево, бог и так далее. Например, знак «плуг» в сочетании с детерминативом «дерево» означал сельскохозяйственный инструмент. Тот же самый символ с детерминативом «человек» обозначал пахаря. Кроме того, детерминативы уточняли значения слов, записанных в слоговой нотации – хорошая идея, поскольку практически любой слог мог соответствовать нескольким омофонным словам (почти как английские «one» и «won»[296]).
Поразительно, но египетская письменность развивалась аналогичным образом. Иероглифы включали сложную систему детерминативов для таких категорий, как человек, вода, огонь, растение, действие и даже абстрактные понятия. В этой сложной схеме слово представляло собой смесь звука, категории и прямого значения. Например, глагол «выходить», который произносился как [пр], содержал минимум три знака:
• Дом, который произносился как [пр], служил фонетическим элементом.
• Рот, который произносился как [р], служил фонетическим дополнением и указывал, что символ дома следует читать ради его произношения, а не ради значения.
• Наконец, пара ног служила детерминативом, выражающим идею движения[297].
Похожая логика управляла эволюцией китайских иероглифов. Они тоже состоят из субъединиц, содержащих смысловые и фонетические маркеры. Например, знак, обозначающий «солнечный свет», [qing], содержит символы, обозначающие «солнце» и «зеленый». Первый – это семантический маркер, а второй, [qing], указывает на правильное произношение.
Хотя все эти графические комбинации весьма замысловаты, они не намного сложнее той логики, благодаря которой англичане различают омонимы «cellar» («погреб») и «seller» («продавец»), «I» («я») и «eye» («глаз») или «but» («но») и «butt» («окурок»). Они тоже полагаются на орфографические условности, которые включают в себя комбинацию морфем и фонем. Английское правописание может показаться сложным, но на самом деле оно проясняет двусмысленности фонетических обозначений. Оно использует специальные письменные формы для разных значений слов, которые звучат одинаково, например «lessen» («уменьшать») и «lesson» («урок»), «pea» («горох») и «pee» («моча»), «horse» («лошадь») и «hoarse» («хриплый»). В словах «board» («доска») и «bored» («скучающий») окончание – ed служит маркером причастия прошедшего времени и в этом отношении мало чем отличается от тех, что использовались в древнеегипетском языке или клинописи.
Вкратце, смешанная система письма, сочетающая смысл и звук, была независимо принята разными культурами. Но почему смешанные системы письменности представляют собой такой стабильный фактор для обществ во всем мире? Вероятно, этому способствуют сразу несколько ограничений: структура нашей памяти, организация языка и доступность определенных связей в мозге. Наша память плохо приспособлена для чисто пиктографического или логографического письма, где каждому слову соответствует свой собственный символ. В таком случае нам бы пришлось запоминать знаки для каждого из 50 000 слов в нашем лексиконе, а это вряд ли возможно. Система записи звуков тоже не подходит. Большинство языков содержат такое множество омофонов, что сугубо фонологическая система была бы переполнена двусмысленностями. Чтение превратилось бы в расшифровку ребуса. Смешанная система, использующая фрагменты как звука, так и смысла, кажется оптимальным решением.
Такая система письма имеет и другое преимущество: она отлично приспособлена для подключения «буквенной кассы». Проецируя как на медиальные височные и лобные зоны, кодирующие значение слова, так и на верхние височные и нижние лобные отделы, участвующие в слуховом анализе и артикуляции, эта область, вероятно, играет ключевую роль в распределении фонологических и семантических фрагментов информации. Если бы эти связи не существовали у всех людей, нашим шумерским и египетским предкам, вероятно, пришлось бы изобретать совсем иной зрительный код.
Алфавит: огромный скачок вперед
Зародившись в Месопотамии, «вирус» письменности быстро распространился на окружающие культуры. Благоприятная среда, которую он нашел в человеческом мозге, несомненно, очень этому способствовала. Однако во всех обществах «письменная эпидемия» ограничивалась лишь небольшой группой специалистов. Сложность этого изобретения препятствовала его дальнейшему распространению. По некоторым оценкам, шумерский язык когда-то насчитывал 900 знаков, число которых позже сократилось до 500: пиктография постепенно уступала место слоговому письму. В Египте обучение писца включало заучивание в общей сложности около 700 знаков. В современном Китае детям приходится заучивать несколько тысяч символов. Еще в 1950-е годы уровень неграмотности среди взрослого китайского населения был близок к 80 % – до того, как радикальное упрощение и массовые инвестиции в образование снизили этот показатель до 10 %.
Прежде чем вирус письма приобрел характер пандемии, он должен был мутировать. Как и в случае с
