Теплая птица: Постапокалипсис нашего времени - Василий Гавриленко

— Стрелки!

В этом крике мог бы поместиться весь страх этого мира. Мародеры бросились врассыпную, — прочь из светового круга, — я послал им вдогонку несколько пуль, сочно вонзившихся в тело ночи.

Я вышел из-за стены (не таясь, в полный рост) и через сугробы направился к костру. Отец Никодим сидел на коленях, дрожа, как новорожденный олененок.

— Все в порядке, ваш крест. Вы спасены.

Он взглянул на меня.

— Ахмат?

Надо же, сразу узнал.

— Да, я. Поднимайтесь, ваш крест. Надо уходить, они могут вернуться.

Я помог ему подняться, и мы поплелись прочь от костра по протоптанной бандой Варяга тропинке. Отец Никодим обхватил мою шею рукой, зубы его выбивали дробь.

— Ахмат, — едва различил я. — Не говори никому.

— Не скажу, ваш крест.

Надо же, как печется о репутации. Впрочем, удивляться тут нечему: едва ли стрелки будут столь же благоговейны перед этим человеком, узнай они, что его чуть было не поимел какой-то мародер. Думаю, грубый окрик «Соси!» будет тревожить отца Никодима по ночам…

Небо посветлело, когда мы добрались до места, где нас атаковали мародеры. Автомобили слегка припорошило снежком; от трупа Глеба Пьяных метнулся в сторону какой-то рыжеватый зверек. Подойдя, я с отвращением увидел, что щека Глеба прогрызена, в неровной дырке белели зубы.

— Стой, Ахмат!

— Да, ваш крест?

Отец Никодим оперся рукой о капот машины. В его бороде застряли клочки сена, под глазом багровел кровоподтек.

— Думаю, нам стоит попробовать завести эту машину.

— Но, ваш крест, я никогда… — начал было я. Отец Никодим сердито взмахнул рукой.

— Не упражняй язык, Ахмат. Садись.

Он открыл передо мной переднюю дверцу. Шофер с аккуратной черной дырочкой во лбу, уронив голову на руль, смотрел на меня, словно спрашивая: «Куда ж ты прешься, дурак?». Мне пришлось взять труп за шиворот и вытащить из машины на снег.

Отец Никодим дождался, пока я занял место за рулем.

— Ну, заводи.

Легко сказать. Перед моими глазами непробиваемой стеной стояли какие-то датчики со стрелками, кнопки и рычажки.

— Поверни ключ.

Ключ? Что за ключ?

— Вон ту хреновину поверни, — раздраженно ткнул пальцем отец Никодим.

Я нащупал ключ, повернул. Машина заурчала.

Отец Никодим обрадованно вскрикнул и, обежав капот, сел в кресло рядом со мной.

— Трогай.

— Ваш крест, — робко проговорил я. — Может быть, вы поведете?

— У меня едва хватает сил, чтоб ворочать языком, — сказал отец Никодим таким голосом, что ему трудно было не поверить. — Вдави в пол левую педаль. Да, так. Теперь медленно отпускай и дави правую. Е… твою мать!

Машина рванула с места, холодный воздух хлынул в разбитое стекло; каким-то чудом я успел повернуть руль, иначе мы врезались бы в машину сопровождения.

— Помедленней, черт тебя дери!

«Помедленней? Что значит —помедленней?»

— Да не дави ты так на газ, на правую педаль, — умолял отец Никодим, подпрыгивая на кресле.

Я ослабил нажим правой ноги —машина сбавила скорость. Оказывается, водить автомобиль не так уж и сложно! Я выпрямился.

Место нападения осталось позади. Развалины многоэтажек окружили нас.

— Здесь поверни.

Я послушно крутанул руль. Отца Никодима бросило на меня, я же ударился головой об дверцу.

— Осторожней!

— Слушаюсь, ваш крест.

Мы выбрались из переулка на трассу, запруженную мертвыми машинами. Выехав на свободное место, я —как-то само по себе получилось —прибавил газу. Врывающийся в разбитое стекло ветер вздыбил волосы.

Какой-то бродяга, похожий на ходячую кучу тряпья, погрозил нам вслед костлявой рукой; поднявшееся солнце искрилось на снегу, сверкало в пустых глазницах домов; мертвый мир замельтешил, запрыгал перед нами и словно бы ожил. Йе —хуу! Ветер —в лицо.

По приказу отца Никодима я свернул с шоссе в закоулок, съехал на возникшие перед нами железнодорожные пути. Некоторое время автомобиль, точно заяц, прыгал по железной дороге, пока не достиг стены, подобной той, что окружает Цитадель. Здесь я повернул и повел машину вдоль стены.

Когда впереди показались ворота, я слегка запаниковал —как мне остановиться?

Бросив давить на газ, я добился того, что машина поехала медленно. Отец Никодим задумчиво смотрел перед собой, словно забыв обо мне. А была не была! Прямо перед воротами я до предела вдавил в пол среднюю педаль. Машина остановилась, я стукнулся об руль так, что в носу засвербело.

— Приехали, отец Никодим, — сообщил я.

— Вижу, — буркнул он, потирая лоб и, открыв дверцу, вылез из машины.

Отца Никодима пошатывало; мне пришлось подставить ему плечо, иначе он просто-напросто свалился бы в снег.

Я ударил ногой по воротам, закричал:

— Открывайте!

В отворившемся окошке появилось лицо караульного. Бросив взгляд на отца Никодима, он побледнел и, захлопнув окошко, загремел засовами. Поскрипывая, створки ворот разошлись в стороны.

Караульный вытянулся в струнку, не сводя глаз с отца Никодима, который, кажется, потерял сознание.

— Чего уставился? — прохрипел я под тяжестью навалившегося на меня главы ОСОБи. — Доложи начальству.

6. У очага

Отдельная квартира… Ведь в этом что-то есть. Сухо, тепло, уютно. Не воняет парашей и портянками, как в стрелковых бараках; никто не орет посреди ночи, увидев во сне дьявола, не постанывает, теребя член, не играет в карты, не дерется, не блюет на пол зеленкой.

Я потянулся на кровати; мышцы приятно напряглись. В окно была видна частичка Второй Базы, а именно: железнодорожное депо. Пузатый локомотив, выпустив черную тучу, потащил состав, состоящий из четырех вагон-бараков: отряд стрелков отправился на очередную зачистку в Джунгли…

Встав с постели, я подошел к столу, попил воды из бутыли. Есть не хотелось, хотя кроме тварки и сухарей, у меня была банка соленой рыбы.

Посмотрев на себя в треснутое зеркало (клочковатая борода, в глазах —усталая холодность), я вышел из квартиры прямо на улицу. Два стрелка рубили для меня дрова. Я остановился понаблюдать за их работой (топоры сочно вонзаются в дерево, оно трескается, роняя на снег желтые щепки). Лес рубят, щепки летят.

— Будете в тепле, конунг, — заискивающим голосом сказал один из дроворубов.

И он, и я знали, что стрелок Ахмат еще не провозглашен конунгом, хотя уже обеспечен всеми привилегиями. Дроворуб авансом лижет зад старшему по званию…

Я побрел в сторону депо. За спиной —едва слышно:

— Повезло мудаку.

Дроворубы правы: мне повезло, причем не единожды. Варяг и его банда подвернулись как раз вовремя; в машине отца Никодима оказалась винтовка; наконец, меня не пришили, как Меира, и я имел возможность спасти главу ОСОБи. «Спасти главу ОСОБи»! Ну, надо же! Какую причудливую мозаику складывает жизнь… Я спас от насилия человека, чьи подчиненные совершили насилие над моей любимой. Подчиненные? В голове возникла картина: отец Никодим насилует Марину. Содрогнувшись, я встряхнул головой, пытаясь освободиться от миража.

За железнодорожными путями расположились административные здания Второй Военной Базы, среди которых выделялась пузатая пятиэтажная башня с широкой плоской крышей и уже знакомым мне зеленым плакатом над охраняемым автоматчиками входом: «Будущее зависит от тебя». Справа от депо —плац, за ним виднеются крыши бараков, слева —площадка, уставленная ржавыми танками, уныло опустившими стволы.

На плацу несколько стрелков бросали мяч. Кожаная сфера время от времени взмывала высоко в небо, затмевая солнце. Однажды в Джунглях я наблюдал настоящее солнечное затмение —черная тень понемногу съедала светило, вгоняя в душу страх: а ну, как солнце больше никогда не вернется?

— Эй, солдат!

Похоже, эти парни не узнали спасителя отца Никодима. Досада и облегчение поровну разделили сердце.

— Не желаешь сыграть? Нам как раз одного не хватает.

Несколько пар глаз насмешливо (так мне показалось) уставились на меня. Я молча ступил на плац.

Игра началась. Стрелок, получивший мяч, стремительно понесся к прочерченной на снегу линии.

— Держи его!

Я бросился наперерез, но опоздал. Стрелок занес мяч за линию и победно вскинул руки.

— Попроворней, — крикнул бородач из моей команды. — Бросай мяч.

Я с досадой швырнул ему мяч и побежал вперед. Через двадцать шагов, обернулся. Кожаный снаряд, вращаясь в воздухе, летел ко мне. Подпрыгнув, я схватил его и … тут же исчез под грудой тел. Мяч все еще был у меня в руках, горячий, как готовая взорваться бомба.

— Пытайся передать! — орал кто-то. — Пытайся!

В переплетении рук и ног я увидел просвет и, напрягшись, сунул в него мяч. Куча-мала, накрывшая меня, тут же распалась. Я вскочил на ноги, увидел, как бородач вносит кожаный снаряд за линию противника.