Ушма - Алексей Наумов

Что огорчало Олега, так это неравномерность его записей. К примеру, целых три года подряд урожай был до ужаса скудным: частично из-за плохой погоды, частично — из-за болезни спины. Впрочем, следующие годы были тучные, и одна запись следовала за другой, а однажды, сразу две за день.

Это было одно из его излюбленных воспоминаний и ему не было нужды заглядывать в тетрадь, чтобы восстановить все детали, но он всё же делал это, подчиняясь какому-то неведомому, потустороннему ритуалу, на который всё больше и больше походила его жизнь.

Тот день был сухим и ветреным. Особой жары не предвиделось, но лето заканчивалось и все торопились урвать последние мгновенья тепла, прежде чем незримая паутина осени ляжет на притихший лес и озолотит его.

Она несла большой надувной матрас и, очевидно, торопилась нагнать большую кампанию ребят, что прошли мимо его засады пять минут назад. На вид ей было около 14, но он видел, что она просто девочка-переросток, всё ещё живущая детством. Он обрушился на неё как гром с небес, ударил, накинул петлю и унёс к болотам. Её матрас послужил им превосходным любовным ложем, и он был так доволен этим неожиданным удобством, как и услужливой покорностью девочки, что почти не мучал её после, а убил быстро и аккуратно, спрятав её безжизненное тело в глубине камышей, так что оно практически полностью ушло под воду. Матрас он пустил на воду и тот поплыл вдаль гонимый ветром, немой свидетель разыгравшийся на болотах трагедии.

Он покинул место поиска в прекрасном расположении духа и внезапно ему пришла в голову мысль искупаться. Он глянул на свою карту и поспешил к другому отмеченному на ней кружку, что был неподалёку. Там, на отмели, среди толпы отдыхающих, так как озеро было весьма популярным, и к нему съезжались люди со всей округи, он встретил вторую жертву, молодую женщину лет 25–27, выглядевшую со спины точь в точь как хрупкая и немного угловатая девочка-подросток.

Он напал на неё по пути к автобусной остановке, в узкой полосе кустов, отделявшей дорогу от озера. Оттащив несчастную на сотню шагов в сторону от оживлённой тропинки, он старательно изнасиловал её под шум проезжавших мимо автомобилей. Её тело было отзывчивым и нежным. Когда она пришла в себя, он потребовал от неё изгибаться под ним, точно кошка и негромко стонать, и ещё кое-что другое, и получил огромное удовольствие. Пока он отдыхал лёжа на ней, она, по его приказу, поглаживала его бёдра. Эти тихие касания убаюкивали его, и он с неохотой прервал их, затянув на шее женщины удавку и дождавшись, пока её тело прекратит дрожать.

Он добил её кастетом, забрал несколько рублей из кошелька, оттащил труп дальше в сторону, и забросал мусором. Всё прошло так легко и приятно, что он спокойно вернулся к озеру и ещё раз искупался, после чего, освежённый и радостный, поехал в рыбхоз, а оттуда домой. Он купил тогда огромного сазана и Людмила пришлось запекать его в духовке в два захода. Он в жизни не ел рыбы вкуснее.

Было приятно вспоминать все эти мелкие подробности, когда за воротами бушевала метель, и до следующего поиска было ещё очень далеко. Он научился ценить эти моменты, смаковать их как тонкое вино, и сдерживать себя, зная, что летом наверстает всё упущенное.

Помимо бассейна, который Олег продолжал регулярно посещать, теперь он имел прекрасную возможность наведываться в школу. При любой возможности он старался отвести туда Анюту по утрам, подспудно, алчно разглядывая школьниц постарше, которые уже походили на маленьких женщин и чьи юбки скрывали пару стройных ножек, весьма гладких и нежных на ощупь, как он уже успел узнать. Также, он никогда не пропускал родительские собрания и вообще крайне интересовался жизнью класса. Это сыскало ему репутацию заботливого отца, так что никому и в голову не приходило, что он на самом деле думал, когда брёл по школьным коридорам, оглядывая цепким кошачьим глазом шумную детвору.

«Если бы я хотел, если бы я был безумцем, то мог бы с лёгкостью мог убить целый класс, а может и больше, — размышлял он в такие минуты. — Конечно, на этом бы всё закончилось, но какое это должно было быть восхитительное чувство, забирать их одного за другим, по очереди, на глазах у тех, кто ещё надеется, что его черёд никогда не придёт… О, это было бы просто чудесно… … Жаль только, что такое можно проделать всего один раз, как жаль…»

Он вглядывался в лица спешащих навстречу школьниц и пытался угадать, как бы они вели себя, окажись они запертым с ним — кровожадным хищником — в одной комнате, из которой нет выхода. Он легко читал их чистые души. Ему хватало пары секунд, чтобы знать наверняка кто бы их них кричал и бился в истерике, кто бы сопротивлялся, кто бы молил о пощаде, а кто — о скорейшей смерти.

Он тасовал их точно карты, раскладывая впоследствии из их образов кровавый пасьянс своих жестоких фантазий. Это отвлекало его и забавляло. Олег чувствовал себя котом играющим с клубком ниток. Только в отличие от большинства людей, он никогда не забывал о единственном смысле этой «милой» игры маленького хищника — оттачивание навыка убивать.

Его собственная дочь никогда его не возбуждала. Только изредка, когда она мылась, и ему случалось оказаться в ванне, очертания её тела наводили его на определённые мысли, но он легко возвращал их в прежнее русло.

«Я же не какой-нибудь ненормальный… — усмехался он. — Нет… Она моя дочь… Мой тигрёнок… Моя, но по-другому, иначе… Я не увижу в ней того, что вижу в других… Я разумный хозяин… Мне принадлежит всё, и нет нужды разрушать это… Нет, я не безумец… Я не сделаю с ней того, что делаю с другими… Они никто и заслуживают смерти, но она должна жить, иначе всё теряет смысл… Она дочь хозяина и ей владеть этим миром после меня… Я научу её презирать страх и людей, которые им дышат… Я научу её быть свободной… Я покажу ей, как быть смелой… Я многое смогу показать ей… Многому научить… Очень многому…»

Весной, когда Анюте стукнуло 11 лет, его Бортовой журнале содержал 43 записи. Раньше он и подумать не мог, что ему удастся дойти до такой цифры. Это казалось немыслимым и слишком опасным. Сейчас же он спокойно поставил себе цель добиться к концу сезона круглой