Пока ангелы спят - Анна Литвинова

Кононова встала, подобралась и улыбнулась:

– Даю. Действую.

– А ты, – обратился подполковник к Буслаеву, – быстро объявляй в розыск машину Данилова… И еще. Установи: Данилов в одиночку в Израиль летал? Или с кем-то? Он брал один билет на самолет? Или два? Или десять?..

– Есть, товарищ подполковник!

Буслаев хотел было пошутить: а вы, мол, гражданин начальник, чем займетесь? – но осекся. Редко ему приходилось видеть Петренко столь озабоченным.

Да что там – редко!

Никогда раньше, почитай, не приходилось.

Шоссе от Шереметьева до Москвы оказалось почти пустым. Алеша гнал под сто тридцать. Машина тряслась и ревела. Столица встречала путешественников неласково. По небу неслись низкие тучи. Срывались капли дождя. Немногочисленные прохожие, жмущиеся к автобусным остановкам, кутались в кофты, плащи и даже пальто.

В Алешиной машине, впрочем, было тепло. Гудела печка, добросовестно гнала теплый воздух. Наташа быстро согрелась. Искоса взглядывала на Алешу. Он казался сосредоточенным и бесстрастным.

– Когда въедем в Москву, останови у телефона. – Наташа перекричала рев машины.

– Зачем?

– Позвоню домой. Хочу убедиться, что мои действительно свалили на дачу.

– И что?

– Если они смылись, поедем ко мне. Машину поставим в папин гараж… Ну а если предки вдруг не слиняли, остались дома – тогда поедем на дачу. Я предупрежу их, чтоб они туда не совались…

Алеша ничего не ответил – о чем-то думал, не сводя глаз с дороги. Потом спросил:

– Ты уверена?.. Ты уверена, что тебе это надо?.. Связываться со мной?..

Алексей повернул голову и внимательно посмотрел на нее.

– Следи за дорогой, – сказала она, не глядя на него.

– Неприятностей не оберешься.

– Плевать.

Она хотела добавить: «Лучше неприятности с тобой, чем тоска без тебя», но постеснялась.

Данилов резко снизил скорость. Они подъезжали к посту ГИБДД перед Кольцевой дорогой. Вдруг Алеша снова повернулся к ней, улыбнулся и сказал:

– Я люблю тебя, Наташа.

Гаишник, скучающе помахивая палочкой, вскользь глянул на старую «копейку». Карточка техосмотра на месте, в кабине парень с девчонкой, красивые, влюбленные… Пусть себе едут, все ж таки праздник…

…Ориентировка на даниловскую «копейку» поступит на пост через десять минут.

Когда я подруливал к Наташиному дому, эйфория, охватившая меня в первые минуты после того, как я выбрался на волю, схлынула. Я начал отчетливо понимать, во что вляпался. Иметь нелады с «гэбухой» в нашей стране опасно. Оставлять ее с носом – опасней вдвойне. Об этом говорило – да что там говорило, кричало! – все мое знание отечественной истории, а также личный генетический опыт. И если раньше я, быть может, интересовал чекистов постольку-поскольку, то теперь, когда я выскользнул из отвратительных лап власти, они уж точно не оставят меня в покое. Из чувства уязвленного самолюбия достанут. Из спортивного интереса. Наконец, из соображений личной неприязни – так это, кажется, у них, с понтом – юристов, формулируется?

Скрыться в доме у Наташи казалось неплохой идеей. «И не боится ведь, – подумал я. – Не боится – оттого что непугана. Вон как упоенно играет в казаки-разбойники. Вся разрозовелась, словно в любви… А она, оказывается, азартна…»

«Идея-то хороша, даже прелестна, но только на время. – Я продолжал думать, заруливая в глубины бескудниковских кварталов. – Причем спрятаться у Наташи можно только на очень короткий срок. Рано или поздно они ее все ж таки вычислят. Когда конкретно? Кто их знает! Все зависит от их рвения и упрямства. Но задел я чекистов, похоже, крепко. Значит, они будут рыть землю… А связать меня с Наташей легче легкого. Слишком во многих местах мы с нею засветились вместе. Она бродила вокруг нашего дурацкого дома на Металлозаводской. Она бывала у меня там в гостях… Наконец, мы с нею летели на одном рейсе до аэропорта Бен-Гурион и обратно, наши кресла в самолете были рядом, авиабилеты туда и назад нам обоим приобретали вместе, в одно и то же время. Так что сообразить, что я могу скрываться у нее, чекисты могут запросто. Одна надежда: сегодня воскресенье, да еще главный христианский праздник, и вдобавок – преддверие долгих майских выходных. Многие службы (я не «гэбуху», конечно, имею в виду) вовсе не работают – или если даже работают, то через пень-колоду.

Если я правильно оцениваю ситуацию, времени на то, чтобы отдышаться дома у Наташи, имеется всего ничего. Наверное, пара-тройка часов. В лучшем случае – половина суток. До вечера.

Но лучше, конечно, съехать из Наташиного дома пораньше. И не только потому, чтобы меня не повязали. Главное – не подставлять ее. Чтобы она не попала ЧК под горячую руку. Пусть спокойно уезжает на дачу под мамино-папино крылышко. А они у нее люди немаленькие, в обиду единственную дочку не дадут».

В уме я наметил себе крайний срок, когда мне следует по-любому испариться из Наташиного дома (и из ее жизни вообще): двенадцать часов дня.

А лучше еще раньше.

Впервые порог Наташиного дома переступил любимый мужчина. Ее мужчина. Всякие-разные Костики, разумеется, не в счет.

Наташе очень хотелось, чтобы он остался у нее. Если не навсегда, то хотя бы на эти праздники. Какое это было бы блаженство: «шнурки» на даче, а они вдвоем в пустой квартире – целых четыре дня напролет! «Леша варил бы мне кофе и утром подавал в постель, а я бы готовила ему еду. Все время что-нибудь вкусненькое. И мы бы никуда не выходили. Все четверо суток! Разговаривали бы. Узнавали больше друг друга. И занимались любовью. Вдвоем, только вдвоем, одни в целом свете…»

Но так, наверное, не получится. Вон какой Алеша сосредоточенный, упрямый. Как сжатая пружина. И думает, похоже, совсем не о любви.

Он не захотел ставить машину в папин гараж. Бросил за пару кварталов от дома. Коротко сказал в ответ на Наташино предложение воспользоваться гаражом: «Мне скоро ехать». Сердце ее сжалось. Хотелось выкрикнуть: «Куда же ты – один, без документов?!» Но она сдержала себя.

Мама будто знала, что Наталья в ее отсутствие кого-то приведет: успела помыть посуду, навела идеальный порядок на кухне, вытерла всюду пыль и даже, кажется, пропылесосила все комнаты. Так что за жилье перед Алешей стыдно не было.

Четыре комнатки – пусть крошечные, но зато четыре. Папин кабинет, мамин кабинет, родительская спальня плюс Наташина комната. Большая прихожая…

Однако Алеша в комнаты не пошел, сразу устремился на кухню. Спросил:

– Кофе у тебя есть?

– Есть. Настоящий – папе из Колумбии друг привез. Сваришь по своему рецепту?

– Спрашиваешь! – слабо улыбнулся Алеша.

– Ты есть хочешь?

Он отрицательно мотнул головой. Его мысли были заняты чем-то посторонним.

– Тогда давай вари.

Наташа показала ему, где кофе, сахар, кофемолка, турка, а сама отправилась в ванную. Надо принять душ и привести себя в порядок после дороги, неизвестности и тягостного ожидания в аэропорту.

Когда она вышла из ванной, в любимом халатике, на столе дымилась турка, полная кофе, по всей квартире расходился терпкий аромат. Стол был сервирован вполне соблазнительно. Алексей, похоже, чувствовал себя на ее кухне как дома. Исходили паром две подогретые в микроволновой печи булки, соблазняли тонко нарезанные сыр и телячья колбаска. «А он вдобавок и хозяйственный», – радостно мелькнуло у Наташи.

Алеша глядел в телевизор. В новостях что-то бубнили о визите президента в Санкт-Петербург, об открытии чемпионата мира по хоккею. Ни слова ни о розыске Данилова, ни о доме на Металлозаводской не говорилось.

– Я у тебя тут похозяйничал немного, – оторвался от экрана Алексей.

– Ну и умник.

Наташа вдохнула запах кофе и блаженно зажмурилась. Пока она принимала душ, ей показалось, что она поняла, что им с Алешей нужно делать.

Может быть, она ошибалась, но твердо решила: ей нельзя расставаться с Алешей. Что бы ни случилось. Она должна быть с ним до конца. Зачем? Отчего? Эти вопросы Наталья себе не задавала… Но когда бы задала, то, наверно, ответила бы: в моих правилах, сказавши «а», говорить «бэ».

И еще – она верила ему. И верила в него.

– Присаживайтесь, сеньорита, – почти весело пригласил Данилов.

– Составьте мне компанию, благородный дон, – церемонно проговорила Наталья.

– Всенепременно и с удовольствием, – ответствовал Алеша.

Со стороны могло бы показаться, что они беззаботно дурачатся, по-молодому шутят, когда бы не мрачное, задумчивое лицо Данилова. Казалось, он говорил через силу, а мысли его витали далеко.

– Алеша, – решилась Наталья после того, как сделала два первых терпких, огненных глотка настоящего колумбийского, божественно приготовленного кофе, – а как тебе удалось бежать?

– Волшебным образом, – усмехнулся он.