Теплая птица: Постапокалипсис нашего времени - Василий Гавриленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отец Никодим вскинул руку в приветствии и, сопровождаемый охраной, спустился к автомобилю. Машина затарахтела и, описав дугу, понеслась в сторону белого дворца с зеленым плакатом: «Будущее зависит от тебя».
— Добро пожаловать, хлопцы, — сказал офицер. Он расслабленно закурил, вытер со лба испарину.
Двое стрелков тащили по плацу труп Бориса, третий нес его голову.
Начался снегопад. Кровавое пятно посреди площадки становилось все бледнее и меньше. Скоро оно исчезнет под снегом.
Шеренги стрелков потянулись к воротам и, кроме нас (новоиспеченных), коротышки —офицера и троих его вооруженных бойцов, на плацу никого не осталось.
— Сдавайте номера, ребята. Теперь вы стрелки и у вас есть имена.
Металлические кружки с номерами, звеня, один за другим падали в холщовый мешочек, в котором уже лежали номера «непретендентов».
— До следующего года, — офицер встряхнул мешочек и передал его одному из бойцов.
— А теперь, — он повысил голос. — Шагом марш в казарму и празднуйте Рождество! Завтра вас ждет распределение по отрядам!
4. Отец Никодим
— За Лорд-мэра!
Кружки с изумрудной жидкостью врезались друг дружке в алюминиевые бока. Зеленка плеснула через края на заплеванный пол барака.
Отвратительная горечь продрала горло, а в желудке словно бы взорвалась граната.
— Что это за хрень?
Я бросил кружку на пол.
— Э, да Ахмат зеленки никогда не пробовал.
Собутыльники расхохотались.
— Тваркой зажуй, — посоветовал кто-то.
Я, не видя ничего вокруг, запихнул в рот длинное волокно сушеного мяса. Вроде бы полегчало, во всяком случае, горло слегка смягчилось.
Теплота как-то враз разлилась по телу, мне стало весело. Да, весело. Затуманился сегодняшний день: крики, кровь, отрубленная голова Бориса. Осталось только ощущение, что я сделал то, что от меня ждали Марина, Христо и другие возрожденцы: я прошел рождественские испытания, я стал стрелком и теперь, вместе с другими счастливчиками, праздную свой триумф.
— Еще, — я подхватил с пола кружку.
Рассвет едва окрасил снежные шапки на крышах бараков, когда я выскочил из дрожащей от храпа казармы.
Я долго блевал, стоя на четвереньках, покрывая сугроб зеленью. Мне казалось, еще чуть-чуть —и меня вывернет наизнанку. Наконец, судороги в желудке утишились. Я отполз в сторону и упал лицом в снег. Ну и зеленка! Кажется, никогда мне не было так скверно. Даже когда, мучимый ознобом, я прятался на дереве в Джунглях.
Повернувшись на спину, я окинул взглядом муторное небо. Последняя звезда утонула в наступающем рассвете.
Навеянный зеленкой туман развеялся. Искаженное решимостью лицо Бориса полоснуло мне память. Это я убил его. А скольких еще людей вынужден буду убить?
— Эй, товарищ!
Я вскочил на ноги, узнав склонившегося надо мной особиста. Это был снайпер из охраны Отца Никодима, только сейчас при нем не было винтовки.
— В этом бараке подвизается новорожденный стрелок по имени Ахмат?
— Это я.
Особист окинул недоверчивым взглядом зеленый от блевотины сугроб, мое изможденное лицо.
— Мне приказано доставить вас к отцу Никодиму.
Это было неожиданно. Зачем я понадобился отцу Никодиму?
— Меня?
— Вас. Идемте.
Особист провел меня уже знакомой улочкой до ворот, за которыми виднелась Золотая Долина. Караульные, ни слова не говоря, посторонились.
Мы пошли через плац (кровавое пятно скрылось под снегом) к белому дворцу с плакатом «Будущее зависит от тебя». Да уж, от меня… Никак не думал, что так скоро вернусь сюда… Вон там, кажется, лежала отрубленная голова Бориса.
Я едва смог подавить рвотный спазм. Горло драло кислятиной, голова дико болела. Я с ненавистью смотрел в энергичную спину особиста. Неужели так теперь будет всегда: «Вас требуют, идемте», «Срочно явиться», «дан приказ»? Ни охнуть, ни вздохнуть.
За белым дворцом показались золотые статуи: стоящие кружком женщины, что-то держащие в руках, куда-то завлекающие (наверно, из-за них это место и назвали Золотой Долиной). Повернув направо, мы подошли к еще одному белому дворцу, с надписью «армения» под козырьком с причудливыми каменными завитушками. Что такое армения?
— Станьте лицом к колонне, — подал голос особист. — Ноги держите на ширине плеч.
— Зачем это?
— Таков порядок.
Я прислонился к холодному камню. Особист быстрыми четкими движениями обыскал меня.
— Прошу, — он взмахнул рукой, приглашая следовать за собой.
Столько всевозможного барахла я никогда в жизни не видел! Просторный, тускло освещенный зал был завален чуть ли не до потолка: диваны, статуи, книги, компьютерные мониторы, тряпье, плюшевые игрушки, аквариумы, пластиковая посуда. Чего здесь только не было! Все бесполезное, ненужное.
Проследовав за особистом по узкой тропинке, проложенной в джунглях барахла, я вышел на свободное пространство и увидел Отца Никодима (память проворно выдала картину —отточенное лезвие опускается на шею Бориса). Отец Никодим возлежал на диване, закинув длинные ноги в остроносых сапогах на спинку. Рядом, в кресле, сидел Глеб Пьяных —тот самый бородач, что опрашивал меня в первый день в Цитадели.
— Ахмат, стрелок АМР, доставлен, — доложил приведший меня особист.
— Хорошо, можете идти, — кивнул Глеб Пьяных.
Отец Никодим лениво разглядывал меня, глубоко затягиваясь сигаретой.
— Голова болит? — вдруг спросил он.
Я от неожиданности ответил не сразу.
— Болит, Отец Никодим.
— Обращайтесь к Отцу Никодиму —«ваш крест», — вставил Глеб.
— Болит, ваш крест.
— Зеленка?
— Зеленка, ваш крест.
Отец Никодим засмеялся, Глеб Пьяных послушно оскалил зубы.
— Знаешь выражение, Ахмат, — «клин клином вышибают»?
— Не знаю, ваш крест.
— Так вот, держи.
Отец Никодим протянул мне зеленую бутылку. Даже смотреть на нее было противно… Я сделал глоток. Горло вспыхнуло огнем. Я боялся, что меня снова стошнит, но —отец Никодим оказался прав —мне полегчало.
— Спасибо, ваш крест.
Я возвратил бутылку.
— Полагаю, теперь с тобой можно говорить на равных, — Отец Никодим улыбнулся, — Должен сказать, меня впечатлило, как ты, Ахмат, разобрался с тем претендентом.
Я сразу понял, что он имеет в виду Бориса.
— Без истерики, без всех этих «кийя!» —четко и ровно. Ничего лишнего —удар и … результат.
— Спасибо за высокую оценку, ваш крест, — сказал я.
Глеб Пьяных иронично взглянул на меня.
— Оценка и вправду высокая, — согласился отец Никодим. — Настолько высокая, что я решил назначить тебя в свою личную охрану на место Григоренко. Его ранили во время рейда по Измайловскому гетто. Помнишь, Глеб?
— Да, ваш крест, — отозвался Пьяных. — Та еще была заварушка.
— Временно, конечно, — пока не оклемается Григоренко. Как ты на это смотришь?
Я ответил, что буду рад сложить за него голову.
— Похвально.
Отец Никодим обратился к Глебу:
— Распорядись выдать парню оружие. Вечером я выезжаю на Вторую. Сколько можно тратить время впустую?
5. Большая шишка
Я сидел в машине сопровождения вместе со стрелком из охраны и шофером, держа заряженный АКМ на коленях. Следом за нами медленно двигался черный автомобиль Отца Никодима. Мы покинули Цитадель не больше двадцати минут назад, но почему-то казалось, что давным-давно. Быть может, потому, что стрелок, по имени Меир, оказался надоедливым и болтливым парнем. Жиденький, востроносый, со смоляными глазками и чернявой бородкой, он словно имел шило в заднице и вертелся на месте юлой.
— Ты из стрелков? — накинулся он на меня. — Давно принят?
Узнав, что только вчера, Меир посмотрел с уважением:
— А я уже год, как в стрелках корячусь. Дальше охранки не дослужился.
— И не дослужишься, — повернув широкое лицо, вставил шофер.
— Это почему? — вскинулся Меир.
— Потому что ты трепло.
— Что есть, то есть, — согласился стрелок, выглядывая в окно. — О, уже Северянин.
Машина проехала по эстакаде, нависшей над железнодорожной платформой.
Из разговора Меира с шофером, я сделал вывод, что служба в личной охране отца Никодима не так уж почетна.
— Скоро кладбище, — неспокойно сказал шофер. — Здесь часто банды нападают на конвои.
— Прям уж и часто, — беспечно протянул Меир. — Когда последний раз?
Шофер умолк, должно быть, припоминая.
— В октябре на конвой конунга Шавката напали…
— Ну, да ты не дергайся, — перебил Меир. — С нами тебе сам черт не страшен.
Машина свернула в переулок, и почти сразу под передним колесом что-то громыхнуло. Осколки стекла, вместе с черным дымом устремились в кабину; сквозь пелену я увидел шофера, уронившего голову на руль.