Ушма - Алексей Наумов

«Ничего… — успокаивал он себя тем же вечером, сидя на втором этаже дома и заканчивая новую запись. — У меня ещё много времени… Это будет лето всех лет… Я всё наверстаю… Они будут моими… Все до единой… Все, кого я захочу… Теперь моё время быть жестоким… Моё… Моё… Моё…»

Но он чувствовал, что что-то переменилось. Точно невидимый ветер задул ему навстречу и шерсть на загривке тигра стала дыбом. Его дом был полон шагов и теней, что явил сам ад. А ещё, странный шёпот стал будить его по ночам. Тихий, бесконечно жуткий, одновременно убаюкивающий и не дающий спать. Кажется, что шептали сами стены, сам воздух, а быть может и он сам.

Удача свернула свои паруса. Он не хотел в это верить, но это было так. Его дом, как корабль, застыл в океане ужаса и чудовища из глубин уже поднимались к нему. А пока, твари поменьше, карабкались по его мачтам, скользили по палубе и бродили в трюмах. Дом ожил, но не светом, а тьмой, и эта тьма не знала пощады.

Глава 9

Людмила тоже чувствовала перемены и слышала жуткий шёпот. Быть может не так явственно как он, но слышала. Олег видел это. Видел её испуг и недоумение. Сам он не был напуган. Его страх был давно мёртв. Он умер вместе с той его частью, что принадлежала миру людей, частью, которую он так ненавидел и гнал прочь. Олега переполняла ярость потревоженного в своём логове тигра. Ярость холодная и бескомпромиссная, за которой бывает только — смерть — зверя или охотника. Но то, что пришло к нему, было не охотником…

В одну из ночей, шёпот вновь разбудил его. Олег бесшумно поднялся и вышел в коридор. Густая, липкая тьма окутала его с ног до головы. Стены, пол, потолок, весь коридор был сплошь покрыт огромными, слизнеподобными тварями. Они касались его лица, волос, шеи, ладоней, босых ног и в этих прикосновениях он узнавал другие, те, что дарили ему его жертвы. Только это было не трепещущее тепло юных тел, а ледяные прикосновения оживших трупов.

Дверь в комнату дочери была приоткрыта, и он двинулся к ней, бесстрашный и безумный, чувствуя дыхание преисподней всей кожей, плывя в ней как в море. Эти несколько шагов показались ему вечностью, проведённой в кромешном беспросветном аду, но он шёл и шёл, отметая все ужасы, не в силах побороть их, но отказываясь признавать их власть над собой. Он сам был ожившим демоном, исчадием бездны, зверем живущим человеческой кровью и тьма расступалась перед ним. Черные джунгли окутывали его дом, шевелились под потолком, пронзали стены и расцветали чудовищными цветами у его ног, но он не останавливался, зная, что пути назад нет.

«Я Хозяин… — шептал он себе, сбрасывая лианы тьмы со своего лица. — Я и только я… Я не боюсь… Вы — тени и только тени… Никто не запугает меня… Никто!.. Я ХОЗЯИН!

Шёпот лился из приотворенной двери в комнату Анюты. Олега прислушался, а затем его охватил дикий гнев — он наконец-то расслышал слова! Забыв про черные джунгли, он рванул вперёд и распахнул дверь. Тень была внутри — жуткая, чёрная фигура сидящая в изголовье спящей девочки. В левой руке она сжимала книгу, а правой гладил Анюту по голове, словно не давая ей проснуться от мучавшего её кошмара. Она читал дочери Бортовой журнал, слово за словом, страницу за страницей, ужас за ужасом. Её голос был тихим, меланхоличным и пустынным как ноябрьский ветер несущий мёртвую листву.

С трудом сдержав крик, Олег бросился к нему, пытаясь выхватить книгу, а затем ударил тень несколько раз прямо в чёрный провал лица, но всё впустую. Она даже не посмотрела на Олега. Её шёпот продолжал обволакивать спящего ребёнка чёрным ядом смерти и Анюта внимала ему всей бестрепетностью детской души. Только сейчас Олег заметил, что руки у Анюты черны по локоть, точно она обмакнула их в нефть, и ещё одно чёрное пятно расползается по её груди, подбираясь к шее.

— Оставь её! — зашипел Олег, силясь сделать хоть что-то. — Слышишь, оставь!.. Не смей прикасаться к ней!.. Она моя!.. Моя!.. МОЯ!

Тень замолчала. В ней давно не осталось ничего человеческого, но сейчас это было особенно ясно. У Олега волосы встали дыбом, но он вновь ударил её, но только ушиб руку о стену.

— Вон из моего дома! Вон! — хрипел он. — Не смей её касаться! Не смей! Она моя! Только моя и ничья больше! Убирайся!

Тень не шевелилась. Она вновь была похожа на шевелящуюся в воздухе чёрную дыру, в глубине которой маячит кто-то чернее самой черноты…

Анюта проснулась, села в кровати и тихо заплакала.

— Тихо, тихо, моя хорошая… — начал успокаивать её Олег. — Это просто я зашёл… Не бойся… Всё хорошо…

— Мне приснился страшный сон, — сказала девочка, прижимаясь к нему. — Кто-то заходил сюда… Кто-то страшный… Он сидел вот здесь, где ты… Он смотрел на меня, гладил меня… Я боюсь, папочка!.. Он говорил и говорил и говорил… Он и раньше приходил!.. Он…

— Не бойся, милая моя, — шептал Олег, гладя её по голове. — Не бойся… Тут никого не было… Это просто сон… Дурной, глупый сон и ничего больше… Ты только моя… Только моя… Моя…

— Но он был тут, был, — упрямилась Анюта. — Он опять говорил, что другие дети уже ждут меня… Он сказал, что книга…

— Забудь эти слова, — оборвал он её. — Забудь! Это просто сон. Сон и ничего больше!

— Но я видела её! Видела! — почти крикнула Анюта, а затем подняла вверх дрожащий палец. — Она лежит там, наверху… За трубой!.. Там тайник!.. Я видела её!.. Вчера ночью!.. Он отвёл меня к ней!.. Он дал мне её в руки… Ту книгу… Она вся чёрная… Я вся перепачкалась… Я не хотела её брать, но он заставил… Заставил!..

Олег похолодел. В животе у него всё сжалось и окаменело, так сильно, что его не вывернуло.

— Это просто сон, — сказал он совсем другим голосом, так что дочь замолкла на полуслове и с ужасом отпрянула от отца. Она вдруг ясно почувствовала острый запах смерти которым он весь был пропитан. Её стало трудно дышать и сделалось очень жарко. Руки, которые ломило у неё со вчерашнего утра, заболели с удвоенной силой, теперь и выше локтей, а в грудь словно ударили ногой. Как в бреду, она покорно позволила уложит себя на бок, укрыть одеялом и закрыла глаза.